— Осторожней, — предупреждающе произношу я.

Бен игнорирует это. Выключает двигатель и покидает салон, ничего не сказав ни мне, ни Лизе.

— У этого парня проблемы с контролем своих эмоций, — говорит Лиза тоном врача, ставящего диагноз умирающему пациенту. — Я тебе это как оборотень говорю.

— Знаю, — обречённо вздыхаю я. — А у кого нынче нет таких проблем?

Уже в кафе, которым на деле оказывается обычная придорожная забегаловка, где не то, что бы есть, даже в туалет ходить опасно, Эдзе, как и говорил, заказывает себе премерзкого вида бургер, разваливающийся прямо на тарелке. Под наши взгляды, полные отвращения, он сдабривает блюдо кетчупом и горчицей и принимается поедать его с нескрываемым удовольствием.

— Это отвратительно, — заявляет Бен, сидящий по мою левую руку. — Настолько, что мне тоже захотелось попробовать.

Он подзывает рыжеволосую официантку, делает заказ. Та записывает его и ещё раз спрашивает у нас с Лизой, не решили ли мы тоже изменить свой категоричный отказ.

— Несмотря на то, что я страшно проголодалась, умирать так рано я не планирую, — отрезает Лиза, откидываясь на спинку сиденья. — Поэтому нет.

— А мне бы кофе, — сдаюсь я. — И что-нибудь из десертов.

— Есть яблочный штрудель, рогалик с маком и шоколадное овсяное печенье, — отчеканивает официантка, не сводя с меня пристального взгляда.

— Давайте рогалик.

— Не советую, он на витрине уже вторую неделю лежит.

— Тогда штрудель?

— У нас плохо работает духовка, штрудель будет холодным.

— Печенье?

— Отличный выбор. Скоро принесу.

Официантка уходит к раздаче, успевая по дороге перехватить ещё пару заказов от таких же неспящих полуночников, как мы. Я съезжаю по скрипучему кожаному сиденью.

— Прекрасное кафе, — иронично подмечаю я.

Эдзе кивает, не отрываясь от поедания бургера.

— Так, а вы, значит, о чём-то хотели поговорить, верно? — говорит он, прикрывая рот.

— Не догадываетесь, о чём? — уточняю я.

Эдзе на секунду замирает, так и не облизав большой палец от следов кетчупа.

— Вероятно, это не модные советы, и, на что я очень надеюсь, не вопрос о ваших взрослеющих молодых организмах. У меня слишком много детей для того, кто может дать хороший совет по поводу контрацепции.

Я накрываю лицо ладонями. Как никогда раньше, идея попросить помощи у Эдзе кажется мне глупейшим поступком.

— Мы хотели узнать у вас, что вы знаете о гнори и перитонах, — говорит Бен, приходя мне на помощь.

Когда я снова гляжу на Эдзе, то вижу, что он умудрился запачкать манжет в горчице.

— Не то, чтобы кроме вас у нас нет никакого иного источника информации, но…

— Но все мы знаем, что из ныне существующих и из тех, кто вас, стражей, не ненавидит всеми фибрами своей души, именно я — кладезь мудрости, — заканчивает за меня Эдзе.

К счастью, официантка приносит мой кофе. Я сразу хватаюсь за кружку, которая оказывается нереально горячей, и, несмотря на дискомфорт, делаю несколько глотков залпом. Горло и язык горят, но зато я отвлекаюсь от мысли плюнуть на всё и вернуться в штаб.

Тем временем, Бену принесли его бургер, выглядящий, как мне кажется, даже ещё хуже, чем тот, что на тарелке у Эдзе. Поэтому пока Бен увлекается едой, а Лиза, как единственная из нас, кто совсем не заинтересован в беседе, сидит молча и складывает из салфеток и зубочисток какие-то непонятные фигуры, я снова остаюсь единственной, кто может вести переговоры.

Чёрт. Нужно было прихватить с собой кого-нибудь из миротворцев.

Я открываю рот, чтобы совершить ещё одну попытку поговорить, когда Эдзе вдруг перебивает меня:

— Гнори — колонизаторы, — Эдзе перестаёт жевать. С выражением удовлетворения на лице, он отодвигает от себя остатки еды и берётся за стакан с газировкой. — Им всё равно, в какой мир они попали и что за существа его населяют. Сам факт захвата территорий и их опустошение — вот единственная преследуемся ими цель.

— А перитоны? — сразу спрашиваю я, пока Эдзе не решил, что с него болтовни хватит.

— Домашние питомцы, не более того, — Эдзе зубами прикусывает трубочку, прежде чем вытянуть из неё газировку, и это кажется мне странной привычкой. — Представь, если бы вы, люди, вместо кошки держали дома, скажем, африканского буйвола.

Я задумываюсь над услышанным, пытаясь сопоставить слова Эдзе с тем, что я видела собственными глазами. Значит, эти ужасающие существа находятся в подчинении у других, не менее ужасающих.

— Что ещё вы знаете? — спрашиваю я.

— Гнори используют нечто вроде гипноза, чтобы парализовать свою жертву. Они заставляют свою цель остановиться, и даже секундной паузы хватает, чтобы в игру вошли перитоны, пикирующие на бедолагу и поражающие его своими рогами. Затем — делёжка добычи: гнори достаётся кровь, а перитонам — обескровленное тело. — Эдзе принюхивается к содержимому своего стакана. — Точнее, сердце и мозг. Они предпочитают именно эти деликатесы.

Поэтому, как говорил Влас, гнори называют собирателями душ, а перитонов — их вместилищами!

Эдзе брезгливо оглядывает сидящего напротив него Бена, хотя ещё буквально несколько мгновений назад он сам сидел и поедал бургер именно с таким же выражением на лице.

— Тебя, что, лет сто не кормили? — спрашивает Эдзе, морщась. — Не боишься заработать несварение, так набрасываясь на еду?

Бен не утруждает себя ответом, продолжая жевать. Эдзе вновь переключается на меня.

— Зачем ты таскаешь его с собой, если больше пользы принёс бы даже глухонемой калека?

— Я не буду отвечать на этот вопрос, — спокойно произношу я. — Лучше скажите, как нам остановить гнори и перитонов?

— Никак, — Эдзе качает головой.

— Неужели, нет способа убить их?

— Почему? Конечно, есть. Только тебе стоит определиться: ты хочешь остановить их или уничтожить? Есть разница, дорогуша.

За помощью я обращаюсь сначала к Бену, глядя на него несколько долгих секунд, затем к Лизе. Вторая реагирует быстрее:

— Насколько они вообще опасны? — спрашивает она. — В смысле, на фоне всего происходящего. Ведь ещё и война с оборотнями в самом разгаре!

— Гнори и перитоны не будут принимать ничью сторону в этом противостоянии — это я вам с уверенностью заявляю. Им есть дело только до себе подобных и до своих желудков.

— Мило, — Лиза кивает головой. — Тогда предлагаю уничтожить их.

— Я согласен, — подаёт голос Бен. — В конце концов, они-то не собираются нас жалеть.

— Убить перитона легко, — сообщает Эдзе. — Достаточно ранить его в оба сердца.

— Оба?

— Да, их у них два. Если визуально разделить их грудь на три части, то между первой и второй и между второй и третьей и будут находиться сердца.

— Ясно, — протягиваю я. Бен рядом со мной достаёт телефон и что-то быстро печатает. — А что с гнори?

— Те уязвимы лишь во время кормёжки. В любое другое время вы можете выпустить в них хоть всю обойму — пули превратятся в прах, едва только коснутся их кожи.

— А что насчёт этого? — Лиза раскрывает кулак, растопыривая пальцы. На их концах красуются когти.

— Я бы не советовал, — Эдзе совсем не восхищён силой Лизы. — Потому что эффект одинаковый и для ножей, и для пуль, и для когтей.

Эдзе говорит о гнори, и что-то меняется в тоне его голоса. Мне кажется, это не первая его с ними встреча. То, как он рассказывает о них, говорит о более близком контакте, чем можно подумать.

— Когда-то ранее вы уже имели с ними дело? — спрашиваю я осторожно.

Но Эдзе, вопреки моим ожиданиям, не воспринимает слова в штыки.

— Да, — спокойно подтверждает он. — До твоей мамы, до Огненных земель, до Христофа — задолго до всего этого я жил в мире, который целый месяц умирал на моих глазах после пришествия перитонов и гнори.

Мне бы пожалеть Эдзе, потому что эта история скрывает в себе явно больше душещипательных подробностей, возможно, изменивших его навсегда и сделавших его тем, кто он есть, но в моей голове не перестают звучать конкретная часть сказанных Эдзе слова.