Домик Кока нашел без труда. К его удивлению, табличка оказалась бронзовой, а текст на ней заметно изменился:

«Доктор Либерман,

венерология,

сексопатология».

Робкой рукой Кока нажал кнопку звонка. Дверь ему открыла молодая женщина, на которую он не обратил внимания. Висельнику не до любования красотами природы.

— Вы к доктору?

— Да.

— Проходите.

Кабинет врача, небольшой, чистенький, своей стерильностью вселял уверенность в выздоровлении.

На салатного цвета стене красовались два прекрасных пейзажа. Их писала рука талантливого художника, постоянного клиента милого доктора. Своих натурщиц маэстро искал в толпе и иногда допускал роковые промахи в выборе…

На столе рядом с выложенными в ряд блестящими инструментами страшного вида и непонятного назначения стояла миниатюрная фарфоровая фигурка: красивая дамочка в узкой юбочке сидела на гинекологическом кресле. Беседуя с больным, доктор временами толкал даму нежным движением в остренькую грудочку. Кресло легко опрокидывалось, дама вскидывала ножки вверх и раздвигала их.

— Сколько вам лет, юный рыцарь? — Доктор глядел поверх очков на Коку.

— Двадцать, — ответил тот убитым голосом и вздохнул.

— Что ж, обнажите меч, который вы затупили. Доктор натянул тонкие резиновые перчатки. Кока спустил джинсы.

— Так-так, посмотрим…

Доктор взял достоинство Коки за шкирку, как шкодливого кота, приподнял и потряс брезгливо.

— Так-так. Повернитесь задом. Нагнитесь.

— Ой!

— Не надо «ой!», молодой человек. Это только начало. Доктор колоритно картавил, всплескивал руками, артистически закатывал глаза:

— Ах, молодой человек! И таким козырным тузом вы бьете каждую даму подряд? Разве так играют в преферанс? Или я не прав?

— Наверное, правы, — уныло согласился Кока, — но мне оттого не легче.

Доктор прервал его движением руки.

— У вас есть деньги? За точку инструмента надо платить.

— Есть, конечно.

— Тогда успокойтесь. Даже если все будет очень плохо, считайте, что ваше несчастье от счастья.

— Ну да, от счастья, — робко возразил Кока.

— Без «ну да», — прервал его доктор. — Все людские болезни от расстройства и горя, только гонорея от большой любви. Сходите за ширмочку, там стоят баночки. Помочитесь. Мы сделаем анализ, и вы будете знать, отстригу я вам глушитель или мы поставим его на ремонт и будем лечить. За анализ плата особая…

— Надо лечить, — как эхо откликнулся Кока, и страх сдавил ему горло.

— Это как вам еще повезет. Может случиться, что вы оставите меня без работы.

— Почему? Лечить такие болезни разве не ваша специальность?

— Ох, моя. Но только такие, как вы сказать изволили. А если это СПИД, то должен вам Либерман лечить неизлечимое? Если в мире никто не знает, как к такому подступиться?

— Но… — сердце Коки сжалось от ужаса.

— Именно «но». Сходите за ширмочку, я вам сказал. Идите, идите.

Когда Кока, исполнив ритуал посвящения, вернулся, доктор глянул на него с сочувствием.

— Завтра я скажу, искать ли вам место на кладбище, или будем делать уколы в зад. Но на всякий случай мы уже сейчас сделаем один. Спускайте штаны еще раз, молодой человек. И становитесь, как пушка на войне. Давайте, давайте, не стесняйтесь!

Пока Кока выполнял требуемое, доктор крикнул:

— Софочка! Я уже приготовил прекрасный зад. Выбери иголку потолще…

Кока, красавец и пижон, до конца испил полную чашу унижения. Красивая девица, открывавшая ему дверь, вколола в ягодицу шприц, и пока лекарство, обжигая плоть, вливалось в мышцу, говорила доктору:

— Изя, этому человеку надо прописать зеленку. На рабочем поле у него одни прыщи, даже уколоть некуда.

Сделав укол, Софа ушла. Доктор хмыкнул в кулак и, скрывая усмешку, сказал:

— Насчет зада не волнуйтесь. Она так пошутила. Зад у вас как зад. Есть пять красных прыщиков — это только украшение.

— Софа — ваша дочь? — спросил Кока, застегивая штаны.

— Дикий вопрос, извините, пожалуйста! — Доктор загорелся и оживился. — Разве в моем возрасте может быть такая молодая дочь? Софа — моя жена.

Получив и пересчитав купюры, доктор проводил Коку до двери. Руки не подал. Только укоризненно покачал головой:

— Да, молодой человек, можете поверить, я тоже имею дело с дамами. Но так безобразно к своему инструменту не отношусь. Будьте здоровы, заходите завтра. Мы о вас уже будем знать все…

В день, когда заканчивался курс лечения, Кока не застал Ли-бермана на месте. В приемной его встретила Софа, розовая, улыбчивая, энергичная.

— Доктор на врачебной конференции, — объявила она торжественно, как если бы речь шла об отъезде провинциального венеролога в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций. — Проходите, я сделаю последний укол. И потом можете грешить сколько угодно.

Кока вошел в кабинет, механически спустил брюки, лег на топчан, покрытый белой простынкой. Софа легко и быстро впо-рола живительную иглу в мягкое место.

— Все, больной, — сказала она весело. — До следующей поломки вы свободны.

Кока, поглаживая место укола, сел на топчане. Софа стояла перед ним аккуратная, фигуристая, в свежем нейлоновом халатике, сквозь который просвечивали волнующие признаки ее красоты. Неожиданно для себя Кока обнял ее обеими руками за талию. Софа даже не шевельнулась. Он скользнул ладонями вниз под халатик и сомкнул их на ягодицах, пышных, упругих. Софа не сопротивлялась. Тогда он потянул ее к себе и посадил на колени.

— Больной, вы что? — В голосе Софы звучало плохо скрываемое волнение. Не отвечая и лихорадочно работая пальцами, Кока стал расстегивать пуговички халата. Под ним не оказалось ничего, кроме молодого крепкого и прекрасного тела — нежного, жарко вспыхивающего и ярко сгоравшего. Воспламеняясь, Софа царапалась, кусалась, судорожно дергалась, а отгорев, впадала в транс и устало бормотала:

— Больной, вы что?! Больной… вы…

Сближение с Софочкой подвигло Коку на поиск новых путей обогащения. Венерические заболевания не только несчастье, но и позор. Никто из пациентов доктора Либермана не стал бы кричать во всеуслышание: «Я — сифилитик!» Естественно, никому не понравится, если об этом кто-нибудь другой закричит прилюдно.

В голове Коки родилась старая как мир схема шантажа. С помощью Софы, терявшей в его объятиях осмотрительность, Кока сумел заглянуть в списки, которые доктор держал в большой тайне. И возликовал: какие люди! Какие фамилии! 0-ля-ля!

Первой жертвой Кока выбрал придонского автогиганта Ко-лесникова. Не было сомнений, что этот человек предпочтет откупиться, нежели позволит горожанам узнать, что уже дважды лечился у Либермана по поводу дурной болезни.

Кока явился в контору «Автотехцентра» под видом посредника, которому шантажисты поручили получить у директора выкуп за их молчание.

В кабинет Колссникова Кока вошел без тени страха. Он четко верил в безупречность своего плана. Знал: любой нормальный мужик, узнав, какие сведения о нем могут быть разглашены, предпочтет откупиться. И чего бояться «посыльному», если опасные бумаги не при нем, а в надежном месте, у соучастников? Сделка предельно проста: вы мне денежки, я вам — бумажки. Историю болезни, так сказать.

Колесников не сразу оторвался от бумаг, которые просматривал. Кока два раза вежливо кашлянул, но на него внимания не обратили. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу. Наконец Дождался.

— Так что у вас? — Колесников, осененный внезапной догадкой, добавил: — Так что у вас, юный рэкетир?

Кока произнес заранее продуманную речь. Он объяснил, что последует, если имеющиеся у его друзей сведения будут разглашены, и чего не случится, если их своевременно выкупят.

— Это серьезно? — спросил Колесников.

— Кто ж так шутит? — заверил Кока.

Колесников нажал кнопку вызова на интерфоне. В кабинет вошел Стахан Углев, сотрудник охраны, сын пролетарской семьи — автослесаря и поварихи, здоровенный мужик, который сразу после обеда, как он сам говорил, «для шлифовки», съедал целый батон мягкого белого хлеба и запивал его литром молока.