— Что, собака?! Съел!

К утру оба стали давать показания. Каргин сообщил, что два дня назад в Новороссийск отправлен большой груз алюминия. Днем у Рыжова уже были копии сопроводительных документов. В экспортной лицензии отгруженный товар именовался «вторичным алюминием». Инвентарная ведомость подтверждала соответствие номенклатуры и массы груза экспортной лицензии. Отправителем груза значилась фирма «Алковтормет». Получателем — «Метал трейд корпорейшн» в Нью-Йорке.

Гуляев назвал банки, с которыми Калиновская имела дело в последнее время и на них выходила через компьютерную сеть «Интернет».

— И чего мы добились? — спросил Катрич. Нервный завод окончился, и он выглядел изможденно и устало. — Госпожа депутатка нам все одно не по зубам. Она — нынешняя власть.

Американское консульство в Придонске располагалось на Дворянской, неподалеку от Делового клуба. В отдел получения виз здесь всегда стояла длинная очередь. Охота к перемене мест оказывалась сильнее отвращения к очередям. Впрочем, к стоянию в них в Придонске привыкли с давних пор.

Виза Рыжову не была нужна, и он попал на прием к дежурному по консульству, назвавшись при этом гражданином России Волковым. Его принял молодой, чисто выбритый клерк в черном костюме в белую полоску, в белом воротничке и строгом деловом галстуке. Это был типичный чиновник: вежливый, стандартно-улыбчивый и холодно-безразличный. Перед ним в отделе виз проходил поток жаждущих милости великих Штатов, бесконечная череда лиц, умоляющих, заискивающих, унижающихся, плачущих. Чтобы выдержать все это, надо было оставаться бесстрастным, не принимать близко к сердцу чужие волнения и заботы.

— Итак, господин Волков?…

— Я пришел, чтобы встретиться с представителем Си-Ай-Эй. Или, как говорят у нас, — ЦРУ.

Рыжов произнес эти слова спокойно, с открытой улыбкой. Американец положил на стол ручку, которую крутил в пальцах. Губы его скривила ехидная усмешка.

— Если вы изволите шутить, вам лучше уйти отсюда, господин Волков. Этот дом вовсе не набит секретными агентами.

— Догадываюсь, и все же думаю: они здесь есть. Я хотел бы поговорить с одним из них.

На лице клерка не отразилось ни интереса, ни настороженности, только безразличие. Но не было проявлено и показного возмущения, готовности выставить дерзкого посетителя за дверь.

— Вам лучше покинуть нас. Это самое хорошее решение, господин Волков. — Клерк говорил спокойно, вразумительно. — Вы пришли в государственное учреждение Соединенных Штатов. Если у вас есть что сказать, то я выслушаю вас. Устраивать вам здесь встречи с мифическими сотрудниками спецслужб ни я, ни другой наш сотрудник не станем. Итак, вы будете говорить?

— Как мне вас называть?

Клерк поправил табличку, стоявшую перед ним на столе. Указал пальцем на надпись.

«Джонсон», — прочитал Рыжов.

— Хорошо, я буду говорить с вами, мистер Джонсон, но при одном условии. Вы можете сделать так, чтобы при нашем разговоре присутствовал кто-то третий?

— Почему нет?

Джонсон снял трубку, набрал номер.

— Майк, это ты? Не зайдешь ко мне на минутку? Вскоре дверь открылась, и появился еще один клерк, такой же элегантный и подтянутый, как его коллега.

— Мистер Фостер, — представил вошедшего Джонсон. — Вы теперь можете говорить.

— Джентльмены, я собираюсь сделать заявление…

— Подождите, — сказал Фостер. — Кто вы? И что заставило вас обратиться к нам?

— Я работник правоохранительных органов Придонска. Точнее, работник милиции. То, что я собираюсь сообщить вам, касается безопасности Соединенных Штатов. В то же время от этого может пострадать и репутация моей родины. Если говорить точно, я считаю необходимым предотвратить опасную криминальную акцию против Штатов. Я понимаю, господа, что мое сообщение куда более интересно для ФБР, чем для ЦРУ, но как я могу связаться с ФБР?

— Господин Волков, — задал вопрос Фостер, — почему такое заявление доводится до сведения консульства таким странным образом?

— Что вы имеете в виду?

— Нас удивляет, что важное заявление делается вами лично, а не доводится до сведения посольства официальным путем. Межгосударственные отношения имеют свои особенности, верно?

— Думаю, так. В то же время, джентльмены, вам не хуже, чем мне, известно положение в наших правоохранительных структурах. Они в достаточной степени криминализированы. Поверьте, я, работник милиции, даже не знаю, к кому пойти и доложить о сведениях, которыми располагаю. Любая ошибка в выборе человека, которому можно довериться, грозит тем, что меня без раздумий уберут.

— Неужели нет ни одного человека, которому у вас можно довериться?

— Есть, но они все моего уровня компетенции. Кто из моих руководителей чист — я не знаю. Возможна и такая опасность: я сообщу все человеку честному, он даст задание разобраться, другим и расправа со мной будет обеспечена быстро. Понимаете?

— Неужели сведения, которыми вы располагаете, так опасны?

— Уверен в этом. За ними стоят огромные деньги.

— Еще раз задаю вопрос: это сведения военные, политические…

— Джентльмены, давайте сразу поставим все точки над I. Я не пришел вербоваться в агенты. Те фотографии, которые вы делаете, вам не очень пригодятся.

— Мы никого здесь не фотографируем, — сказал Фостер, немного растерявшись.

— Тот объектив, — Рыжов кивнул на монитор системы внутреннего наблюдения, — очень внимательно смотрит на меня. Если вам надо, я повернусь в профиль.

— Съемка не ведется, — сурово заметил Джонсон.

— Это вызывает у меня сомнение в серьезности вашей конторы. — Рыжов скептически улыбнулся.

— Хорошо, мы вас сняли, — сказал Фостер. — Теперь уже не имеет значения, сделано два снимка или больше. Верно?

— Верно. Поэтому позвольте и мне воспользоваться техникой. Все, о чем мы будем говорить, я запишу на пленку.

— Но…

Рыжов невесело засмеялся.

— Что-то пугает? Не надо бояться. Что бы вы сейчас ни сказали, будет лукавством. Я уверен, наш разговор уже пишется, но в одностороннем порядке. Если нет, я сочту вас за несерьезных людей. Подобные беседы надо писать, затем прослушивать и анализировать каждое слово. Разве не так?

Фостер засмеялся.

— Да, мы записываем. И будем анализировать. Вас это пугает?

— Нет, это показатель вашей серьезности. Не понимаю только, почему вас смущает то, что запись собираюсь делать и я?

— Не смущает. Записывайте. Магнитофон у вас с собой?

— Да.

— Вы позволите на него взглянуть?

— Пожалуйста.

Рыжов вынул из кармана диктофон «Олимпус» и протянул его американцу.

— Хорошая система, — оценил Фостер. — Пишите. Рыжов понял: именно Фостер здесь главный и обращаться стоит к нему.

— Для начала, джентльмены, попрошу вас сделать заявление.

Фостер вскинул брови.

— Странная просьба, господин Волков. Мы ждали, что говорить будете вы, теперь выясняется — мы должны делать для вас заявление. Это перебор. Так у вас говорят?

— Я ничего не требую. Я прошу взаимности. И заявление ни к чему особенно вас не обяжет. Мне нужны гарантии. Без них я не раскрою свои карты. Пусть ваше заявление прозвучит примерно так: «Мы, Фостер и Джонсон,сотрудники консульства Соединенных Штатов в Придонске, не имея отношения к спецслужбам Соединенных Штатов, даем гарантию гражданину России, который сообщит нам факты, свидетельствующие об угрозе безопасности США, что его заявление будет доведено до сведения консула Соединенных Штатов. Это заявление ни в коей форме не будет доведено до российских местных властей, что может нанести ущерб заявителю. К тем, кто действует в ущерб безопасности США, будут приняты законные меры, невзирая на положение этих лиц в России». Это все.

— Как ты думаешь, Джеймс, — спросил Фостер коллегу по-русски. — Такое заявление возможно?

— Мне кажется, нашего гостя беспокоит, что на его сообщение мы не обратим внимания. Думаю, гарантии мы ему можем дать.