Грейс снова фыркнула, давясь от смеха.

– У вас что-то с горлом? – осведомился Джек самым невинным тоном.

Грейс тотчас приняла серьезный вид.

– Насколько я знаю, отделкой этой гардеробной занималась прабабушка нынешнего герцога.

– Да, уж точно не герцогиня, – весело отозвался Джек. – Я сразу догадался. Она не похожа на любительницу херувимов и иных крылатых созданий.

Картинка, тотчас возникшая в воображении Грейс, была до того комична, что она не удержалась от смеха.

– Ну наконец-то! – воскликнул мистер Одли и добавил в ответ на любопытный взгляд Грейс: – А я уж думал, что вы снова поперхнулись.

– Кажется, к вам тоже вернулось хорошее настроение, – заметила Грейс.

– Для этого достаточно было избавиться от общества герцогини.

– Но вы познакомились с ней только вчера. Наверняка у вас и раньше случались неприятности.

Джек сверкнул ослепительной улыбкой:

– Я был безмятежно счастлив с самого первого дня, как только появился на свет.

– Идемте же, мистер Одли.

– Я никогда не поддаюсь дурному настроению.

Грейс изумленно подняла брови.

– Так оно у вас бывает?

– Еще бы, – рассмеялся Джек.

Весело переговариваясь, они перешли в заднюю часть замка. Джек то и дело подступал к Грейс с расспросами, куда же они идут.

– Я вам не скажу, – отвечала Грейс, охваченная волнующим, восхитительным предвкушением чуда. – Словами этого не передать.

– Э-э… еще одна гостиная?

Для кого-то другого – возможно, но только не для нее. Грейс эта комната казалась волшебной.

– А кстати, сколько здесь гостиных? – поинтересовался Джек.

Грейс задумалась.

– Я точно не знаю. Герцогиня предпочитает пользоваться только тремя, поэтому мы редко заходим в остальные.

– Так они покрыты пылью и плесенью?

– Нет, в них убирают каждый день, – улыбнулась Грейс.

– Ну конечно. – Мистер Одли огляделся, и Грейс поймала себя на мысли, что величие замка нисколько не пугает его, а скорее… забавляет.

Он рассматривал роскошные интерьеры с недоверчивой усмешкой, словно раздумывал, нельзя ли обменять все это великолепие на более скромное жилище, как если бы его похитила другая герцогиня, из замка поменьше.

– О чем задумались, мисс Эверсли? Как говорится, готов выложить пенни за ваши мысли, – заявил Джек. – Хотя, уверен, они стоят целого фунта.

– Куда дороже, – бросила через плечо Грейс. Легкомысленное настроение мистера Одли оказалось заразительным, и ей вдруг захотелось пококетничать. Чувство было незнакомым. Незнакомым и восхитительным.

Джек шутливо поднял руки вверх:

– Сдаюсь. Цена слишком высока, а я всего лишь бедный разбойник.

Грейс лукаво склонила голову набок.

– Так, значит, вы неудачливый грабитель?

– Туше, – признал Джек, – но увы, вы ошибаетесь. Я достиг блистательных успехов. Жизнь вора как нельзя лучше позволяет раскрыться моим талантам.

– Таланту наставлять пистолет на дам и срывать у них с шеи ожерелья?

– Дамы сами вручают мне ожерелья, поддавшись моим чарам. – Джек укоризненно покачал головой, искусно изображая обиду. – Признайте, разница велика.

– Пожалуй.

– Мне удалось очаровать даже вас. Грейс вспыхнула от негодования.

– Неправда.

Джек подскочил к ней и, прежде чем она успела отшатнуться, схватил ее руку и поднес к губам.

– Вспомните ту ночь, мисс Эверсли. Светила луна, дул легкий ветерок.

– Никакого ветра не было.

– Вы портите мои воспоминания, – проворчал он.

– Но ветра не было, – не сдавалась Грейс. – Это все ваши романтические фантазии.

– И вам хватает жестокости меня упрекать? – с озорной улыбкой парировал Джек ее выпад. – Я никогда не знаю заранее, кто скрывается в карете. Большей частью приходится иметь дело со старыми развалинами, страдающими одышкой.

Первым побуждением Грейс было спросить, к кому относится эпитет «развалина» – к мужчинам или к женщинам, но подобный вопрос мог подстегнуть его к более решительным действиям, и она предпочла промолчать. Вдобавок Джек все еще держал ее за руку, нежно поглаживая пальцем ладонь, и это вкрадчивое, ленивое движение лишило Грейс остатков воли, она не в силах была придумать остроумный ответ.

– Куда вы ведете меня, мисс Эверсли? – тихо прошептал Джек, касаясь губами ее руки.

Он снова поцеловал ей руку, и по телу Грейс пробежала дрожь.

– Это здесь, за углом, – чуть слышно пролепетала она. Голос отказывался ей повиноваться. Она задыхалась.

Джек выпрямился, но не выпустил ее руку.

– Ведите меня, мисс Эверсли.

Она повиновалась, мягко потянув Джека за собой в боковой коридор, к своей любимой комнате. Для остальных обитателей замка это была всего лишь нарядная гостиная, отделанная в кремовых и золотых тонах с редкими вкраплениями нежнейшего бледно-зеленого, цвета молодой мяты. Но Грейс, из-за каприза герцогини вынужденная вставать чуть свет, вошла сюда однажды рано утром, когда восходящее солнце висело низко над землей.

Воздух, пронизанный золотистыми рассветными лучами, потоками вливался в высокие окна, безымянная гостиная сверкала и искрилась мириадами солнечных брызг. Стоило солнцу подняться выше, и чары рассеивались, оставалось лишь пышное убранство, роскошный дворцовый интерьер, но в драгоценные ранние часы, когда за окном слышались нежные трели жаворонков, здесь царило волшебство.

А если мистер Одли не увидит чуда… Что тогда?

Трудно сказать, что это означало бы, но Грейс, несомненно, испытала бы разочарование. Чудесная комната. Маленькая тайна, значимая лишь для нее одной, и все же…

Ей хотелось показать Джеку гостиную. Сказочную игру утреннего света в той единственной комнате, которую Грейс воображала почти своей.

– Вот мы и пришли, – проговорила она, взволнованно переводя дыхание. Сквозь открытую дверь гостиной в коридор струился свет, оставляя сверкающий след на гладком паркете. В золотистых лучах можно было отчетливо разглядеть танцующие в воздухе пылинки.

– Это какая-нибудь тайная молельня? – усмехнулся Джек, поддразнивая Грейс. – Или экзотический зверинец?

– Это было бы слишком банально. Только закройте глаза. Вы должны увидеть все сразу.

Он взял ее ладони в свои и прижал к глазам. Теперь Грейс стояла пугающе близко от него, смущенная, с поднятыми вверх руками. Корсаж ее платья почти соприкасался с сукном его безупречно элегантного сюртука. Всего одно неуловимое движение, и она оказалась бы в его объятиях. Ей стоило лишь слегка качнуться вперед и прильнуть к его груди или обвить руками его шею, зажмуриться и запрокинуть голову. Тогда Джек поцеловал бы ее, заставив забыть обо всем, кроме этого головокружительного, пьянящего чувства.

Ей хотелось обнять его, раствориться в нем, стать частью его самого, и что самое странное – здесь, рядом с тайной комнатой, в золотом сиянии солнца это казалось самой естественной вещью на свете.

Но глаза Джека были закрыты, и часть волшебства ускользала, терялась. Наверняка так и было, ведь если бы в это мгновение он испытывал то же, что и Грейс, если бы он видел, что с ней творится, он никогда не произнес бы своим звучным, полным очарования голосом:

– Мы уже пришли?

– Почти, – прошептала Грейс.

Ей бы следовало радоваться, что колдовство развеялось, и благодарить провидение, что не успела совершить то, о чем потом сожалела бы. Но Грейс лишь разочарованно вздохнула. Она чувствовала себя обделенной. Ей не хватало именно сожалений… Грейс нестерпимо хотелось сделать что-нибудь, чего не следовало бы делать, чтобы потом лежать в постели без сна и вспоминать, пылая от стыда, свой ужасный поступок.

Однако ей не хватило храбрости совершить грехопадение. Она молча подвела мистера Одли к открытой двери и тихо произнесла:

– Это здесь.

Джек открыл глаза, и у него перехватило дыхание.

– Никто не приходит сюда, кроме меня, – прошептала Грейс. – Не знаю почему.

Здесь владычествовал свет. Солнечные лучи, словно расплавленное золото, лились сквозь неровные стекла старинных окон и золотой пылью дрожали в воздухе…