— «Кровавые Кости» — странное название для гриль-бара.

— Может, они подают ребрышки, — предположила я.

Ларри скривился:

— Я сейчас вида жареного мяса не вынесу.

— Я бы тоже предпочла что-нибудь другое.

Дверь распахивалась внутрь, прямо в бар. Потом она захлопнулась за нашей спиной, и мы оказались в тускло освещенном помещении. Вообще-то бары — места темные, где пьют и прячутся. Убежище от яркого и шумного мира. И этот бар как убежище был само совершенство. Вдоль стены шла стойка, а по залу были расставлены с десяток столиков. Слева возвышалась эстрада, возле дальней стены стоял музыкальный автомат, за ним — коридорчик, ведущий, очевидно, к туалету и кухне.

Все поверхности — из темного дерева и отполированы до блеска. Свечи под стеклянными абажурами на стенах, с темного деревянного потолка свисает люстра, тоже со свечами. В дереве, как в темнейшем из зеркал, свет скорее сиял, чем отражался.

Потолочные балки были покрыты резьбой в виде плодов и листьев, похожих на листья дуба. Все лица повернулись к нам, как в плохом вестерне. Большинство лиц принадлежали мужчинам. Они скользнули по мне взглядом, заметили Ларри, и многие вернулись к своим стаканам. Некоторые в надежде продолжали смотреть, но я не обратила на них внимания. Еще слишком рано, чтобы кто-нибудь допился до того, чтобы всерьез приставать. К тому же мы были вооружены.

Женщины столпились в три слоя в глубине у стойки. Они были одеты как для вечера пятницы — если вы собираетесь провести этот вечер на углу, заманивая прохожих. Они посмотрели на Ларри, будто прикидывая, годится ли он в пищу. Меня они вроде бы возненавидели с первого взгляда. Если бы я была с ними знакома, я бы сказала, что они возревновали, но я ведь не из тех женщин, что с первого взгляда пробуждают ревность. Не высокая, не блондинка, не экзотическая. Симпатична, но не красива. Эти женщины смотрели на меня так, будто увидели во мне то, чего я сама не видела. Я даже оглянулась, нет ли кого позади нас, хотя знала, что никого там нет.

— Что здесь происходит? — шепнул Ларри.

Вот и еще одна странность. Здесь было тихо. Никогда не видела, чтобы в пятницу вечером в баре можно было шептать и шепот был бы слышен.

— Не знаю, — тихо ответила я.

Женщины у стойки раздвинулись, будто по чьей-то просьбе, открывая нам вид на бар. За стойкой стоял человек. Я сначала подумала, какие у нее красивые волосы. Они спадали до талии густо, струей каштановой воды. И в них отражались огоньки свечей точно так же, как в полированном дереве.

Бармен поднял на нас потрясающие сине-зеленые глаза, сине-зеленые, как морская вода на глубоком месте. Он был смугл и потрясающе красив, мужественно-женственен по-кошачьи. Я поняла, почему у стойки в три ряда толпятся женщины.

Бармен поставил на салфетку бокал с янтарной жидкостью и сказал:

— Эрл, твой заказ.

У него оказался неожиданно низкий голос, как оперный бас.

Из-за столика поднялся человек — вероятно, Эрл. Он был большой, неуклюжий, составленный из закругленных квадратов, как смягченная версия монстра Бориса Карлоффа. Не с обложки журнала мальчик. Эрл протянул руку за бокалом и зацепил спину одной из женщин. Она обернулась, рассерженная, и я думала, сейчас пошлет его к чертям, но бармен тронул ее за руку. Она внезапно затихла, будто слушая голоса, не слышные мне.

Воздух заколебался. Я вдруг остро почувствовала, что от Эрла пахнет водой и мылом. У него волосы были еще мокрые из-под душа. Можно было бы слизнуть капли воды с его кожи, ощутить эти большие руки на своем теле.

Я шагнула назад и уперлась в Ларри. Он поймал меня за руку.

— Что случилось?

Я уставилась на него, вцепившись ему в руку выше локтя, чтобы ощутить под пальцами твердость. Потом повернулась к бару.

Эрл и эта женщина отошли от стойки и сели за стол. Она целовала его мозолистую ладонь.

— Боже мой, — сказала я.

— Анита, что случилось? — спросил Ларри.

Я перевела дыхание и отступила от него.

— Ничего, все в порядке. Просто это было неожиданно.

— Что было неожиданно?

— Магия, — сказала я и подступила к стойке.

Эти замечательные глаза смотрели прямо на меня, но в них не было силы. Не так, как когда имеешь дело с вампиром. Можно было вечно смотреть в эти красивые глаза, и они оставались бы просто глазами. В определенном смысле.

Я положила руки на блестящее дерево стойки. Резные лозы и листья обвивали край твердого дерева. Вырезанные вручную.

Пальцы бармена ласкали дерево, будто это кожа. Прикосновение собственника — так касается мужчина своей подруги, которая ему принадлежит. Я готова была держать пари, что каждый дюйм резьбы сделан его руками.

Брюнетка, одетая в платье на два размера меньше, чем нужно, тронула его за руку.

— Магнус, нам здесь чужие не нужны.

Магнус Бувье повернулся к ней. Ласкающие пальцы взбежали по ее руке. Брюнетка вздрогнула. Он бережно снял ее руку со своей, прижался губами к тыльной стороне ладони.

— Выбирай кого хочешь, милая. Ты сегодня слишком красива, чтобы получить отказ.

Она не была красива. Глаза у нее были маленькие и грязновато-карие, подбородок слишком острый, нос слишком большой для узкого лица. Я глядела на нее с расстояния чуть больше фута, и ее лицо разгладилось. Глаза стали огромными и искрящимися, губы полными и влажными. Как будто смотришь сквозь мягкий фильтр, которые были в моде в шестидесятых, только еще сильнее.

Я поглядела на Ларри. У него был такой вид, будто вдруг его стукнуло грузовиком. Изящным и прекрасным грузовиком. Я оглядела бар, и все мужчины, кроме Эрла, смотрели на нее точно так же, будто перед ними была Золушка, преобразованная феей-крестной. Аналогия не слишком далекая.

Я повернулась к Магнусу Бувье. Он не смотрел на эту женщину, он смотрел на меня.

Перегнувшись через стойку, я встретила его взгляд. Он слегка улыбнулся.

— Любовные чары запрещены законом, — сказала я.

Улыбка стала шире.

— Вы слишком симпатичны для полицейской. — Он протянул руку, собираясь взять меня за локоть.

— Только коснитесь меня, и вы будете арестованы за использование незаконного противоестественного влияния.

— Это слишком мелкое преступление, — сказал он.

— Если вы не человек, то оно не мелкое.

Он моргнул. Я не была с ним достаточно знакома, но мне показалось, что он этого от меня не ожидал — будто я должна была принять его за человека. Ага, разбежалась.

— Давайте сядем за стол и поговорим.

— Согласна.

— Дорри, ты не можешь меня на пару минут подменить?

Из-за бара вышла женщина. У нее были такие же густые каштановые волосы, но они были убраны с лица и завязаны в тугой конский хвост высоко на затылке. Длинный хвост сияющих волос, когда она шла, двигался будто сам по себе. Лицо с отведенными назад волосами и без косметики было треугольным, экзотическим, кошачьим. Та же зелень морской воды в глазах, что и у Магнуса.

Ближайшие к бару мужчины кидали на нее косые взгляды, будто не решаясь взглянуть в открытую. Ларри уставился на нее с отвисшей челюстью.

— Я постою за стойкой, но и только. — Она обратила взгляд зеленых глаз к Ларри и спросила: — На что это вы уставились? — Голос был резкий, накаленный злостью.

Ларри моргнул, закрыл рот и проговорил, заикаясь:

— Н-ни на что.

Она сердито глянула на него, будто хотела назвать лжецом. Мне стало понятно, почему мужчины в баре на нее не пялятся.

— Доркас, поласковее с клиентами.

Она полыхнула на Магнуса взглядом. Он улыбнулся, но сдал назад.

Магнус вышел из-за стойки. Он был одет в неярко-голубую рубашку навыпуск и джинсы, вылинявшие почти до белизны. Рубашка доходила ему почти до середины бедер; рукава пришлось закатать. Наряд завершали черные с серебром ковбойские сапоги. Все это, кроме сапог, казалось с чужого плеча. Он должен был выглядеть неряшливым и небрежно одетым среди народа, вырядившегося для вечера пятницы, но он так не выглядел. Потрясающая уверенность в себе придавала ему естественность даже в этом наряде. Женщина за столом, мимо которого он прошел, попыталась поймать его за подол рубашки. Он высвободился, игриво улыбнувшись.