Васселис ощутил ледяное презрение, скапливающееся у него под сердцем. Он сделал паузу, затягивая молчание.

— Чего ты рассчитывала добиться этой жалкой демонстрацией, Лотерис? Ты решила, что мое раскаяние будет настолько сильным, что я радостно отдамся в твои руки, чтобы умолять о пощаде и признаваться в проступках? Я вижу, что канцлер весьма умело распространяла слухи и ложь. Так хорошо, что они лишили разума спокойных, рассудительных людей.

Маршал-защитник поднял голову и наполнил воздухом легкие, чтобы его услышали все граждане.

— Расходитесь по домам, люди! Вы стали жертвами обмана! Здесь нет ереси. Здесь нет преступников, которых надо судить. И те, кто стоит у ворот, не имеют власти, чтобы действовать. Возвращайтесь к своим домам. Объединяйтесь ради настоящего дела, ради войны с цардитами. Приближается дус. У ваших домашних очагов тепло. Земля, на которой вы сейчас стоите, скоро замерзнет у вас под ногами!

Некоторые из них услышали его. Васселис увидел, как по толпе пронеслась волна возгласов. Он снова сосредоточил внимание на Лотерис.

— Ты невежественна и заблуждаешься. Я не считаю, что нарушил хотя бы один закон или священное писание, дарованное нам Всеведущим. С чего мне отдаваться в ваши руки? Посмотри вокруг. Я нахожусь здесь для того, чтобы защищать этот город и его ни в чем не повинных жителей от крайних мер, приказ о которых отдала канцлер. У меня есть артиллерия, у меня есть левимы, у меня есть карадукская гвардия. Все они собраны здесь в соответствии с приказами. И все они — опытные профессионалы. У меня есть все необходимое для того, чтобы спокойно пережить дус. И я воспользуюсь им в полной мере. Уходи. Жителям порта Раулент нужно присутствие их гласа в свете растущей угрозы со стороны Царда. Не позволяй канцлеру отвратить тебя от выполнения обязанностей, порученных тебе Богом.

Лотерис сплюнула на землю и растерла слюну каблуком.

— У здешнего воздуха горький вкус, маршал, — заявила она. — Я попыталась тебя урезонить. Мы не хотим нового кровопролития из-за этой ереси. Мы хотим только правосудия. Но если ты хочешь борьбы — ты ее получишь. — Я вижу твою оборону, она действительно сильна. Но Доспехи Бога сильнее. И они приближаются. Твое время коротко, а боль тех, кто последует за тобой, будет долгой и мучительной. — Лотерис повернулась и направилась обратно к толпе, которая замолчала, наблюдая за ее приближением.

— Сколько времени нам осталось? — спросила Эстер.

— Они блефуют, — ответил Арков.

— Нет, — возразил Васселис. — Я знаю канцлера. Она не стерпит унижения, не попытавшись получить компенсацию. Но скольких она отправит? А что до оставшегося нам времени, то я ничего не могу сказать. Мы можем только готовиться отразить любой удар, который решила нанести нам Фелис Коройен. Будь она проклята: Доспехам надо находиться в Нератарне и защищать побережье! Почему Адвокат об этом не знает?

Погода быстро портилась. Холодало, и первый дождь нового сезона пролился над ними днем раньше. Несмотря на то что они продвигались на юг, наблюдался явный поворот от соластро к дусу. Роберто не позволял замедлить движение. Местность была ровной, земля — плотной и удобной для ходьбы, что помогало армии проходить в день по тридцать миль.

Джеред, Менас и Кован получили коней и держались рядом с повозкой, в которой ехали Восходящие. Роберто запретил им появляться вне палатки или фургона, и Джереду приходилось выносить то, что они вели себя как прежде. Восходящие опять жаловались на условия быта, на необходимость рано просыпаться, на то, что они каждый день продвигаются так далеко, на армейскую пищу, на его настроение. На все.

После той первой встречи Роберто отказывался разговаривать с Джередом на какие-либо темы, кроме тактики и сведений разведки. А еще он поделился со своими командирами тайной Восходящих. И, несмотря на решимость командующего сохранить информацию в тесном кругу посвященных, по армии распространялись слухи, подозрительно близкие к реальности.

Это привело к тому, что Джеред и днем и ночью почти не оставлял Восходящих в одиночестве, очень уж велик был интерес к ним со стороны простых солдат. Он даже предложил, чтобы они двигались с обозом, а не с инженерами в конце колонны. Роберто поставил под вопрос разумность такого решения, сказав, что в этом случае они могут попасть под удар врага. Однако Дел Аглиос догадывался, что это беспокоило казначея в гораздо меньшей степени.

После очередного разговора с Роберто Джереда переполняла бессильная досада. Он понимал, что стал раздражительным и что сейчас ему больше, чем когда-либо раньше, необходимо, чтобы Восходящие были с ним заодно. После очередной ссоры он привязал коня к фургону и забрался внутрь, чтобы их утихомирить.

— У тебя кто-то стянул сухарь, Оссакер? — осведомился он. — Или это что-то гораздо более серьезное, например чья очередь сидеть на подушке, а не на соломе?

Все четверо, сидевшие в затемненном душном фургоне, шумно запротестовали. Казначей пристально смотрел на них, пока они не поняли, что он не собирается отвечать.

— Вы все на самом деле очень глупы, — заявил он наконец и поднял руку. — Нет, вы уже высказались. Проблема в том, что вы решили сделать это одновременно. А теперь моя очередь.

Джеред дождался, чтобы они приготовились его слушать.

— Почему вы постоянно меня разочаровываете? Вы хотите, чтобы я относился к вам как ко взрослым, но стоит мне решить, что вы заслужили уважение, вы опять демонстрируете, насколько вы на самом деле незрелы. Вам известно, в каком положении мы находимся. Генерал Дел Аглиос защищает нас только потому, что не хочет, чтобы армия узнала, кто вы. И потому, что в глубине души он очень хороший человек. В противном случае вас сейчас просто бросили бы в этих пустынных местах. Я не хочу давать ему повод передумать. Для вас это означает, что вы без жалоб выполняете армейские правила. Для меня это означает, что я пытаюсь изменить его отношение к вам. Но чтобы я мог это сделать, вы должны поддерживать меня, а это бесконечное нытье мне не помогает.

Вы думаете, генерал не слышит нас, находясь в голове колонны, потому что до нее две мили? Вы заблуждаетесь. У него повсюду уши. В фургоне позади нас едет Рован Неристус. Он главный инженер и один из ближайших друзей генерала. Они общаются каждый вечер. Он человек, которому поручено совершенствовать артиллерию и транспорт. Для этого нужно много думать. Но что, по-вашему, он говорит сейчас своему генералу? Он говорит ему, что не может думать, потому что вы, четыре маленьких нытика, его отвлекаете.

Джеред со вздохом развел руками.

— Помогайте мне. Так дальше продолжаться не может. Да, Ардуций, говори.

— Мы не хотим жаловаться. Но здесь хуже, чем на корабле маршала Васселиса. Мы никогда не видим солнца. Это похоже на тюрьму. Нам скучно, а вокруг нас люди, которым мы могли бы помочь. Прошлой ночью они потратили несколько часов на рытье колодцев, потому что цардиты перекрыли реку плотиной. Любой из нас мог сказать им, где копать и как глубоко. Вместо этого мы все страдали от жажды. И так много волдырей, порезов и больных ног! Оссакер мог бы оказать помощь. И вместо этого им приходится терпеть боль.

— Я вас услышал, — сказал Джеред.

— Нет, не услышали, — возразила Миррон. — Вы просто так говорите. Если бы нам разрешили показать, на что мы способны, армия приняла бы нас.

— Я с удовольствием согласился бы с тобой, Миррон, но, боюсь, что все как раз наоборот. Вы знаете, что Роберто пришлось чуть ли не силой заткнуть рот своему орденскому гласу, чтобы тот не выдал вас и не вызвал к вам ненависть солдат? Пару слов, произнесенных гласом, и понеслось! Если вы будете залечивать раны и находить воду, это вызовет подозрение и страх, а не благодарность и дружеские объятия.

— И сколько мы будем вот так сидеть? — спросил Ардуций.

— Когда мы доберемся до Гестерна, то сможем оставить армию, — хмуро ответил Джеред. — Возможно, мы поплывем в Нератарн и поработаем там. Не знаю. Я так же раздосадован, как вы.