- А вы какими судьбами, Максим Иваныч? – елейно пропела Катя.

- По своим надобностям, Катерина Петровна. Заодно вот решил и вас проведать.

Зина приложила к месту укола спиртовую салфетку, подхватила лоток и пошла к двери. Я натянула трусы, повернулась, свекольно краснея, и буркнула:

- Здрасьте!

В джинсах и черной обтягивающей футболке с изображением опасно оскалившегося волка Максим выглядел… Ну да, Катя была права насчет птичек-бабочек. Точно не как хирург. У меня аж мурашки по спине пробежали. Он подошел к Людмиле, поговорил с ней, потом с Катей, наконец добрался до меня.

- Ну, как у нас дела, Нина Львовна? – спросил он, осторожно сняв повязку с моего шва на руке. – Слышал, вас завтра выписывают?

- Если анализы будут нормальные, - пробормотала я.

- Шов чистый, отек спал, так что, думаю, нормальные и будут, - он прилепил марлевую салфетку обратно. – Голова как?

- Лучше.

- Бандаж на ребра, смотрю, вам не купили. Ну и ладно. Повязку в воскресенье можете уже снять. Но постарайтесь без резких движений. В общем, всего вам доброго, Нина Львовна. Осторожнее за рулем. А с вами, девушки, до понедельника, - он подошел к дверям и остановился. – И не курите! Слышите, Нина Львовна? – он подмигнул мне и вышел.

- Нинка, он на тебя запал! – взвизгнула Катя. – Специально пришел, потому что тебя выписывают завтра.

- Да ладно тебе, - я снова покраснела, как девочка. – Сказал же, что по своим делам.

- Раньше у него никогда никаких своих дел не было между дежурствами. Я здесь уже месяц, Люда еще больше. Слух, бросай своего Герку срочно, хватай Фокина, пока не сорвался.

Минут пятнадцать мы обсуждали, глупо хихикая, стоит ли мне перекраситься из шатенки в блондинку и похудеть килограммов на десять, чтобы отбить Максима у его «двух метров сухостоя». На самом-то деле я вовсе не была толстой, сорок четвертый размер при среднем росте, но описание Зины предполагало нечто модельных параметров.

Все это напоминало забавы младших школьниц. Классе в третьем у нас большой популярностью пользовалась сложенная из бумаги фиговина, на сторонах которой были написаны имена мальчишек.

«Скажи число».

«Три».

Три сгибания-разгибания – и вуаля:

«Тебя любит Вова. Еще скажи».

«Пять».

Пять сгибаний-разгибаний:

«Ты снишься Саше».

Смех, бурное веселье.

- Нет, девочки, - тяжело вздохнула я. – Это безнадежно. Ничего не выйдет. Я подслушала зимой, он ей звонил и называл Зайкой. Это любовь!

- Пипец! – с серьезной миной согласилась Катя. – А тебя твой Герочка называет Жабой. Я тоже подслушала.

Я зажмурилась и заскулила по-щенячьи.

Жаба вызывала недоумение у всех, кто слышал это прозвище. На самом-то деле оно не предназначалось для посторонних ушей, но Герман не всегда обращал внимание на то, что мы не одни. Когда-то у меня был такой ник в Живом Журнале – zhabba. И курящая – опять же! - жаба на аватарке. Хотя сама я никогда не курила и даже не пробовала. Лягушки и жабы с детства были моей нежной любовью, одно время я даже коллекционировала игрушечных. А когда смигрировала из ЖЖ на Фейсбук, ник остался в качестве некого интимного домашнего имени.

- Ты представляешь, что было бы, если б Фокин был здесь, Зинка делала бы тебе укол, и тут принесло бы твоего коханого? – давясь от смеха, спросила Катя. – Ты с голой жопой – и доктор! Один раз случайность, два – уже тенденция.

В этот момент раздался стук, дверь открылась, и вошел Герман. Людмила и Катя зарыдали от смеха, а я изо всех сил прикусила губу, чтобы не присоединиться к ним. Герман, разумеется, сообразил, что банкет в его честь, и поздоровался более чем сухо.

- Ну, рассказывай, - потребовала я после поцелуя с последующей выгрузкой на тумбочку творога («Тебе нужен кальций!») и огромного имеретинского хачапури из нашей любимой харчевни «Хачапури и вино».

- Все сложно, - вздохнул Герман.

- Это я и без тебя знаю.

- Предварительно обоюдка.

- Так это же хорошо! – обрадовалась я.

- Это было бы хорошо, если б ты не убила зимой свой бонус-малус. Хоть какая-то польза. А так… ничего особо радостного. И очень-очень долго. Обоюдка пока только на словах. Постановления нет. Сначала ты и тот крендель пройдете… черт, вылетело из головы, как это называется. В общем, медкомиссию на определение вреда здоровья. Платно – быстро. Или ждать, когда направят бесплатно, по очереди. Если кому-то из вас напишут хотя бы легкий вред здоровью… а тебе, скорее всего, напишут… тогда дело пойдет в суд.

- Если не ошибаюсь, за вред можно попасть до двух лет лишения прав.

- Да. Ему, а не мне. Его-то порезы и ушибы на вред никак не потянут. И можно подать против него иск на возмещение ущерба здоровью. Из его кармана, потому что страховки у него нет.

- Ой, блииин! – застонала я. – Сколько гемору-то! Но это ладно, а конкретно по Жорику?

- А что по Жорику? Ты будешь ждать всех этих судебных валяний? Нин, сколько на самом деле гемору – ты не представляешь. Добиться от страховой чего-то при обоюдке! Тоже только через суд. Это если у второго участника ДТП страховка есть. А у него нет. Так что тут только два варианта. Или мы чинимся за свой счет, или…

- Я поняла, можешь не продолжать. Значит, будем чиниться за свой счет. Прямо сейчас.

Герман вздохнул тяжело, закатив глаза к потолку, но от комментариев воздержался.

- Кстати, есть еще один вариант развития событий, - он отломил уголок хачапури и засунул в рот. – Гайцы будут всячески это дело затягивать, а через полгода выйдет срок производства. И все. Никто никому никуда ничего. И это, заметь, самый вероятный вариант.

- Кстати, меня завтра, скорее всего, выпишут, - я тоже отломала уголок хачапури. – Если все в порядке будет. К обеду. Приедешь за мной?

- Позвонишь – приеду.

Наверно, я ожидала больше радости в его словах, но… как говорится, что выросло, то выросло.

16 июня

Герман опаздывал всегда и везде. Некритично, минут на десять-пятнадцать, редко больше – как на ту вечеринку, с которой начались наши отношения за рамками Интернета. Меня это страшно бесило, поскольку я была болезненно, маниакально пунктуальна. Иногда себе во вред – приходила раньше, чтобы точно не опоздать, и ждала того, кто… задерживался. Вообще я давно поняла, что люди делятся на ждунов и опоздунов. Одни ждут. Другие заставляют себя ждать. Не из вредности или наплевательского отношения. Просто искренне не понимают, в чем проблема. Если одни пропускают время через себя, другие его не замечают.

К одиннадцати результаты анализов были готовы, и Ольга Андреевна подтвердила: я могу ехать домой. Выписные документы мне пообещали сделать через час, и я позвонила Герману: беги бегом. От нас до Академии было недалеко, что пешком, что общественным транспортом – примерно полчаса. Зная Германа, можно было не сомневаться: часа ему будет в самый раз. Однако, к моему величайшему удивлению, он появился минут через сорок. То есть сразу же после звонка подорвался и поскакал белочкой.

Пока он ехал, я одной левой покидала в сумку свои вещи. А вот с переодеванием уже была проблема. Кое-как стащить с себя рубашку и халат я еще могла, с трусами тоже вполне благополучно справлялась. Одеться было сложнее. Поэтому сидела и ждала Германа. Мама забрала мои джинсы и кроссовки из камеры хранения еще в первый же день, но с футболкой пришлось попрощаться. Ее разрезали ножницами, поскольку рука была в шине. Видимо, голова моя еще была далеко не в порядке, и я элементарно забыла сказать Герману, что именно мне нужно принести. Впрочем, он догадался сам, выбрал блузку без рукавов на пуговицах.

Одев меня, как заправский санитар, Герман проверил, не забыла ли я что-нибудь, взял сумку и вышел в коридор. Я расцеловалась с Катей, попрощалась с Людмилой и направилась за ним.

- Мы Фокину передадим от тебя привет! – крикнула вслед Катя.

Удобнее всего добраться до дома было на метро, но Герман, пока я забирала свой ворох выписных бумаг, вызвал такси. И мы даже умудрились не попасть ни в одну пробку. День выдался жаркий, солнечный – как будто, пока я лежала в больнице, началось настоящее лето. Мне показалось, что я не была дома месяц, а то и больше.