И вдруг разбойник совершил нечто поразительное. Прижавшись губами к уху Грейс, он прошептал:
– Мадам не следовало этого делать. – Его голос звучал… ласково, едва ли не сочувственно, и немного строго, словно грабитель не одобрял обращения герцогини с компаньонкой. – Я не привык силой удерживать женщин, – шепнул он. – Обычно я предпочитаю близость другого рода, а вы?
Грейс не ответила. Она боялась, что лишилась голоса.
– Я не причиню вам зла, – пообещал разбойник, касаясь губами ее уха. Грейс перевела взгляд на оружие в его руке. Зловещий, устрашающий пистолет прижимался к ее бедру. – У каждого из нас своя броня, – заметил грабитель и вдруг неожиданно взял Грейс за подбородок. Медленно и нежно он обвел пальцем контур ее губ, а потом наклонился и поцеловал ее. Грейс потрясенно застыла, не в силах пошевелиться. Разбойник выпрямился и с улыбкой добавил: – Как быстротечно, вот жалость. – Он отступил на шаг, взял руку Грейс и поднес к губам. – Возможно, в следующий раз, – шепнул он.
Он так и не позволил Грейс отнять руку и, даже когда герцогиня вернулась, продолжал сжимать ее пальцы, нежно поглаживая кожу.
Он пытается ее соблазнить! Грейс едва дышала, не в силах собрать разбегающиеся мысли, но это она отлично поняла. Через несколько минут их пути разойдутся, незнакомец всего лишь поцеловал ее, но поцелуй навсегда изменил ее жизнь. Теперь Грейс Эверсли уже не будет прежней.
Герцогиня подошла ближе. Если ее и встревожило, что грабитель поглаживает руку ее компаньонки, то она ничем этого не показала.
– Пожалуйста, – взмолилась она, протягивая разбойнику какой-то маленький предмет. – Пожалуйста, возьмите это.
Грабитель неохотно выпустил пальцы пленницы и вытянул вперед руку. Грейс с изумлением поняла, что герцогиня держит миниатюру, портрет своего второго сына, давно умершего.
Девушка хорошо знала эту вещицу, вдова никогда не разлучалась с ней.
– Вам знаком этот человек? – взволнованно прошептала герцогиня.
Разбойник бросил взгляд на крохотное изображение и покачал головой.
– Посмотрите внимательнее.
Но незнакомец лишь снова мотнул головой.
– Может, эта штука чего-то стоит? – проворчал один из разбойников.
Вожак пристально посмотрел в лицо герцогине.
– Эта вещь никогда не будет для меня такой же драгоценной, как для вас.
– Нет! – вскричала старуха, пытаясь вложить миниатюру ему в ладонь. – Вглядитесь, заклинаю вас. Посмотрите на глаза, на подбородок, на рот. Это ваши черты.
Грейс испуганно затаила дыхание.
– Мне очень жаль, – мягко возразил грабитель. – Вы ошиблись.
Однако герцогиня не собиралась сдаваться.
– У вас тот же голос, – настаивала она. – Те же манеры, то же остроумие. Мне знаком этот тон, эти жесты. Мне ли не знать, ведь на медальоне изображен мой сын. Мой сын.
– Мадам, – вмешалась Грейс, заботливо обнимая герцогиню. Обычно ее светлость не позволяла подобных вольностей, но сейчас с ней творилось нечто невообразимое. – Мадам, уже темно. А этот человек в маске. Он не может быть вашим сыном.
– Разумеется, не может! – раздраженно рявкнула старуха, яростно отталкивая Грейс и бросаясь вперед.
Мужчины тотчас вскинули оружие, и Грейс похолодела от ужаса.
– Не смейте ее трогать! – крикнула она, но в этом не было нужды. Герцогиня уже схватила разбойника за руку и сжала с отчаянием и мольбой, словно он был ее единственной надеждой на спасение.
– Это мой сын, – пролепетала она, трясущимися пальцами сжимая миниатюру. – Его звали Джон Кавендиш, он умер двадцать девять лет назад. У него были каштановые волосы, голубые глаза и родимое пятно на плече. – Она судорожно глотнула, голос ее упал до шепота. – Он обожал музыку и не переносил клубники. А еще он мог… мог… – Голос ее сорвался, но никто не произнес ни слова. В воздухе повисла напряженная тишина, все взгляды были прикованы к старухе. И наконец она заговорила, тихо, чуть слышно: – Он мог заставить смеяться кого угодно. – Будто ища подтверждения своим словам, она неожиданно повернулась к Грейс и добавила: – Даже меня.
Время словно замерло. Тишина сгустилась, тяжелая и зловещая. Грейс почудилось, что все вокруг затаили дыхание.
Она посмотрела на вожака разбойников, на его выразительный, дьявольски соблазнительный рот и поняла, что здесь что-то не так. Его губы приоткрылись и, что самое примечательное, застыли. Впервые этот подвижный, живой рот казался вялым и оцепенелым. В серебристом свете луны краски расплывались, однако Грейс готова была поклясться, что грабитель побледнел.
– Если это что-то для вас значит, – со спокойной решимостью произнесла герцогиня, – вы можете найти меня в замке Белгрейв. Я буду ждать.
Затем она отвернулась (согбенная, дрожащая, совершенно не похожая на вдовствующую герцогиню Уиндем, которую так хорошо знала Грейс) и, сжимая в руке миниатюру, взобралась в карету. Компаньонка замерла, не представляя, как поступить. Как ни странно, она больше не ощущала опасности, хотя три пистолета по-прежнему были нацелены на нее, а четвертый, принадлежавший разбойнику, ее разбойнику, смотрел в землю – державшая его рука безвольно повисла. Однако грабителям удалось заполучить всего одно кольцо – не слишком-то щедрая добыча для банды отпетых головорезов, – и Грейс не была уверена, что может вернуться в карету без разрешения. Она нерешительно откашлялась.
– Сэр… – начала она, не зная, как следует обращаться к разбойнику.
– Я не ношу имя Кавендиш, – произнес тот так тихо, что его могла расслышать одна лишь Грейс. – Хотя когда-то носил.
Грейс изумленно раскрыла рот, но в следующее мгновение незнакомец в маске одним быстрым движением вспрыгнул в седло и, прежде чем пришпорить лошадь, отрывисто бросил:
– Здесь нам больше делать нечего.
Грейс осталась стоять, потерянно глядя в спину удаляющемуся всаднику.
Глава 2
Несколько часов спустя Грейс сидела на стуле в коридоре возле двери, ведущей в спальню герцогини. Измученная, чуть живая, она мечтала лишь о том, чтобы доползти до постели, хотя и знала, что, несмотря на усталость, будет до утра ворочаться без сна. Герцогиня, сама не своя после пережитого приключения, то и дело дергала за шнур звонка, вызывая компаньонку, и Грейс, оставив надежду добраться до кровати, поставила стул в коридоре. За минувший час она успела принести лежавшей в постели госпоже пачку писем, спрятанных на дне запертого ящика комода, стакан теплого молока, бокал бренди, еще одну миниатюру с изображением давно умершего сына герцогини Джона, носовой платок, определенно представлявший какую-то сентиментальную ценность, и второй бокал с бренди взамен первого, который старуха смахнула с подноса, когда нетерпеливо отсылала Грейс за платком.
Прошло минут десять с того момента, как герцогиня звонила последний раз. Десять минут Грейс сидела на стуле, ждала и думала, думала…
Думала о разбойнике. О его поцелуе. И о Томасе, герцоге Уиндеме, которого считала другом.
О покойном среднем сыне герцогини и о человеке в маске, с пренебрежением отмахнувшемся от своего сходства с Кавендишем и от своего имени.
Имя. Грейс тяжело вздохнула. Его имя.
Господь всемогущий, она так и не рассказала герцогине о последних словах разбойника! Оцепенев, она стояла посреди дороги и смотрела, как в серебристом свете луны тает силуэт грабителя. А потом, когда способность переставлять ноги вернулась к ней, пришло время позаботиться о возвращении домой. Прежде всего следовало развязать лакея и привести в чувство кучера. Что же до герцогини, то происшествие вконец ее доконало: старуха не произнесла ни слова жалобы, даже когда Грейс усадила раненого кучера в карету напротив нее.
Заняв место на козлах рядом с лакеем, Грейс сама взяла в руки вожжи и погнала лошадей к дому. Прежде ей не приходилось выступать в роли возницы, и все же с грехом пополам она справилась.
Пришлось справиться. У нее не было другого выхода. Кто-то же должен был управлять лошадьми. К тому же в умении справляться, преодолевать и осиливать ей не было равных.