Надеждам не суждено было сбыться. Когда все жертвы были принесены, жрецы устало, но довольно стали прикладываться к керамическим кувшинам, попивая пьянящий напиток, ко мне стали спускаться по той стороне пирамиды, которая не была забрызгана кровью халач уиники и два жреца, не принимавших участие в жертвоприношениях.

Все трое, а также сотни рабов и представителей великих домов прислуживающих правителю майя, присоединившиеся к нему у подножья, и затем все остановились неподалёку от меня.

— Ты показал себя великим воином халач уиники Витале, — спокойным тоном сказал Хуанк Силем, — к тому же мы узнали, что ты, из-за своей веры, ещё никогда не был с женщинами, поэтому тебе выпала честь, умереть не на жертвенном ложе.

Я, имитируя наркотический транс, лишь неразборчиво промычал, пустив ещё и слюну в уголке рта, для достоверности.

— Жаль, мы не можем тебя развязать, поскольку ты слишком опасен и уже убил сотни наших самых храбрых воинов, так что прости, мы привяжем тебя к столбу связанным.

По его знаку, меня подняли с земли и правда притащив в центр площади, где стоял вкопанный каменный столб с большим количеством вырезанных масок на нём и символов. Я ещё ни разу не видел для чего он нужен, местные лишь говорили, что он используется для священного танца воинов, но редко когда бывает достойный для него.

«Похоже, мне придётся на себе узнать, что это за танец», — подумал я, пока мне крепко приматывали руки и ноги к каменному изваянию. Вскоре заиграли барабаны, задудели флейты и из огромной толпы, присутствующей на площади, стали выходить воины, только с луками и стрелами в руках. Они стали образовывать своеобразный круг и кружиться вокруг меня, вскоре я понял зачем. Каждый, проходя мимо, стал стрелять, стараясь ранить так, чтобы стрела чиркнула по коже, вызывая лишь кровотечение. Те же, кто мазал или вообще попадал так, что обсидиановый наконечник застревал в теле, изгонялись из круга, под неодобрительный свист толпы. Как я понял, морщась от боли — это было позором.

Симбионт по моему приказу, запустил регенерацию, но так, чтобы для всех я лишь слабел от потери крови, а на самом деле, я шевелясь во время выстрелов и просчитывая траекторию полёта стрел, подставлял под их наконечники верёвки, которые стягивали тело, а также конечности. Так что вскоре, я почувствовал, что могу ими двигать. Сделав вид, что какой-то воин перебил верёвку, удерживающую мою левую руку, я свесил её вдоль кровоточащего от десятков порезов тела. Раздался вой негодования и свиста, и тот бросился ко мне, устранить якобы свой промах. Когда рядом со мной раздалось тяжёлое дыхание, пахнувшее сладким запахом медовухи, я поднял голову и ясным взглядом посмотрел ему прямо в глаза.

Воин, увидев мой взгляд и мягкую улыбку, окаменел. Я же, выдернув и правую руку со свободно висящих верёвок, спокойно снял с его пояса нож и всё так же смотря прямо в глаза, воткнул оружие в живот, ведя снизу вверх зигзагами. Глаза майя закатились и он рухнул к моим ногам. Тут же, не мешкая больше, я почувствовав вброс в кровь боевого коктейля гормонов от симбионта и в шесть шагов оказался у первых рядов, сидящих на циновках майя. Вырвав из рук одного копьё, у второго забрав щит, я активировал защиту на браслетах и бросился в сторону Священного сенота, решив, что прокатило один раз, может прокатить и второй.

Не слушая поднявшийся шум и гвалт от паникующих майя, которых я убивал пачками, прорываясь через сидящих на земле людей, которые перед смертью, видели перед собой, лишь мой яростный оскал. Выхватив у ближайшего к колодцу музыканта флейту, я ласточкой бросился вниз, молясь, чтобы там было глубоко. Холодная вода обдала меня словно была кипятком, все раны тут же заныли, а я, так и не увидев дна, стал грести под водой и подплыл к самому дальнему краю воронки, затем отломил от прихваченного инструмента ту часть, где были дырочки, взял в губы оставшийся цельный кусочек сантиметров двадцать, перевернулся на спину и аккуратно двигая руками и ногами, поднялся к поверхности, высунув наружу лишь самый кончик, чтобы можно было дышать. Вода в колодце была такая мутная из-за ила, что я надеялся, что меня не заметят. Теперь оставалось только ждать и молиться.

Ожидал я не напрасно. Майя, опасаясь, что будучи даже сильно ранен, я мог остаться жив, сначала побросали в сенот тела, видимо тех воинов, которые промазали или сильно ранили меня, затем окружили всю воронку факелами с которыми простояли всю ночь, до самого утра. Только когда солнце ярко осветило часть стен гигантского карстового колодца, и они убедившись, что на поверхности никого нет, наконец сняли охрану, убравшись по своим делам. В холодной воде, мне пришлось провести целый день, дожидаясь следующей ночи, и когда я услышал, как снова орут жители, приветствуя новые жертвы, я понял, что самое время делать отсюда ноги.

Взбирание по скользкому от воды и ила известняку стен сенота оказалось отдельным видом извращения, но я справился, незаметной тенью, бросившись к ближайшим домам, и только прижавшись к каменной стене одного из них, впервые смог перевести дух. Кому-то сильно повезло, что его рабов не было дома, поэтому зная, где обычно хозяева хранят краску, для украшения тела, я выгреб оттуда все три сосуда, не разбираясь где какая, а также три пончо, правда с квадратными вырезами, а не круглыми, какие тут носили в плохую погоду. Заглянув на кухню, я украл также все лепёшки, которые недавно испекли и кувшины с водой. Поместив это всё в связанные пончо, и не найдя в доме верёвку, я отправился к следующему дому, обнаружив там двух рабов, занимающихся сексом. Прервав их удовольствие, мне потом пришлось потратить время, чтобы спрятать тела под глиняный пол, благо я отлично знал, что там обычно хоронят родственников, а когда место кончается, майя строят себе новый дом, делая из этого своего рода усыпальницу и место поклонение предкам. Чьим-то костям пришлось покинуть прежнее место, взамен я поместил в два каменных гроба с хорошо притёртой крышкой, оба тела рабов, вернув глиняные плитки пола обратно и забрав те циновки с собой, на которых осталась кровь. В этом доме верёвка обнаружилась, и сделав с помощью неё и пончо импровизированный рюкзак, я повесил его за спину и отправился к стене. Оказавшись возле шестиметровой известняковой преграды, я сначала попробовал взобраться по ней, но щели в ней просто отсутствовали, так плотно были пригнаны плиты камней друг к другу, так что пришлось пойти на хитрость, выломать возле домов одно из подходящих по длине, толщине и гибкости деревьев, очистить его от веток, и с разбега, уперев кончик в основание стены, я попытался выпрыгнуть вверх, за счёт гибкости древесины. Задумка сработала частично. Палка честно подбросила меня вверх и вперёд, но неожиданно сломалась, когда я был в верхней точке полёта, так что вниз я падал, матерясь на дерево, майя, а также всех их богов. Удар спиной о землю, заставил свет померкнуть в моих глазах.

В себя я пришёл, почувствовав боль в спине, на которую я приземлился, попутно разбив всё, что было в рюкзаке. Тихо постанывая, сквозь зубы, я повернулся сначала набок, затем смог встать и оглядеть последствия своего приземления. Всё было печально. Краска и вода плохо сочетались друг с другом, так что мне пришлось вымазывать всё тело в то, что там в итоге перемешалось. Я собирался красить себя по ходу дела, чтобы местные не обращали на мою белую, хоть и сильно загоревшую, кожу внимания, на голову же собирался набросить одно из пончо, чтобы не видно было лица, но сейчас выбора не было и я матерясь, размазывал по телу красно-жёлто-зелёную мокрую краску, сильно надеясь, что я не буду шокировать встреченных по пути майя до такой степени, что они побегут искать ближайший патруль. В отсутствии света, я измазался как мог, и прорезав обсидиановым ножом отверстия для глаз, надел пончо поверх, повязав куском верёвки у шеи, чтобы не слетало. Приспособив второе в качестве набедренной повязки, третье я окутал поверх бёдер, как и положено. Срубив себе посох, я прикопал циновки с кровью и всё оставшееся после приземления возле деревьев, отправился вдоль стены, в сторону дороги, которая вела к городу Экаб.