Гестерис осмотрел одну из манипул Тридцатой алы — Огненных Драконов из Госланда — и катафрактов из своего легиона. Потом сел на коня, приказал горнам дать сигнал и вывел триариев из главных ворот. Они сноровисто, без лишней показухи прошли по седьмой дороге, той, которая на сегодняшний день была меньше других разбита постоянными маршами к реке, хотя и на ней грязь местами доходила до щиколоток.

Надежный грунт среди болотистой местности разведали и разметили флажками. Инженеры проложили временные дороги, вымощенные камнем и твердой древесиной на всех выходах из лагерей и вдоль каждого маршрута почти на милю вперед. Пути отхода оставались чистыми и нетронутыми, их сохраняли на случай самого дурного поворота событий: если они вынуждены будут отступить и оборонять тщательно укрепленные лагеря.

Все было в порядке, все на местах. Не хватало только сражения — и у Гестериса кончались и время, и идеи. Он сознавал, что не столь изобретателен, как некоторые молодые генералы. Ему чудились тихие разговоры за спиной. Но он найдет подходящий момент! В прошлом так всегда и было. И возвращение в Эсторр снова станет триумфальным.

К середине утра армия развернулась мощным трехколонным строем, закрывшим центральный брод. После шумного перехода воцарилась тишина. Тридцать тысяч пехотинцев и кавалеристов стояли почти беззвучно, если не считать редкого ржания лошадей, трепета ткани на ветру, глухих шлепков штандартов о древко или звона металла о металл.

Перед ними на другой стороне реки стояли многочисленные цардиты. Как всегда, они выставили вперед дальнобойные луки и арбалеты и подтянули маломощные катапульты почти к самому броду. Армии почти перестали обмениваться криками и оскорблениями. Ту же самую картину дублировали части слева и справа. Между армиями в готовности застыли сигнальщики и конные вестовые.

Гестерис взглянул на небо, а потом направил коня в медленный ежедневный объезд своих рядов. Ни облачка, солнца палило вовсю, издеваясь над его неспособностью действовать. Генерала сопровождала мастер конников Дина Келл, решительная и упрямая женщина. Гестерис ощущал, как с каждым днем растет ее безмолвное недовольство. Ее советы все больше склонялись к неоправданному риску ради сомнительной выгоды. Тем не менее, Гестерис с уважением относился к умениям и опыту Келл. Он не хотел бы, чтобы его кавалерией командовал кто-то другой.

Единственное, о чем он жалел, — это о том, что с самого начала не поставил артиллерийские башни на берегу реки. Это могло бы позволить катапультам и баллистам достать неприятеля. Теперь же ставить их слишком поздно. К тому моменту, как их соорудят наверху, он уже вынужден будет с боями прорываться через броды.

Взгляд генерала уловил что-то на фоне южного неба, в направлении ущелья Королей. Похоже на пятно на небе или на темный потек на синем холсте. Он нахмурился. В той стороне ничего не было. Путь на юг и восток вдоль восточной стороны хребта для армий был непроходим, несмотря на сухой грунт. Сотни миль глубоких трещин, острых скал и расщелин, поросших редким вереском, — местность, пригодная только для передвижения горных коз.

— Мастер Келл, скажи мне, что ты видишь вон там. — Гестерис вытянул руку.

Келл прищурила темные карие глаза под шлемом с плюмажем.

— Пыль в воздухе, — сказала она с сильным тундаррским выговором. — Видимо, от Турсанских озер идет подкрепление. — Она пожала плечами. — Эти отряды не могут быть крупными. Джорганеш их сковал, так ведь?

— Так нам говорят, — отозвался Гестерис. — У нас там есть разведчики?

— Сейчас нет. После разрушения моста там не осталось переправы. Но я могу отправить конных.

— Отправь.

Генерал еще раз посмотрел на облако пыли. Очень трудно определить, насколько оно далеко и насколько большое. Гестерис не мог точно сказать, почему он не разделял уверенности Келл в том, что подкрепления невелики. Под мерцающим знойным маревом точная оценка невозможна.

Он остановил коня, повернулся и достал из седельной сумки карту. Развернув ее, Гестерис сопоставил изображение с тем, что видел вдали. Стены ущелья вздымались высоко в небо, на востоке понижаясь и переходя в каменистую местность, которая вместе с Турсанскими озерами закрывала его южный фланг. Русло реки на протяжении пятидесяти миль извивалось, а потом на двадцать миль становилось прямым, как стрела, перед тем как обрушиться в ущелье.

Гестерис сощурился, пытаясь привязать к местности пылевую завесу, по которой уже можно было приблизительно определить местонахождение подкреплений. Ошибку могла давать сила ветра у входа в ущелье. Ветер в том месте, где стоял он сам, дул почти точно на север, и это означало, что пыль, скорее всего, предшествует тем, кто ее поднимает. Но тогда определить их примерное расположение было еще проще.

Генерал крепко сжал поводья, пытаясь не выдать внезапный страх. А еще ему хотелось достать увеличительную трубу, но тем самым он привлек бы нежелательное внимание к проблеме.

— Немедленно отправь туда разведку! — прошипел он Келл. — И прикажи им соблюдать осторожность. Цардиты на этом берегу Тарита.

Набеги не прекращались, а Конкорд по-прежнему ничего не предпринимал для его обороны — только наращивал явно увязшие в Царде армии. Юран поставил отряды в тех приграничных фортах, на которые ему хватило людей, и переводил войска из одного в другой, заставляя налетчиков гадать, где именно можно безопасно проникнуть в Атреску. Однако это помогало только отсрочить неизбежное.

А теперь он держал в руке послание, которое ожидал получить от Адвоката, и с презрением читал его. Отказ присутствовать на играх встретили яростью и угрозами. Его право управлять страной висело на волоске, и Эрин Дел Аглиос искала окончательный повод для замены Томала Юрана.

— Но почему это должно меня волновать в то время, когда мои люди гибнут, а мои города пылают?

— Мой господин? — изумленно откликнулась его помощница.

— Извини, Меган, — ответил маршал Юран. — Просто думаю вслух.

Она сидела у него за спиной и читала сегодняшние прошения. Маршал заранее знал, что в них содержится, и встал, чтобы выйти на балкон замка и с чувством растущей безнадежности взглянуть на состояние столицы, Харога. Все началось с того, что население приграничных городов стало собираться за стенами города. Многие приносили с собой рассказы о зверствах цардитов. И не меньшее число вело речь об ультиматумах — таких, какой он услышал от претора Брода Чаек Горсал. Многие убеждали его отвернуться от Конкорда и провозгласить независимость.

Для них выбор был простым. То, чего требуют цардиты, или смерть. Для маршала-защитника все представлялось намного более сложным. Войска Конкорда находились на всех его землях — либо перемещались к фронтам, либо возвращались оттуда, занимаясь переформированием и переподготовкой. Восстания, распространяющиеся по Атреске, поглощали большую часть его времени. Все старшие советники Томала Юрана были эсторийцами, верными Адвокату. А он сам все еще цеплялся за надежду, что Конкорд скоро одержит победу в Царде и обещания, данные Адвокатом, начнут исполняться.

Однако Юран понимал отчаяние своих граждан и видел в их глазах обвинения, во многом справедливые. Они ранили его, задевали за живое. Он сулил им прелести Конкорда, и пока слишком многим это принесло только страх и смерть.

Маршал-защитник искренне считал, что делает все возможное. Он отправлял отряды на границу с Цардом, и им удалось одержать несколько крупных побед. Похоже, однако, что налетчики проникли в страну гораздо дальше, чем предполагалось, и ему не хватало людей, чтобы закрыть все направления, по которым они могли нанести удары. Способность цардитов наносить удары практически везде, где им было угодно, сеяла панику по всей Атреске. Не оставалось сомнений, что они действуют в сговоре с мятежниками. И когда население Харога достигло критической величины и маршалу пришлось селить беженцев вне стен, начались бунты.