Это подскакал всадник на пони. Спешившись и отозвав собак, он протянул Фонси руку и помог встать.
— Не серчай на них, дружище, — улыбнулся он. — Они совсем ещё щенки.
— Щенки? — удивился Фонси, отряхиваясь и утираясь рукавом. — Какие же они будут, когда вырастут?
— Они уже выросли, только ума не набрались, — объяснил приехавший, самый худой хоббит, какого Фонси когда-либо встречал. Однако впечатления заморыша — а Фонси привык связывать худобу с болезнью — он не производил, напротив, был поджар и крепок.
— Сидеть, Заливай! Сидеть, Карай! Сидеть, Покусай! — прикрикнул он на собак и повернулся к Фонси.
— Шенти Северян-Тук, к твоим услугам! Каким ветром тебя занесло сюда, дружище?
— Северян-Тук!? — переспросил Фонси, расплываясь в улыбке. — Это тебя каким ветром занесло сюда, родственник?
— Родственник? — Шенти прищурился. — А по какой ветви?
— Я думаю, — ответил Фонси, — что через моего прапрадеда по отцовской ветви, Исумбраса. А возможно, что и через мою золовку Фиалку Тук.
— А, да ты Тук! Что, из самого Тукборо?
— Из самых Больших Смиалов, — скромно сказал Фонси. — Меня зовут Фонси, я сын Большого Тука.
— Ага! — обрадовался Шенти. — К нам приехал, ширрифом послужить на заставе? Батюшка твой, говорят, у нас служил. Да ты давай, садись на моего пони, а я на Покусае поеду.
Щёлкнув пальцами, Шенти Северян-Тук подозвал собаку и вскочил ей на спину, даже не на спину, а скорее на плечи, держась за ремни, охватывающие грудь пса и скрытые в кудлатой шерсти. Фонси вскочил в опустевшее седло пони, и вскоре ещё более странная ватага резво пробиралась через пустошь.
— Я, к сожалению, не к вам на заставу, — сказал Фонси. — Я у вас хочу только осла прикупить. Я на север еду, в Глухомань, и ещё дальше.
— В Глухомань? А зачем тебе в Глухомань, дружище? Что ты там забыл? Не на что там смотреть в этой Глухомани. Оставайся у нас! Мы собак воспитываем, с разъездами ездим, рубежи оббиваем, чтоб порубеженцы не особенно копошились. У нас весело!
— Надо мне в Глухомань, Шенти. По важному делу.
— Слу-ушай! А давай вместе съездим! Разведочку проведём, посмотрим, чего и как. Я в Глухомани был пару раз — один раз аж до самого Пустограда[10] доехал. Поехали, Фонси, а я тебя заодно с ослом научу обращаться. Осёл — это тебе не пони. С ослом понимать надо. А, вот впереди и застава. Во-он, видишь — вышка показалась. Там сейчас Табби Заступ сидит.
Северная застава представляла собою огромную, безалаберную, огороженную жердями усадьбу: несколько длинных одноярусных домов, сколоченных не слишком ладно, но прочно; деревянная вышка высотой локтей в двадцать[11] — на верху её стояло плетёное кресло, а в нём сидел толстый хоббит с кружкой пива; поодаль же находились нестройно сгрудившиеся сарайчики, конюшни для ослов и пони, а также собачьи будки. Радостный лай собак, свободно гуляющих по двору, приветствовал вновь прибывших.
Хоббиты — все молодые парни возраста Фонси или чуть постарше — сновали туда-сюда, кто вёл на поводке огромную лохматую собаку выше себя ростом (Они называются ку-шет, это порода такая — объяснил Шенти), кто нёс куда-то корзины с едой, кто колол дрова.
— Эй, Шельмец, привет, что так скоро? — Табби Заступ помахал с вышки рукой.
— Тебя не спросил! — Шенти соскочил с собачьей спины и грубовато-ласково потрепал Покусая по шее. — Фонси! Пошли, я тебя с нашим старшиной познакомлю.
— Погоди, — сказал Фонси, недоверчиво присматриваясь к новому знакомому. — Ты что, и есть Шельмец Северян-Тук?
— Оллишантер Северян-Тук, по прозвищу Шельмец — к твоим услугам, мастер Тук! — Шенти изящно поклонился. — Я гляжу, ты про меня наслышан?!
— Да про тебя все хорошо наслышаны, уж в Тукборо так всяко. Как кто кому хряка в нору запустит, или там козла в огород — все сразу поминают Шельмеца Северян- Тука. Ты же просто легенда! Так как ты сюда-то попал?
— Да надоели они мне все, — отмахнулся Шенти. — Батюшка что ни день, то выговаривает мне с утра до ночи, матушка чуть что, так в слёзы. Дядюшка проходу не даёт, всё бурчит, как я род позорю. А тут женить меня надумали, чтобы остепенился. Ну я собрался по-быстренькому и сюда, на заставу. Славно здесь! А ты-то как?
— Да в общем, почти так же, как и ты, — Фонси улыбнулся. — Батюшка меня задумал женить, и у меня тут же образовались срочные дела в Глухомани.
— Ну, с Глухоманью-то — это перебор, дорогой родственник, это перебор. Оставайся у нас.
...Поживи у нас, Тук, хоть пару дней! — раскрывая для убедительности широкие объятья, говорил рыжий и длиннорукий Бонго Бигмеус, старшина Северной заставы. — У меня два ширрифа в Хоббитон поехали, на ярмарку, а у нас вчера у главного склада потолок обвалился, чинить некому! Помог бы, а, Тук? Ты ж, говорят, строитель!Хорошо, Бонго, останусь ненадолго. Мастерок, лопата, вёдра у вас имеются?
— Есть, всё есть! — Бонго схватил Фонси за руку обеими рыжеволосыми и веснушчатыми лапищами и долго тряс. — Всё будет! Вот спасибо!Так, — сказал Фонси, изучив потолок склада, — тащите лестницу и намешайте мне ведро глины. Лучше нового сделаю.
Бонго только мотнул головой, и два прытких молодых ширрифа умчались прочь.
— У нас ещё много чего поправить надо, — задумчиво проговорил старшина ширрифов, — а то нас Шир совсем позабросил. Раньше четыре заставы было, а сейчас кто остался? Мы, да с южной границы ребята. У них там аж две заставы.
— На юге, говорят, и поопаснее, — пожал плечами Фонси, — там разбойники. А здесь у вас вроде тихо.
— Это сейчас тихо, — возразил Бонго, — а в старые времена и разбойники из Глухомани налетали, и даже орки вторгались. Ваш же с Шельмецом предок с ними и воевал.
— Ну да, — кивнул Фонси, — Бандобрас Тук.
Вернувшиеся ширрифы поставили на пол ведро с мокрой глиной. Бонго перехватил у них лестницу и прислонил к стене.
— Нынче-то уж орки не нападают, — сказал Бонго, придерживая лестницу, чтобы Фонси было удобнее забраться, — гномы постарались, спасибо им, бородачам, за это. А разбойников повывели Разъезжие.
— Разъезжие? Что-то я про них слышал... они с севера меха привозят?
— Разъезжие Стражи, они вроде ширрифов, только в Глухомани. Они разъезжают по всему северу, за порядком следят. И привозят сюда на продажу меха и прочие всякие товары.
— Так от кого тогда Шир-то охранять, — спросил Фонси, заглаживая потолок мастерком, — если там Разъезжие?
— Вот нету в тебе размаха мысли, Тук, — посетовал Бонго, — а вдруг Разъезжие куда-нибудь на войну разъедутся? А если орков придёт много, и не с какой-то там горы Грэм, а из самого Гундабада?
— Ангбанда, — поправил Фонси и невольно огляделся вокруг, ища, где север.
— Вот именно, — согласился Бонго, — так что нужно быть всегда начеку и все постройки держать в целости. А у нас ещё сарай покосился, и угол в норе осыпался. И две подпорки ещё заменить надо. Поможешь, Тук? А я отдарюсь. Тебе что нужно?
— Мне бы ослика, — сказал Фонси, спускаясь с лестницы, — и батог покрепче. Мне же в Глухомань ехать.
— Будет, будет! — закивал Бонго. — Батог я тебе свой отдам, хороший, окованный. Тебе понравится. Ты вроде на прошлой ярмарке в Хоббитоне победителем вышел?
— Не я, — улыбнулся Фонси, — братец Сумбо. Я третье место занял. А вот на позапрошлой ярмарке — это я.
— Вот и молодец, — старшина похлопал Фонси по плечу, — пошли, я тебе сарай покажу.
...На третье утро Фонси проснулся в отведённой ему клетушке, умылся и вышел к завтраку в общую столовую. Там, как обычно, стоял шум и гам, в котором, впрочем, ему сразу удалось различить многократно повторённое «Фонси Тук».
Фонси остановился и прислушался.
— Значит, значит так! — захлёбываясь, вещал какой-то незнакомый Фонси молодой ширриф, верно, из тех, кто ездил в Хоббитон на ярмарку. — Подходит это Фонси Тук (говорил он так быстро, что у него получалось «фонситук»), подходит это, значит, Фонситук к воротам, весь в чешуйчатой кольчуге, в шлеме, с мечом, со щитом — подходит к воротам, стучит и говорит: «а не отдадите мне Линду, я её силой заберу».