Я подняла к нему лицо. Его руки скользнули мне за спину, прижимая к длинной влажной линии его тела. Полотенце опасно болталось.

Губы Жан-Клода скользнули по моим губам, поцелуй начал становиться горячее, тверже, почти до боли. Его руки сомкнулись у меня за плечами. Мои руки скользнули вниз по его телу, до полотенца, и оказалось, что оно уже размоталось. У меня под пальцами круглилась гладкость ягодиц. Только прижатие наших тел еще удерживало на месте это полотенце.

Он впивался мне в губы, и вдруг это стало резко. Больно. Я отдернулась и ощутила вкус крови.

Жан-Клод отпустил меня. Он сел на пятки, полотенце собралось на коленях.

— Простите меня, ma petite. Я увлекся.

Я коснулась губы и отняла руку с пятнышком крови.

— Вы меня укусили!

Он кивнул:

— Я искренне об этом сожалею.

— Да уж, могу себе представить!

— Не обрушивайте на меня праведный гнев, ma petite. Вы наконец-то признались перед собой и передо мной, как вас влечет мое тело.

— Ладно, я вас хочу. Довольны?

— Почти, — ответил он, и что-то мелькнуло в его глазах. Что-то темное, засасывающее и более древнее, чем могло бы быть. — Я могу предложить вам мое смертное тело и более того, ma petite. Между нами может быть такое, чего никогда не сможет предложить вам любовник-человек.

— И каждый раз я буду терять капельку крови?

— Это был несчастный случай, — сказал он.

Я глядела на него, бледного и влажного, сидящего на полу с полотенцем на коленях, почти обнаженного.

— Сегодня я впервые обманула Ричарда, — сказала я.

— Вы же встречаетесь со мной уже несколько недель, — удивился он.

Я покачала головой:

— Но я не обманывала. А это уже обман.

— Значит, вы обманывали меня с Ричардом?

На это я не знала, что сказать.

— Идите оденьтесь.

— Вы действительно хотите, чтобы я оделся?

Я отвернулась. Мне было неловко и неудобно.

— Да, если можно.

Он встал, сжимая в руке полотенце. Я смотрела в пол, и мне не надо было видеть его лицо, чтобы представить себе его усмешку.

Он отошел, не потрудившись снова замотаться в полотенце. Мышцы шевелились у него под кожей от икр до пояса. Он ушел в спальню голый и мне нравилось это зрелище.

Я коснулась пальцем языка. Он все еще кровоточил. Вот тебе поцелуи взасос с вампиром. Даже подумать об этом я спокойно не могла.

— Ma petite? — окликнул он меня из спальни.

— Да?

— У вас есть фен?

— В моем чемодане. Возьмите.

Слава богу, я оставила чемодан в спальне возле двери ванной. Преимущество лени. Теперь не надо было еще раз смотреть на его обнаженное тело. Волна гормонов схлынула, подступило смущение.

Я услышала жужжание фена и стала гадать, стоит ли он голый перед зеркалом, когда сушит волосы. И отлично понимала, что мне достаточно только подойти к двери и убедиться собственными глазами.

Я встала, одернула футболку, как следует завязала халат и села на диван. Спиной к спальне. Не буду больше ничего смотреть. Вынув «файрстар» из кармана, я положила его на кофейный столик перед собой. Он был очень твердый, очень черный и будто осуждал меня.

Фен затих, и Жан-Клод снова меня окликнул:

— Ma petite?

— Что еще?

— Приходите ко мне поговорить, пока солнце восходит.

Я поглядела на окно, которое он открыл. Небо стало не таким черным — еще не светлым, но уже не было той чистой темноты. Я закрыла шторы и пошла в спальню. Пистолет я оставила на окне — все равно в спальне есть браунинг.

Жан-Клод аккуратно сложил одеяло в ногах кровати. Его покрывала только темно-красная простыня. Мягкие волосы разметались по подушке. Простыня была спущена до пояса.

— Можете составить мне компанию, если хотите.

Я прислонилась к стенке и покачала головой.

— Я не предлагаю секс, ma petite, для этого уже слишком близко к рассвету. Я предлагаю вам половину кровати.

— Спасибо, но я лягу на диване.

Он улыбнулся понимающим изгибом губ — стала возвращаться прежняя надменность. Почти приятно было знать, что ничего не изменилось.

— Это не мне вы не доверяете. Это вы себе не доверяете, ma petite.

Я пожала плечами.

Он натянул простыню на грудь — почти защитным жестом.

— Оно идет.

— Кто оно?

— Солнце.

Я посмотрела на закрытые шторы на дальней стене. Они были двойные, но по краям пробивался сероватый свет.

— Ничего, что вы вот так, без гроба?

— Если никто не откроет шторы, ничего страшного. — Он посмотрел на меня долгим взглядом. — Я люблю вас, ma petite, так сильно, как только могу любить.

Я не знала, что сказать. Сказать, что я его хочу, — неуместно. Сказать, что я его люблю, — солгать.

Свет стал сильнее, белой каймой вокруг штор. Тело Жан-Клода расслабилось на кровати. Он перекатился на бок, вытянув одну руку, а другой придерживая простыню на груди. Он смотрел на усиливающийся свет, и я видела его страх.

Я встала на колени возле кровати и чуть не взяла его за руку, но сдержалась.

— Что будет дальше?

— Вы хотели знать правду? Смотрите.

Я ожидала, что он станет говорить медленнее, глаза заморгают, будто он засыпает. Вышло не так. Он закрыл глаза сразу, лицо его исказилось. «Больно», — прошептал он. И лицо обмякло. Я видела, как умирают люди, как уходит свет у них из глаз. Чувствовала, как ускользает душа. Вот это я сейчас и видела. Он умер. На шторах нарастал свет, и когда он превратился в сплошную белую линию, Жан-Клод умер. Последний вздох вышел из него долгой трелью.

Я стояла на коленях у кровати и смотрела. Я знала, как выглядит мертвец, и сейчас передо мной был именно он. Черт побери!

Я положила скрещенные руки на кровать и уперлась в них подбородком. Я глядела на Жан-Клода, ожидая, чтобы он вздохнул, вздрогнул, что-нибудь. Но ничего не было. Я повела рукой над его кожей, потом коснулась пальцами. Он был теплым, совсем по-человечески, но не двигался. Я взяла его руку — пульса не было. В этом теле не бежала кровь.

Знал ли он, что я здесь? Ощущал ли, что я его касаюсь? Мне казалось, что я много времени там провела, просто глядя на него. Вот и ответ на вопрос. Вампиры — мертвецы. То, что их оживляет, — это вроде моей собственной силы, какой-то вид некромантии. Но я не спутаю мертвого с живым. Да, некоторое новое направление некрофилии.

Мне только показалось, или я действительно почувствовала касание души, покидавшей его тело? Конечно, души у вампиров нет — это неотъемлемое их свойство, — но что-то его покинуло. Если не душа, то что это? А если душа, куда она направляется на дневное время? Кто надзирает за душами вампиров, пока они лежат мертвыми?

В дверь постучали — наверное, мальчики пришли. Я встала, запахнув халат. Мне было холодно, и я сама не знала почему. Я пошла открывать дверь. Порез на языке почти уже не кровоточил.

31

Мне снился сон. В этом сне кто-то держал меня на коленях. Меня обвивали гладкие темные руки. И я глядела в смеющееся лицо матери. Она была самой красивой женщиной в мире. Я прижималась к ней и слышала чистый запах ее кожи. Она всегда пахла пудрой «Гипнотик». Мама склонялась ко мне и целовала меня в губы. Я забыла вкус ее помады, забыла, как она водила пальцем и смеялась, размазывая яркую красную помаду по моим детским губам.

Она отняла палец, и на нем было что-то ярче помады. С него капала кровь. Она уколола себе палец английской булавкой, и он кровоточил. Она поднесла палец ко мне и сказала: «Поцелуй его, Анита, так будет лучше».

Но крови было слишком много. Она бежала по маминой руке. Я смотрела на ее смеющееся лицо, и кровь капала с него дождем. Я проснулась, резко сев на диване, ловя ртом воздух. На губах еще ощущался вкус помады, и в ноздрях стоял запах пудры «Гипнотик».

Ларри сел на широком кресле, протирая глаза.

— Что такое? Снизу позвонили разбудить?

— Нет, просто плохой сон.