— Я не знаю, — вздыхает Бен.

Ему тоже больно.

— Ты меня хоть любишь ещё?

Молчание. А ведь это именно тот тип вопросов, при которых каждая секунда тишины говорит громче любых слов. Полина это тоже понимает и поэтому уходит прочь, громко цокая каблуками.

Бен же поднимается наверх.

Неподходящий момент, чтобы нам пересечься. Я верчусь на месте, в панике пытаясь придумать, куда улизнуть, и решаю вернуться в комнату «Дельты». Объяснить моё возвращение Марселю будет явно легче, чем Бену причину, по которой я слышала разговор, не предназначавшийся для чужих ушей.

«Эй» застаёт меня носом к носу с так и не открытой дверью. По спине бегут мурашки. Я разворачиваюсь в ровной стойке и отчеканиваю:

— Привет.

Улыбка натянутая. Бен знает, что я слышала. Я знаю, что я слышала.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Бен, прищурившись. — Выходной же.

— Должна была встретиться с близнецами, но они куда-то смылись. И я решила посмотреть, нет ли тебя на месте, но…

— Но застала вырезанную из мыльной оперы сцену, да? — Бен грустно хмыкает.

— Я не хотела подслушивать, — сразу признаюсь я, чтобы расставить всё по своим местам. — Просто не стала спускаться, чтобы не мешать вам.

— Но и уходить не стала тоже.

— Но и уходить не стала тоже, — повторяю я. Понимаю, что Бен не очень-то и старается избежать разговора на эту тему, поэтому решаюсь напомнить ему: — Мне казалось, у вас с Полиной что-то начало получаться.

Бен идёт в комнату «Альфы», я — за ним.

— Не вышло, как видишь, — отвечает он, когда за нашими спинами открывается дверь.

— Почему?

Я слежу за тем, как Бен открывает шкаф и снимает с вешалки джинсовый комбинезон. Только теперь я обращаю внимание на то, что сейчас он одет в ту же одежду, в которой я видела его вчера. Внимательно осмотрев Бена, я понимаю — тот ночью не сомкнул глаз.

— Потому что, — отвечает Бен. Он демонстрирует мне комбинезон, вытягивая руку, держащую вешалку, в сторону, словно спрашивает моего мнения. Я неоднозначно качаю головой; ничего не имею против комбинезонов, но не уверена, что сейчас сезон рваных коленок, с такой-то погодой.

— «Потому что» что? — уточняю я, скептически приподнимая бровь.

Бен, может, и не в курсе, но я немного научилась разбираться в его поведении. И то, каким тоном он выпалил это своё «потому что», а также отведённый в сторону взгляд, когда он это произносил, говорит мне о том, о чём сам Бен предпочитает умолчать.

Я повторяю свой вопрос. Бен тяжело вздыхает, но отвечает:

— Потому что, кажется, у меня есть чувства к кое-кому другому.

Сказав это, Бен принимается раздеваться, даже не прося меня отвернуться. Как только его расстёгнутые джинсы падают на пол, я это делаю сама, опуская глаза вниз на носки своих сапог. Слова Бена в голове — как кассета на повторе. Я пытаюсь вспомнить хоть что-то, что выдавало бы в нём влюблённость, но ничего не выходит… Или, может, мне всё ещё лишь кажется, что я сумела разобраться в Бене?

— Надеюсь, это не Лейла, — произношу я, решая, что закончить всё шуткой будет лучшим вариантом. — А иначе я тебя придушу. Она всё время меня задирает!

— Не волнуйся, это не она, — спокойно сообщает Бен.

Но лучше как-то не становится.

Я чувствую, что должна узнать, правду ли говорит Бен, и если да — кто этот человек. Это кажется мне правильным. Я всегда знала, с кем Лия идёт на свидание и чьи портреты ночами рисует Даня. Тут — то же самое.

Ведь так поступают друзья.

— Я всё, — сообщает Бен.

Я поднимаю на него глаза.

— Ты не думаешь, что коленки от холода отвалятся? — спрашиваю я вместо того, чтобы сообщить Бену, что ему идут комбинезон из чёрной джинсы и синий свитер.

Да здравствует воскресенье, когда стражам можно носить любую одежду, не боясь быть отстранёнными от службы.

— Это говорит зависть, — уверяет Бен. — Ты знаешь, что я выгляжу круто.

— Ну да.

Раздражения в голосе не слышно. Надо бы, да не хочется. Бен и правда хорошо выглядит. Это факт, и ничего особенного в этом нет.

Но почему тогда произнести нечто подобное вслух кажется мне таким зазорным, что от одной мысли вспыхивают щёки?

Мне приходится сопроводить Бена, наотрез отказывающегося делать что-либо в одиночку, сначала на поздний завтрак в кофейню на углу, затем в торговый центр, где он тратит невероятно огромное количество времени на поиск новой пары кроссовок, а я изнемогаю от желания закончить свои мучения и пуститься наутёк.

— Мне бы ещё мамино пальто из химчистки забрать, — сообщает Бен, когда мы покидаем магазин, где ему наконец удалось подобрать понравившуюся пару обуви.

Я тяжело вздыхаю.

— Ты, должно быть, надо мной издеваешься?

— Ни в коем разе, — с улыбкой произносит Бен. — И вот только не говори мне, что всё это тебе не нравится.

— О чём ты?

— Об этом, — Бен машет рукой с пакетом вокруг себя. Я недоумевающе оглядываюсь по сторонам в поисках того, о чём он говорит. — Не конкретно здесь, тупица. — Теперь пакетом прилетает мне в живот. Коробка внутри лёгкая — не больно, — а морщусь я лишь рефлекторно. — Я имею в виду обычную жизнь. Никаких тебе тренировок, никаких опасностей, — Бен подходит ближе и наклоняется, чтобы заговорщицки прошептать: — Мы практически классические подростки, не считая ксив и оружия в секретных местах.

Я не думала об этом. То ли времени не было, то ли возможности представить хоть на секунду, что нормальная жизнь мне всё ещё светит, пусть даже только лишь по воскресеньям. Я опускаю глаза на свою одежду. Прошло не так много времени, но видеть себя в чём-то, что не окрашено в зелёный, коричневый и прочие камуфляжные цвета становится непривычным и приятным. Я вспоминаю о туфлях, которые приметила, пока Бен ругался с консультантом в магазине, и думаю, что вполне могу позволить себе надеть такие на ужин в ресторане в честь моего дня рождения, о котором случайно проболтался Артур.

Я могу быть просто Славой. Без приписок, без ярлыков.

Точно как раньше.

— Ты прав, — признаю я, снова смотря на Бена.

Он удовлетворённо кивает.

— Разумеется. А теперь, хочешь ты того или нет, нам придётся идти в химчистку. Матушка с меня кожу сдерёт и сделает из неё новое пальто, если я…

Бена перебивает оглушительный крик, эхом разлетающийся по всем четырём этажам торгового центра. Раньше, чем он замолкает, я понимаю, что источник находится где-то под нами, и Бен, кажется, тоже, так как кидается к перилам, отделяющим этаж от пропасти, открывающей панораму на магазины внизу.

— Вызовите стражей! — кричат люди.

Я кошусь на Бена. Он уже знает, что я скажу, потому-то и выставляет ладонь перед моим лицом.

— Ничего не говори, — просит он.

Но как я могу сдержаться?

— Обычная жизнь, ага, — игнорируя его просьбу, всё-таки высказываюсь я.

— Звоню Полине. «Бета» сегодня дежурные.

— Ты уверен, что это не будет выглядеть странным?

— У нас сегодня официальный выходной, я не хочу…

— Нет, я о том, что ты позвонишь Полине после того, что случилось. Хочешь, я это сделаю?

— Не собираюсь бегать от неё только потому, что мы расстались. Я что, по-твоему, семиклассник какой-то? Может, мне её ещё теперь вонючкой называть?

— Ладно, забей. Не время препираться. Звони.

Бену хватает пары секунд, чтобы найти в контактах нужный, набрать его и получить ответ. Я почти удивилась тому, что для людей, буквально пару часов назад поругавшихся, они ведут себя слишком спокойно, но потом вспомнила о том, что они — профессионалы своего дела не первый год. Именно это и чувство долга придают холодность Бенову голосу и помогает ему буквально в двух словах дать Полине ориентир на то, куда и по какой причине нужно явиться.

— Как скоро они прибудут? — интересуюсь я.

— Знаешь, какое время даётся пожарным, чтобы надеть одни только штаны?

— Чего?

— Три секунды.

— Это тут при чём?