– Вас зовут Даша, – сказал он, чтобы что-нибудь сказать. – Вчера вы сильно поссорились со своим молодым человеком. Он высокий, темноволосый, широкоплечий. Брутальный, как сейчас говорят. Но на самом деле он бывает очень грубым.

Даша испуганно моргнула и, словно испугавшись, что Мельник продолжит, быстро выхватила из папки, лежащей под анкетами на коленях, зеленый листок и размашисто написала на нем фломастером номер «триста шестнадцать».

– Приходите послезавтра вот по этому адресу, – сказала она, показывая, где именно на листке отпечатан адрес.

Мельник встал, попрощался и вышел в дверь, которая, минуя холл, вывела его прямо на лестницу. Он спускался вниз и пытался понять, что же произошло сейчас с ним в кабинете. Телекинез всегда давался ему очень легко, и вот впервые в жизни, когда он решил воспользоваться им не для развлечения, а для достижения важной цели, способность подвела его. Он шел по ступеням, и вдруг осознал, что что-то тяжелое постукивает его по ноге. Мельник опустил руку в карман и достал оттуда маленькую банку янтарного горного меда.

Боря Пиха был как раз одним из тех людей, которых Мельник рассчитывал встретить на шоу. Ему было двадцать два года, но выглядел он моложе: наверное, потому, что был невысок ростом, худ, и блеклые его голубые глаза казались беззащитными и не говорили об особенном уме. Он часто думал о том, чтобы убить человека, но всегда боялся, что не посмеет. В самом факте убийства Пиха не видел ничего страшного или противоестественного: люди все равно умирали, был он к этому причастен или не был. Он страшился последствий.

Жизнь в напряженном ожидании развязки представлялась Боре худшей из возможных пыток. Именно из-за этого чувства в детстве он ненавидел играть в прятки. Ему было страшно ходить по напряженно затихшей квартире, прислушиваться к шорохам, открывать дверцы шкафов, заглядывать под кровати и все время ждать, что кто-то вылетит навстречу.

Тогда же, в детстве, среди множества Бориных страхов обнаружился сильный и искренний интерес к смерти. В их старом, полном пенсионеров многоэтажном доме часто кого-то хоронили, но маленький Боря не решался пробиться сквозь толпу и посмотреть на лежащее в гробу тело. Он боялся, что люди заметят, как ему интересно. Зато дома, по телевизору, он мог глядеть на мертвецов, ничего не опасаясь. Мать уходила на работу, и никто не знал, что Боря смотрит «Чрезвычайное происшествие» по НТВ и «Дежурную часть» по второму каналу. Там показывали совсем не такие трупы, как те, что можно было увидеть в фильмах. Настоящие трупы были мягкими и рыхлыми, желтовато-серыми, неприятными. Они казались легкими, будто вес уходил из них вместе с напряжением мышц, хотя Боря был почти уверен в обманчивости впечатления. Трупы были перепачканы кровью и грязью. Волосы на их головах превращались во что-то похожее или на слежавшийся пух, или на паклю, или на клубок высохших водорослей – даже волосы лишались жизни.

Пиха всегда волновался, когда видел на экране мертвых: их показывали совсем недолго и всегда с неудобных ракурсов. Он не успевал рассмотреть деталей и очень злился, так что с течением времени совершенно охладел к «Дежурной части». Он все сильнее хотел увидеть настоящего мертвеца и потрогать его. Еще больше ему хотелось убить самому. В этом смысле Боре очень повезло с профессией. Через несколько месяцев после того как он начал работать водителем большегруза, под колеса его «фредлайнера» легла первая жертва.

Стоял декабрь, дороги были хуже некуда. Сначала случился снегопад, потом оттепель и, наконец, ударил мороз, так что улицы в спальных районах покрылись высокими ледяными волнами.

Боря пробирался к складам привычным маршрутом. Чтобы не попадать в пробки, он свернул на тихую улочку, проехал по ней несколько десятков метров и, чертыхнувшись, остановился. Поперек улицы была натянута красно-белая лента, на грубо сколоченной подставке стоял знак «дорожные работы». За ним раскинулась глубокая яма с обледеневшими земляными холмами по краям. Из ямы валил густой пар. Ни рабочих, ни техники не было видно. Пиха выругался и стукнул руками по рулю. Развернуться было негде, приходилось сдавать задом.

Пиха посмотрел в зеркало заднего вида. Дорога была пуста: ни машин, ни пешеходов. По сторонам стояли серые пятиэтажки, слева к районной библиотеке прижимался маленький продуктовый магазин. Боря включил аварийку, переключил передачу и начал потихоньку сдавать назад. Почти сразу колесо попало на ледяной бугор, машину тряхнуло, и Боря притормозил.

Он проехал вперед, выкрутил руль и снова стал двигаться назад, напряженно вглядываясь в зеркало и стараясь попасть в колею. Сердце недовольно колотилось в груди, во рту появился кисловатый привкус соленых огурцов. Боря волновался не за себя – он знал, что вырулит, потому что, несмотря на свои двадцать лет и небольшой опыт, был очень хорошим водителем. Ему было обидно за мощную машину, которой приходилось совершать несообразно мелкие движения.

И вдруг, глядя в зеркало, он увидел внизу и позади что-то странное: темное и живое. Оно появлялось в поле зрения на несколько секунд, совершало несколько конвульсивных движений и исчезало снова. Боря больно сглотнул и замер. Потер рукой тощую шею с острым, сильно выступающим кадыком, заросшую густой, но мягкой щетиной, хотел опустить стекло, чтобы посмотреть, но не стал этого делать. Пятиэтажки таращились на происходящее ослепшими от утреннего солнца глазами. Пиха откинулся на спинку сиденья, стал вглядываться в зеркало заднего вида и увидел темную хозяйственную сумку в чьей-то руке. Кто-то лежал под задними колесами «фредлайнера» на скользкой, покрытой ледяными волнами дороге и, судя по судорожным движениям рук, никак не мог подняться. Пиха вспомнил, что у его матери была такая же сумка, только не черная, а коричневая. Ему тут же представилась неповоротливая старая женщина с жирными боками, которые мешали ей перевернуться на живот и подняться на ноги.

Это был отличный шанс. Пиха сразу понял, что второго такого может и не представиться. Если он сделает рывок, колесо проедет прямо по женщине. Он почувствует, как тряхнет машину на мягком и живом. Будет ли он отвечать? Скорее всего, нет. Никто не узнает, что он увидел ее в зеркале заднего вида и понял, что проехал по живому человеку.

Придется выплатить компенсацию – по закону подлости наверняка останутся родственники. А денег у них с матерью нет. Но, с другой стороны, можно будет подойти к задним колесам «фредлайнера» и как следует все рассмотреть. Даже потрогать, словно для того, чтобы проверить, нельзя ли ей помочь. Дотронуться до еще теплого, но уже безжизненного тела, понять, каково это – когда не стучит сердце, под кожей не бьется пульс, все останавливается и замирает навсегда. За это Боря был готов заплатить. Он почти нажал на педаль, он был на волосок от того, чтобы надавить до упора, но не надавил. Ему помешала мысль о матери.

Мать была полезной: стирала, гладила, убиралась, решала множество мелких проблем. Она отмазала Борю от армии, отдала учиться на автомеханика и устроила работать к племяннику Стасу, который владел тремя фурами и возил грузы из Москвы в Питер и обратно.

У матери была такая же хозяйственная сумка. Борина нога замерла над педалью газа. «Вот сейчас, – думал он. – Сейчас…»

Что-то глухо ударило по водительской двери. Пиха вздрогнул. Сердце больно дернулось в груди, в глазах на мгновение потемнело. В зеркале заднего вида мелькнула крупная мужская фигура. Молодой короткостриженый парень в черной куртке и спортивных штанах добежал до конца «фредлайнера» и стал поднимать того, кто барахтался под задними колесами. Пиха был раздосадован, но, чтобы парень ни о чем не догадался, открыл дверь и, наклонившись над дорогой, высунулся наружу. Он старался изобразить непонимание и тревогу, но парень все равно на него не смотрел…

Разочарование было сильным, и, когда Боря разворачивался у складов, он дал себе слово не проворонить, если судьба снова даст ему шанс.