— Обычного короля, стародавнего, — ответила Хавага, — ты что, недомерок, совсем ничего не знаешь? Король раньше был в Кардуне, Гундабадом правил, равнинными правил, всем Севером правил. При короле порядок был.

— А потом что? — спросил Фонси, подозревая, что ответ на этот вопрос он знает.

— Сгинул невесть куда, — пожала плечами старая орчица, — с таркърами да эльфами воевал да и сгинул. Давно, эти времена только Гългар и помнит, да ещё два-три старика, я и то позже родилась.

Фонси присел к столу и запустил ложку в горшок.

— А ты, тётушка Хавага, поешь со мной? — спросил хоббит, хотя назвать морщинистую, клыкастую, раскосую старуху тёткой язык у него едва повернулся.

— Поем-поем, — согласилась орчица, — а ты, я погляжу, не совсем короля забыл, знаешь, что едой делиться надо. Только смотри — с тобой право гостя не работает, тебя в бесчувствии принесли.

Протянув худую жилистую руку с длинными желтоватыми ногтями, Хавага вытащила из горшка кусок мяса, отправила в рот, облизала пальцы и потянулась за следующим. Настроение вкусно покушать у Фонси от этого зрелища поуменьшилось, но он всё равно принялся за еду, стараясь только выбирать куски, до которых Хавага не дотрагивалась.

— Трое их было, — вдруг заговорила старуха, словно припомнив что-то. — Гългар, Хийси да Зарбаг, боевые стаи водили для короля. Как король-то сгинул, Гългар в Гундабад вернулся, Зарбаг на юг подался, а Хийси вокруг гулять остался.

— Хийси я видел, — сказал Фонси, — Гългара тоже. А где Зарбаг живёт?

— Помер Зарбаг давно, — вздохнула Хавага, ковыряя ногтем в зубах, — и сын его, говорят, помер, и внук. А правнук Зарбагов, Азог, в большой пещере на юге правил, пока гномы ему башку не оттяпали. У Азога шестеро сыновей было, четверо на войне погибли, а двое остались — Болг да Вергъл. Вергъл остатками Азогова народа на юге правит, а Болг тут, в Гундабаде живёт, у Гългара нашего помощником да советником.

— А скажи-ка мне, тётка Хавага, зачем меня-то сюда притащили, — вкрадчиво осведомился Фонси, — и зачем Болгу показывали?

— А это, недомерок, не моего ума дело, — хохотнула старуха, — да и не твоего. Гългар коли захочет, так сам расскажет. Он тобой, недомерком, жутко доволен, даже подрался сегодня утром. А я пойду, заболталась тут с тобой.

— А выйти на город посмотреть мне можно будет? — спросил хоббит. — Когда сил прибавится?

— А вот этого-то никак нельзя, — покачала головой старуха. — Здесь у Гългара самые заветные вещи хранятся, сюда никому, кроме меня да Кзага с Кончагом, ходу нет. Ты, недомерок, тоже вещь заветная, тебя Гългар никому показывать не хочет. Так что ты здесь сиди. Лечись.

Фонси лечился. Лечиться приходилось в основном от скуки. За три дня хоббит научился читать на северном наречии по одной из книг Гългара — это было описание какой-то сложной мельницы, непонятно для чего предназначенной. Хавага раздобыла Фонси чернил, и он написал несколько писем Лилии и родным. Если письма попадут в Кардун, рассудил Фонси, Сосрыква найдёт способ переправить их оттуда в Шир.

Гългар пришёл на четвёртый день, неся под мышкой тяжёлый свёрток. Положив его на одну из полок, старый орк обернулся к Фонси.

— Я смотрю, Хильдифонс, ты совсем здесь прижился. Хавага говорила, ты и читать выучился по-нашему. Это хорошо.

Он сел в кресло и, как и в первый свой приход, кивнул Фонси на стул, приглашая хоббита сесть рядом.

— Скажи мне, Хильдифонс, чего ты хочешь в жизни? — спросил гундабадский владыка. — Ты много путешествовал, много повидал, добрался до самого Гундабада, и что ты думаешь делать теперь?

— Домой хочу, — сказал Фонси. — Обратно домой. Если я уже послужил тебе, твоё гундабадское величество, отчего бы тебе не отпустить меня со следующим обозом, что уйдёт в Кардун?

— Расскажи мне про дом, — попросил Гългар, — на что он похож? Расскажи мне о своём народе. Когда-то давно я слышал, что бывают полурослые люди, но ничего о них не знаю. Вот, скажем, Геронтий, твой отец — кто он такой?

Фонси глубоко вздохнул.

— Отец мой, Геронтий Тук — ширский тэн...

Уже давно стемнело, а Фонси всё говорил и говорил. Хавага принесла им с Гългаром по кружке какого-то горячего отвара и по куску жёсткого сыра, а Фонси продолжал говорить. Орчий вождь слушал внимательно и сочувственно, задавая умные вопросы, когда чего-то не понимал. Как давно не встречал Фонси такого отличного собеседника и слушателя!

— Мне было очень приятно поговорить с тобой, Хильдифонс, — прогудел Гългар, поднимаясь. — Я скоро приду опять, и мы поговорим ещё. Я обдумаю, как тебе лучше вернуться домой, а ты обдумай, о чём бы ты хотел расспросить меня.

Когда Гългар ушёл, хоббита одолело любопытство. Подвинув стул к полкам, он взялся за принесённый орком плоский свёрток и чуть не выронил его — тяжеленный. Когда Фонси развернул грубое сукно, под ним сверкнуло что-то жёлтое, с красноватым отливом. На столе перед хоббитом лежала большая — где-то локоть в ширину и полтора в длину — золотая плашка[37] с вырезанными на ней словами. Подвинув свечу поближе к плашке, Фонси прочитал на ней:

— Любопытно, — сказал Фонси, прочитав надпись на таблице, — кого это он посылает в Ривенделл? И зачем?

Хоббит завернул золотую плашку в сукно и с трудом положил её обратно на полку. Имя Смог казалось ему знакомым — не то от Дори, Нори и Ори он его слышал, не то от Кзага с Кончагом. Судя по надписи, Смог был кем-то летающим и неприятным.

— Лети себе, Смог, лети в Ривенделл, — разрешил хоббит, — ужо тебе Элрохир стрелу в пузо-то засадит.

Гългар назавтра не пришёл — заходила Хавага принести еды и сказала, что он занят. А на следующее утро Фонси понял, что очень соскучился по старому орку.

От безделья хоббит прочитал ещё пару книг с Гългаровой полки: одну про то, как варить плесень и толочь поганки, а другую про приключения какого-то великого орка в стародавние времена. А ближе к вечеру решил посмотреть, что в горшке, прикрытом тряпкой, на столе у Гългара.

Горшок оказался вовсе не горшком, а большим, с голову, шаром из тёмного, до блеска лощёного непрозрачного стекла. Шар радовал глаз — как будто сидишь у очага и глядишь на пламя, хотя внутри стекла ничего не шевелилось, только отражалась комната и сам Фонси — смешной, с выпяченным вперёд носом, покатым лбом и скошенным подбородком.

— Ну чего? — спросил Фонси у отражения. — Что делать-то будем?

Отражение невесело молчало, и вид у него был глупый-преглупый.

— Когда наступит весна, попрошу Гългара отправить меня с какими-нибудь торговцами в Кардун, — сказал отражению Фонси, — вот только в Кардуне придётся ждать первого льда, чтобы пойти на юг. Ничего, пойду к Сосрыкве в помощники, он звал, и лето проведу на Севере. А по первому льду доберусь до стародавнего сми- ала и там перезимую; там, если припасы с собой иметь, можно неплохо жить. А потом — дальше на юг, до тех мест, где кочуют Разъезжие. Уж они-то меня в Шир довезут мигом. Всё будет отлично. Что ты нос повесил, дурень? Улыбнись!

Но отражение не повеселело. Оно, несмотря на глупый вид, всё знало и понимало не хуже Фонси. Понимало, что по дороге на север Фонси несколько раз чудом оставался в живых, и повернись всё хоть чуточку не так — быть бы ему в самом лучшем случае рабом в Кардуне или тут же в Гундабаде, а скорее всего — просто сложить косточки где-нибудь в неведомом овраге или болоте. И что надеяться на подобные чудеса на обратном пути просто глупо.

— А может, меня в Шире уже и не ждёт никто, — сообщил Фонси отражению, изо всех сил стараясь не вспоминать о Лилии, чтобы не заплакать, покачал головой, вздохнул и добавил, — да нет, не верю я, что никто не ждёт, так просто легче себя уговорить не возвращаться. Э-эх... ещё бы хоть когда-нибудь посмотреть на Шир...