В ответ раздался одобрительный рев.

— Да. Мы лучшие! — подхватил Роберто. — И то, что сделали вы, немногие, уронило общий дух. И вы меня разочаровали.

Он снова прошел вдоль рядов, видя, как виновато опускаются головы и как раскаяние наполняет лица тех, кто осмеливается на него смотреть. За его спиной хирурги подбирали раненых и убитых.

— Я знаю некоторых из вас по именам. Я слышал, как вы гордились тем, что служите в моей армии. И где сейчас эта гордость? Вы такие нежные, что не смогли снести насмешек? Ваш разум действительно настолько хрупок? Если кто-то так считает, то он знает, где ворота лагеря. Я не желаю, чтобы вы служили в моей армии. Я не допущу, чтобы вы сражались под знаменем моей матери. Вы его позорите. Вы его оскорбляете. Вы его пачкаете. Вы думаете, мне есть дело до ваших личных симпатий? Вы шагаете под знаменем Конкорда все как один. Я не допущу раздоров! И я не допущу, чтобы те, кем я командую, поднимали мечи друг на друга. Мы построим арену для тех, кому хочется драться из-за мелочных обид. И это будет единственное место для сведения счетов.

С этого момента и далее любой, кто нарушит это правило, будет казнен. Никакого суда. Никаких апелляций. Мы на войне, и у меня нет времени для тех, на кого нельзя положиться. — Дел Аглиос в последний раз покачал головой. — Идиоты. Все вы. Жалкие, напыщенные кретины. Можете рассчитывать на долгие годы службы в рядах гастатов, потому что ни принципии, ни триарии не захотят принять вас в свои ряды. Убирайтесь с глаз моих.

Роберто развернулся и зашагал назад к себе в палатку, приказав командному составу следовать за ним. Шакаров и Даваров оказались рядом с ним почти мгновенно, и оба стали шептать ему на ухо. Дел Аглиос не слушал их, пока не добрался до своей палатки, где уже ждали все восемь человек, которых он хотел видеть.

— Сядьте, Горан, Даваров. Садитесь, садитесь.

— Генерал, ты не можешь допустить, чтобы эти оскорбления…

— Горан, я не стану повторять. Ночь и без того выдалась долгая, не продлевай ее сверх меры.

Даваров положил руку на плечо Шакарову, и оба уселись. Элиз, Дахнишев и Неристус тоже были в палатке. Сюда же явились мастера конников атресских сил и мастер мечников Восьмого эсторийского.

— На всех, кто тут сидит, есть доля вины! — заявил Роберто Дел Аглиос.

— Генерал, была…

— Я не желаю слушать, Горан. Не желаю. Не ной. У нас с тобой и у всех есть общая проблема. Когда Нунан подтвердил известие о восстании Атрески, мы знали, что появятся трения. Мы знали, что алы будут раздирать противоречия и что боевой дух упадет. Мы знали, что эсторийский легион будет чувствовать себя в меньшинстве и под угрозой. Мы сидели в этой палатке и обсуждали эти проблемы — и то, как мы не дадим им перерасти в конфликт. Но это не помогло, так ведь? Насмешки и оскорбления не могли не прозвучать. Мальчишки и девчонки так ведут себя в школе — и их от этого не отучить. Но у нас здесь армия, а не площадка для игр, так что кулак под дых сменился копьем в живот. Дахнишев, сколько погибших?

— Семнадцать, — ответил хирург. — И еще восемь больше не смогут воевать. Еще несколько не смогут участвовать в кампании этого года. Не знаю, сколько еще слишком напуганы, чтобы обратиться к нам с чем-то менее серьезным.

Роберто пожал плечами и покачал головой.

— Мы разбрасываемся жизнями еще до того, как нам придется за них сражаться. Я ожидал напряженности, я ожидал кулачных драк. Но я не ожидал, что драться будут на мечах. Это следует задавить на корню. И я буду беспощадно казнить нарушителей, можете не сомневаться. Мы в очень сложном положении. У нас нет возможности отклониться на восток, потому что озерная система Турсана и примыкающие к ней болота проглотят нас целиком. Мы знаем, что граница Атрески нарушена, и нам надо как можно дольше не приближаться к ней, чтобы избежать проблем. А мой авангард убивает столько цардитских разведчиков за день, сколько вам и не снилось.

— Ты считаешь, что стычку организовали — или просто спор зашел слишком далеко? — спросил Неристус.

— Даваров, есть соображения? Горан? Или еще кто-то, кому есть что сказать. — Роберто пригласил высказываться командиров.

— Доспехов не было, — сказал Даваров. — Люди просто хватали, что могли. Это было непредумышленно.

— Согласен, — добавил Шакаров. — Все началось из-за очередной насмешки, брошенной эсторийцем.

Роберто удержался от необдуманного высказывания.

— Или из-за первого удара атресского клинка, — спокойно заметил он. — Ты при этом не присутствовал, Горан. Возможно, если бы ты там оказался, конфликта удалось бы избежать. Искать виновных в данном случае бессмысленно. Все взявшиеся за оружие виновны, но я не стану начинать охоту на ведьм. Мы не может позволить себе тратить на это время и вызывать новую напряженность. Но пока я хочу, чтобы вы направляли капитанов кавалерии и центурионов дежурить у палаток пехоты. — Дел Аглиос поднял руки, останавливая протесты. — До тех пор, пока повседневная жизнь не наладится.

— Нам нужен бой, чтобы все забыли об этом, — предложил Даваров.

— Ничто нас так не объединяет, как вид цардитов, — поддержал его Шакаров.

— На самом деле? — спросил Роберто, нащупав корни своих опасений. — А может, он напомнит тем, кто все еще мечтает о независимой Атреске, что сейчас они могут сделать шаг к ней, повернувшись против нас?

— А как нам это узнать? — спросил Дахнишев. — Здесь больше семи тысяч уроженцев Атрески.

— Да. И я не хотел бы, чтобы четверть из них перешла на сторону цардитов при очередном столкновении. Вот что не дает покоя эсторийскому солдату, Горан. Могут ли они доверять манипуле, рядом с которой стоят?

Шакаров смотрел в пол.

— Ты хочешь сказать, что четверть наших людей — предатели? — негромко спросил он.

— Мне действительно надо отвечать на этот вопрос, Горан?

Шакаров поднял голову.

— Тогда сколько их может оказаться, по-твоему?

— Не знаю! — огрызнулся Роберто. — Этими мужчинами и женщинами командуете вы с Даваровым. Это вы мне скажите. Солдаты, которых я видел здесь сегодня, — не мятежники, сражающиеся с верными эсторийцами. Это люди, чьи страсти и страхи победили их разум, к несчастью для всех нас. Но мы не можем не считаться с тем, что в их числе наверняка были недовольные легионеры, и что именно они могли нанести первый удар. Скажите мне, если я ошибаюсь.

Молчание стало весьма красноречивым ответом.

— И что теперь? — спросил Даваров.

— Мы идем на юг. Но мы идем туда, пытаясь найти ответы на два вопроса. Есть ли у нас армия, которая будет сражаться единодушно, плечом к плечу? А если нет, то как нам вернуть ее к этому состоянию? Потому что если на эти вопросы не найдется ответа до тех пор, пока мы не столкнемся со значительными силами Царда, мы все можем погибнуть. Вопросы есть?

В палатке воцарилось молчание.

— Что ж, приятных всем снов.

Но выспаться никому не довелось. Крики и оскорбления звучали всю оставшуюся ночь. Роберто отказался от попыток заснуть за четыре часа до рассвета и приказал поднимать лагерь и готовиться к маршу. За столь короткое время так много изменилось! Победоносная армия, сплотившаяся во время эпидемии, докатилась до такого состояния.

— Нужны годы на то, чтобы создать боевой дух армии, и всего день, чтобы его разрушить, — с горечью проговорила Элиз Кастенас.

Она ехала вместе с Роберто, который решил возглавить колонну. Эсторийские разведчики двигались впереди после того, как шесть всадников-атресцев не вернулись. Отряд фуражиров из Пятнадцатой алы, Божьих Стрел, тоже не прибыл вовремя. Дурное настроение Роберто усилилось.

— Это доказывает, что мы потерпели поражение в самый решающий момент, — сказал он. — Не могу поверить, что приходится размещать манипулы триариев между ссорящимися гастатами Восьмого легиона и Двадцать первой алы. Где я допустил ошибку?

— Ты не допускал ошибок, Роберто, — возразила Элиз. — Предательство Атрески никоим образом нельзя приписать тебе.