Из описания этого сооружения надо заключить, что в то время Толтеки обладали большими научными и техническими знаниями.

Дома Толтеков состояли из четырех строений по углам, а посередине находился двор, обыкновенно с фонтаном. Характерным признаком их домов было то, что одно из угловых строений всегда представляло собою башенку, часто служившую обсерваторией.

Толтеки и другие Атланты умели также строить воздушные корабли. Сначала они делались на одного или двух человек, но потом, с развитием воздушных войн, стали делаться на 50 и даже на 100 человек. Корабли эти приводились в движение и управлялись неизвестной нашей науке силой. Сила эта вырабатывалась в большом металлическом ящике посередине корабля, и отсюда она могла выходить или в большую трубу, идущую вдоль всего корабля, или в трубы, идущие вниз и вверх от корабля, которых было по четыре. Для поднятия корабля вверх, он выпускал сказанную силу из труб, идущих вниз, и сила эта, ударяясь о землю и о воздух, отталкивала корабль вверх; движение вперед достигалось выпуском силы из трубы, идущей назад, причем перемена направления ее позволяла поворачивать корабль вправо и влево. Останавливался корабль, выпуская силу из передней трубы. Трубы, идущие вверх, служили на тот случай, если в воздушной борьбе с другим кораблем данный корабль перевертывался; тогда верхние трубы обращались к земле и служили, как нижние, для поддержания корабля в воздухе. Корабль этот делал до ста миль в час, но не мог подниматься выше нескольких сотен футов, так что при встрече с высокими горами должен был огибать их.

Атланты знали также выделку взрывчатых снарядов, выпускавших ядовитые газы, и пользовались этим средством в своих войнах.

Они умели также выделывать золото, серебро и еще металл, похожий на золото и называвшийся «орихальк». Но секрет выделки был известен немногим ученым и сама выделка дорого стоила.

Затем, Атланты умели развивать в себе психическую силу, родственную магнетизму и весьма могущественную.

В романе «The Coming Race»[11] Бульвер Литтон подробно описывает действие этой силы, называемой им «вриль». Оккультные знания были очень развиты у атлантов и у них были специальные школы посвящения в тайны и силы природы.

Сначала эти знания и употребление силы «вриль» сохранялись лишь среди достойных этого адептов, но со временем они распространились в народе и многие стали злоупотреблять ими и прибегать к черной магии и общению с элементалями.

Нравы к тому времени также сильно испортились. Например, у богатых людей возник обычай помещать в своих домах свои собственные статуи и держать жрецов для совершения перед этими статуями как бы богослужений.

Вообще, так как в основе атлантской расы лежало человеческое начало «кама рупа» — животная душа, то животные страсти достигли у них со временем крайней степени.

Испорченность нравов и злоупотребления психическими силами (черная магия) и вызвали ряд потопов, которые почти совершенно уничтожили атлантскую расу.

Любопытно, что Моисей в книге Бытия просто указывает, что перед потопом сыны Божии прельстились человеческими дщерями, и что нравы испортились; а книга Еноха добавляет к этому еще, что ангелы, сойдясь с женщинами, научили их и своих детей тайнам магии, и злоупотребление последней и вызвало потоп.

В Британском музее мне случайно попалась рукопись на греческом языке, сильно меня заинтересовавшая. Она была неполная, с большими пропусками, и представляла собой клочки папируса с едва заметными буквами. Слово «А- лантис» сразу приковало к себе мое внимание, и я обратился к библиотекарю с просьбой разрешить мне с нею заняться.

— Рукопись эта, — сказал мне заведующий музеем, — уже прочтена, скопирована и издана, и вы можете познакомиться с ее содержанием с большим удобством из этой книги. Но должен вам сказать, что, несмотря на ее древность, это только копия еще более древнего манускрипта, находящегося в Египетском музее в Булаке, в Каире. Тот папирус гораздо полнее и, если не ошибаюсь, целиком еще не был никем прочитан, так как написан на никому не известном языке вместе с весьма неполным греческим переводом, копию которого вы видите в нашем музее. Манускрипт этот составляет собственность египетского правительства, которое ни за какие деньги не соглашается уступить его нам. Если бы нашелся человек, который сумел бы прочитать те отрывки, на которых нет греческого текста, то, я уверен, он узнал бы много нового и обогатил бы науку богатыми сведениями.

Взяв рекомендацию, любезно мне предложенную, к директору музея в Булаке, я из туманного Альбиона перенесся в знойный Египет и после долгих мытарств, прекращенных всесильным бакшишем, получил на целых три дня драгоценную рукопись в свои руки.

Ознакомившись основательно с греческим текстом еще из брошюры, изданной Британским музеем, я заранее подготовился к дешифрированию неизвестного алфавита путем сличения его с греческим. Действительность превзошла мои ожидания: буквы оказались греческой скорописью, ничего общего не имеющею ни с одним алфавитом мира и потому оставшейся не разобранной, так как ученые искали в них какой-то неведомый язык, а он оказывался греческим. Греческий же текст был не переводом, а попыткой, неизвестно почему незаконченной, передать стенограмму печатными письменами. Это, должно быть, образчик самой древней в мире стенографии, к которой писавший прибегнул по необходимости, так как записывал весь этот рассказ со слов умиравшего человека, как это я прочел в самом начале рукописи, которую в переводе и привожу целиком.

«Завещание Гермеса, сына Геракла, последнего из потомков богов, населявших райскую страну на крайнем западе среди безбрежного океана, поглотившего ее пятьдесят лет тому назад, продиктованное греческому писцу Пасикрату для передачи государственным мужам, летописцам и учителям для назидания потомства. Я, Пасикрат, точно и верно передаю то, что слышу, исполняя, по данной мною клятве, последнюю волю умирающего.

Я не желаю уносить в могилу тайну, которой владею один на свете. Среди далекого океана под вечно голубым небом лежал остров, в несколько раз превосходивший Элладу, покрытый роскошной растительностью и обладавший неизменно теплым климатом. На этом острове не было ни диких зверей, ни вредных насекомых. По деревьям порхали разноцветные бабочки и райские птички с блестящим оперением, а по злачным лугам паслись стада густорунных овец. Деревья приносили круглый год обильные плоды, а ручейки и ключи доставляли нам холодную и горячую воду.

С незапамятных времен наш остров, который по размерам следовало бы звать материком, был отделен водным пространством от всего остального мира. Но раньше он сообщался, как утверждали наши ученые, и с вашим материком, именно с Африкой посредством узкого перешейка, и с другими, еще более отдаленными на запад странами, откуда пришли и наши предки, дети Солнца, и о которых вы, дети земли, не можете иметь никакого понятия. Между тем, наши великие учителя утверждают, что и в эту страну заходящего солнца наши предки пришли издалека, из полночной страны, где полгода продолжается день и столько же времени ночь. Там, на вершине мира, где небо сходится с землей, а земля стремится к небу, — наше первоначальное отечество.

Мне говорили старики, что наше происхождение божественно; что мы дети неба и солнца, только временно носящие земную оболочку, и что цель нашей земной жизни — служить примером добродетелей и научить мудрости земных людей и сделать их похожими на себя. Ты спрашиваешь, чем мы отличались тогда от детей земли? Ты не видишь разницы между собой и мной. Но в то время разница была еще более очевидная. Мы, дети неба, рождались, но не умирали, не знали ни болезни, ни смерти, ни голода, ни страданий. Тело наше сияло красотой и было бело, как снег. Ум наш обладал способностью понимать всякое явление природы и памятью, которая никогда нам не изменяла. Отличительной особенностью нашего тела и духа было то, что мы никогда не знали усталости, но, должно быть, все- таки нуждались в отдыхе, так как сон смыкал наши глаза, когда дневное светило заходило за горизонт, и душа наша блуждала в царстве снов в продолжение всей полугодовой ночи. Они — дети земли, с которыми мы встретились, покинув наше отечество, были темнокожие, обросшие шерстью люди с животными инстинктами, с физическими и душевными недостатками, страдавшие и от голода, и от перемены температуры и не знавшие употребления огня.