Мумия подняла на меня большие темные глаза и произнесла в нос:
— Что?
— Извините, — повторила я.
— За что? — удивилась мумия.
— За что-нибудь, — посоветовала я. — И вообще, хватит обмениваться бессмысленными словами! Отойдите, у меня в носу свербит, и будем говорить на расстоянии.
— От чего свербит? — спросила мумия.
— От ваших духов. Вы разве не чувствуете?
— У меня насморк, — отрезала мумия, отходя шагов на десять.
— Зачем вы помчались ко мне как ракета? — укоризненно сказала я.
— Хотелось вас обнюхать.
— У вас же насморк!
— А я забыло… — ответила мумия.
Я схватилась за голову. У этой забинтованной штуковины явно не все в порядке с памятью, если у нее вообще есть память, ведь не факт, что она с мозгами.
— Объясните мне все толком, — взмолилась я? — Зачем вам меня нюхать?!
— Чтобы узнать человек вы или мумия.
— А как это можно узнать?
— Я чувствую запах людей, даже когда у меня насморк.
(Мумия достала откуда-то кусок тряпочки и высморкалась.)
— А запаха мумий я вообще не чувствую, даже когда здоровое.
— Вы что, не знаете, какого вы пола? — удивилась я.
— Не знаю, — покаялась мумия. — Да вы заходите.
Она подошла к пирамиде и, разбежавшись, так вмазалась в каменную дверь, что та, к моему удивлению, открылась. Мумия по инерции влетела в помещение, а за ней вошла я.
В пирамиде было холодно, сыро и страшно.
— Холод у вас жуткий, как в гробнице! — воскликнула я, и во всех углах отозвалось эхо.
— Да, как в гробнице, — усмехнулась мумия и, оглушительно чихнув, предложила мне сесть на диван.
— Вы на нем спите? — спросила я, опустившись на красивую мебель. — Насколько я понимаю, все мумии спят в саркофагах…
Мумия возмутилась:
— Ну, знаете ли, меня и так заставили жить в этом холоднющем склепе, где я все время болею, но спать в неудобном и к тому же закрытом саркофаге меня никто не заставит! Хотя, может, там было бы теплее… — задумчиво протянула она и присела рядом со мною.
— Запаха розы я не чувствовала, поскольку от холода у меня мгновенно заложило нос. Беспрерывно сморкаясь, мы с мумией долго мерзли в неподвижности, думая, как бы утеплить пирамиду. Наконец я предложила открыть окно или вторую дверь, чтобы солнышко все прогрело.
— Я пока еще себя люблю, — произнесла мумия. — Легче сдвинуть с места гору, чем открыть эту штуку. Я один раз попробовало, так потом неделю хромало.
— А если открыть входную дверь? — предложила я.
— Она слишком маленькая, — вздохнула мумия и, чихнув, пошла в какое-то помещение.
Через полчаса она вышла оттуда с холодными бутербродами, которые мы решили съесть на солнышке.
Едва мы вышли, я почувствовала запах мумийных духов и отодвинулась. Мумия закашлялась.
— У меня от житья в этом гробу уже хронический кашель, — пожаловалась она. — Даже чаю горячего попить не могу! Из водопровода, мерзавца, аж куски льда вместо воды валятся. А поди положи их на солнце, тут же в пар превратятся и улетят! На солнце слишком жарко для них, улетают за три минуты. А я пью мороженный чай.
— Нда-а… — произнесла я.
Дела у мумии шли неважно. Подумав, я предложила моей забинтованной подруге построить деревянный дом.
— Если вы найдете мне тут хоть одно дерево, я буду всю жизнь чистить вам ботинки, если они, конечно, будут… — и мумия бросила взгляд на мои босые ноги.
— Не надо ничего чистить. Я постараюсь сделать вашу пирамиду теплой, а вы мне скажете, как пробраться к волшебному молотку.
— Но это тайна… — заколебалась мумия.
— Тогда вы заработаете себе ревматизм!
— Ну хорошо, только вначале пирамиду утеплите.
— Ладно, — кивнула я. — Давайте сделаем печку.
— А что это такое? — захлопала мумия своими карими глазами.
— Увидите… — загадочно произнесла я.
— Не увижу! — вдруг мрачно сказала мумия;
— Почему?!
— Потому что если я скажу вам, где молоток, то стану настоящей, а не живой мумией.
— Вы можете написать!
— Я не умею.
— М-да-а…
— Вот именно… хотя… придумало! Я само отведу вас к молотку, не говоря ни слова!
— Может быть, вам все-таки сделать печку? — вежливо спросила я.
— Не надо, — отмахнулась мумия и, быстренько слетав за бутербродами, кусками льда и какой-то дамской сумкой, закрыла дверь пирамиды.
И мы пошли по пустыне, весело болтая.
— Давай перейдем на «ты», — вскоре предложила я.
— Я согласно, — закивала мумия.
— Почему ты говоришь о себе в среднем роде? Ты же женского…
— Не уверено, — усомнилась мумия.
— Зато я уверена. У тебя большие глаза, длинные ресницы, нет ни усов, ни бороды, у носа кончик не загнут, горбинки на нем нет, брови у тебя не кустистые, а волосы длинные.
— Откуда ты знаешь о носе? У меня везде, кроме глаз и бровей, бинты!
— Это видно, — отмахнулась я. — А теперь подумаем, как будут тебя звать. Да, кстати, меня зовут Аделя.
— Очень приятно! — мумия, видимо, улыбнулась. — А мое имя ты могла бы прочитать на саркофаге, да вот беда: с него слезла вся краска, и теперь он стоит в пирамиде вместо шкафа.
— Жаль… Ну ладно, придется назвать тебя Карадум Абдулла Сингк. Сокращенно Карадум.
— Я согласна. Может, перекусим?
— Давай, только как ты будешь есть, у тебя все завязано.
— Я разматываюсь, ты разве не видела, как я ела в пирамиде?
— Там темно, как в погребе.
— А, ну ладно, тогда смотри.
Карадум размотала бинты. Лицо у нее было довольно приятным, но немного нездорового цвета, впрочем, как и у всех мумий. Посмотрев на нее, я еще раз убедилась, что она женщина.
— А ты вообще можешь снять эти бинты?
— С лица — могу, а с остального — нет. Нельзя.
— А с рук?
— Тоже. Смотри, весь лед растаял, следи, чтобы не испарился.
Я уставилась на плошку с водой, бурча под нос восточную мелодию и слушая чавканье мумии. Когда мне наконец надоело молчать, я сказала:
— А нельзя ли мне отыскать моих спутников, которых я потеряла?
Мумия со скрипом повернула ко мне голову.
— Можно.
— А как?
— Вот так, смотри!
Карадум достала из своей сумочки губную помаду и пузырек со странной густой жидкостью. Плеснула немного жидкости на воздух, отчего в нем тут же образовалась большая лепешка белого цвета. Нарисовав на ней помадой череп с костями, мумия убрала помаду и, достав пудреницу, принялась придавать нормальный цвет своему лицу.
Лепешка висела в воздухе довольно долго, но в конце концов шлепнулась прямо на меня.
— Эй, — крикнула я мумии. — Может, ты прекратишь пудриться?! Ты вроде как собиралась что-то делать с этой лепешкой!
— Да? А, с этой… Подожди чуть-чуть, нельзя же ходить с такой миной.
— Можно!!! — завопила я, поскольку лепешка оказалась на редкость мокрой и противной. — Убери эту пакость!
Карадум протянула одну руку, взяла с меня лепешку, встала в позу бегуна и стартовала, постепенно разгоняясь до ста километров в час. Разогнавшись, она завертелась юлой и метнула лепешку как диск. Затем повернулась и не спеша, километров восемьдесят в час, подбежала ко мне.
— Ну вот, опять вся пудра стряхнулась, — с огорчением заметила она. — Но пудриться еще раз не имеет смысла, поскольку к нам летит смерч.
И вправду, к нам неторопливо полз столб вертящегося песка.
— Думаю, нам надо уходить отсюда! — произнесла я.
— К вашим друзьям? Пожалуйста! Вон возвращается магическая лепешка.
Мумия поймала белую пакость с нарисованными на ней помадой черепом и костями, взяла меня подмышку и понеслась сломя голову, потому как смерч был уже близко.
От магической лепешки летели брызги. То есть нет, не от магической лепешки они летели, а от воды. Мумия мчалась со мной подмышкой, а лепешки уже не было. Водой брызгало потому, что шел дождь. Я осторожно повернула голову. Мы находились уже не в пустыне, а в обычном зеленом поле. По нему гулял Андрей, что-то кушая.