— И что же случилось с этим деревом? — спросил он.

— Пока не знаю.

— А! — Он помолчал. — А почему ты положила руки на землю?

— Потому что я начинаю с корней. Смотрю, не больны ли они.

— Ясно.

Внезапно Кована охватила паника. Все мысли куда-то улетучились, так что он не мог придумать, что сказать. Кован почувствовал, как молчание растягивается и становится все более тягостным с каждым прошедшим мгновением, но смог только снова кивнуть и повторить «ясно». Когда Миррон заговорила, юноша почувствовал такое облегчение, что оно, должно быть, отразилось на его лице.

— Когда ты пришел, я как раз собиралась перейти к стволу. Думаю, он мог загнить изнутри, хоть и не понимаю, с чего бы. — Миррон замолчала и повернулась к нему с улыбкой, от которой у него зашлось сердце. — Вот предлог, чтобы здесь оказаться. А у тебя какой?

— Я… — Кован замолчал. Щеки у него пылали. — Я просто… Ну, я просто хотел проверить, все ли у тебя в порядке. Ты ведь гуляешь одна.

— А почему у меня что-то может быть не в порядке?

— Причин особо нет. Но, понимаешь, после этого расследования…

Он замолчал, сознавая, что говорит не слишком убедительно.

— Кован, да это же было сто лет назад! Ну уж никак не меньше двадцати дней. Но спасибо тебе. Всегда приятно знать, что у меня есть защитник.

— Всегда, — эхом повторил он.

Лицо девочки стало серьезным.

— Можно у тебя кое-что спросить?

— Конечно.

Тысячи возможных вопросов роились у него в голове. Однако ее слова не совпали ни с одним из них.

— Мы тут разговаривали и…

— Мы? — быстро переспросил Кован.

— Мы с Горианом.

— А! — У него упало сердце.

— Твой отец ничего не говорил насчет того, что будет с нами дальше? — Миррон посмотрела на Кована, на мгновение став такой хрупкой и испуганной. — Мы не хотим отсюда уезжать. Нам придется?

— Боже Всеобъемлющий! Надеюсь, что нет, — откликнулся Кован. При мысли о том, что она может оказаться в Эсторре, так далеко от него, в груди возникла боль. — Но ты ведь знаешь, что казначей Джеред сказал моему отцу, так?

Миррон кивнула и опустила глаза.

— Отец Кессиан сказал нам. Но мы подумали… твой отец сможет убедить его, что в этом нет необходимости. Что если они хотят за нами наблюдать, то это можно сделать и здесь.

— Все не так просто. — Кован повторял слова своего отца. — В Конкорде все бывает не просто. И ты ведь помнишь, дело не только в том, что за вами нужно наблюдать, — вас нужно защищать. Орден вас возненавидит.

— Но почему? Мы ничего плохого не сделали. И никогда не сделаем.

Кован пожал плечами.

— Они посмотрят на это иначе. — Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась. Набравшись мужества, юноша накрыл ладонью ее руки, и его сердце запело, когда Миррон не попыталась их убрать. — Ты ведь никогда не видела людей ордена, если не считать Элсы Геран, так ведь?

Девочка покачала головой.

— Большинство членов ордена не такие, как она. Они не понимают, что вы родились такими по воле Бога. И они стремятся уничтожить все, чего не понимают. — Кован сжал ее руки. Он сознавал, что, возможно, пугает Миррон, но был счастлив. Он сможет произнести те слова, которые хотел сказать, когда шел сюда. Слова, которые должны завоевать ее сердце. — Но я не допущу, чтобы кто-то причинил тебе зло. Я всегда буду рядом, чтобы тебя защищать. Всегда.

Миррон широко улыбнулась ему и перевернула руки, чтобы сжать его ладонь. Юноша почувствовал прилив восторга.

— Спасибо тебе, Кован. — Она встала, и он тоже. — А теперь мне все-таки нужно разобраться с этим деревом, иначе отец Кессиан будет мной недоволен.

— Как он? — спросил Кован. — Я хочу сказать — на самом деле?

— Он старый. — Миррон судорожно сглотнула. — И он все время болеет. И хотя он старается это скрыть, по-моему, ему трудно дышать. Но он не позволяет Оссакеру осмотреть себя. Скоро его не будет рядом, чтобы нас направлять. Не знаю, как мы с этим справимся.

— Мне очень жаль. Это будет утрата для всех, но более всего для тебя.

— Мне надо заняться делом. — Она кивнула и повернулась лицом к дереву.

Миррон приложила ладони к потрескавшейся коре, и Кован увидел, что она сильно вздрогнула. Ахнув, она крепко обхватила ствол. Глаза девочки закрылись, и она прислонилась лбом к дереву. С губ слетел тихий, болезненный стон.

— Миррон, как ты?

Девочка не отозвалась. Она содрогалась, и по подбородку у нее протянулась ниточка слюны. Зубы скрежетали. Кован рванулся и замер, уставившись на ее руки. Кончики пальцев Миррон изменили цвет на серо-коричневый, как у коры. Медленно цвет начал распространяться по ее пальцам, заставляя кожу бугриться. Вены на кистях рук набухли и начали пульсировать: зеленый цвет смешивался с тошнотворно-серым и коричневым.

Миррон вскрикнула — это был вопль мучительной боли. Она пыталась что-то сказать, но у нее не получалось говорить внятно. Кован не знал, что делать. Он не мог оторвать взгляд от ее рук, которые уже стали трескаться и крошиться, словно став продолжением коры. Он хотел оттащить девочку прочь, но не был уверен, не причинит ли этим больше вреда, чем пользы. А еще ему хотелось закричать дереву, что оно убивает ту, которая пытается его излечить!

— Миррон, отойди, — попросил юноша. — Отойди!

Кован подошел ближе и, протянув руку, прикоснулся к ее плечу. Миррон дернулась, ее ладони оторвались от ствола, и она упала ему на руки. Кован с облегчением подхватил ее, и они вместе опустились на землю. Миррон тяжело дышала, и он чувствовал, как пальцы девочки вцепились в его спину. Ее сердце било в его грудь, пульс ускорился от страха.

— Все хорошо, — прошептал Кован, гладя ее влажные от пота волосы. — Все хорошо. Я с тобой.

Он снова посмотрел на дерево. Там, где руки Миррон обхватывали ствол, кора исчезла, и он видел следы ее ладоней и пальцев, словно она окунула их в краску и отпечатала на нем. А там, где стояли ноги, трава стала длинной, но часть ее увяла и пожухла.

— Что случилось? — спросил Кован. — Что случилось?

Миррон отстранилась от него. Она дрожала всем телом. Потом посмотрела на свои руки так, словно они предали ее. Следов коры не осталось, хотя кожа стала морщинистой и сухой. Постаревшей.

— Миррон?

Девочка устремила на него испуганный взгляд, и по щекам ее потекли слезы.

— Позови отца Кессиана. Позови Ступеней. Скорее, пожалуйста!

Кован уложил ее на траву в тени другого, здорового дерева и побежал в Вестфаллен, крича во весь голос.

848-й Божественный цикл, 2-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Уже наступила ночь, а Кована продолжала бить дрожь. Он попытался заснуть днем, но пережитое потрясение все еще владело им, так что во сне Кован все время видел, как Миррон превращается в кору дерева. Иногда менялись только ее руки, но иногда у нее на теле начинали расти листья, а лицо превращалось в больную, искореженную древесину.

Единственное, что он мог, — это рассказывать о происшедшем, но и это оказалось бесполезным. Мать утешала Кована, потом отец проводил его на виллу, где отец Кессиан и Ступени долго с ним беседовали, пытаясь понять, что же случилось. Поначалу они не поверили, решив, что это какая-то юношеская фантазия. Но потом Миррон сумела заговорить, и паника охватила всех.

Большая часть беседы прошла для Кована словно в тумане, но он видел, как они листают книги и пускаются в жаркие споры и дискуссии. Ступени снова и снова расспрашивали его, чтобы убедиться, что он не упустил какой-то детали. Ему даже пришлось сидеть и смотреть, как какой-то художник изображает то, что он рассказал.

Наконец Ступени отпустили его, хотя, похоже, это не помогло им принять решение. Миррон была не в состоянии дать объяснения. Похоже, она все еще находилась в шоке. Кован отказался уходить с виллы, пока отец Кессиан не скажет, что с ней все в порядке. Старик вышел в библиотеку, где юноша пытался занять себя чтением, только с наступлением ночи. Кован вскочил, как только дверь начала открываться.