Матильда шумно спихнула шашки в коробку, которая всего несколько секунд назад была их игровой доской.

— Вот и выбирай Гридасова! А лучше, повторюсь, заведи еще парочку!

Ольга расхохоталась.

— Точно тебе говорю! Перебирай, пока в сердце не кольнет. Пока не поймешь: мой, точно мой, иных мнений быть не может…

— Где я их, этих дополнительных, возьму, с неба, что ли свалятся?

— Лучший вариант — найди на работе. — Матильда убрала коробку с шашками в комод.

— Да я там уже всех знаю. Никто не волнует.

— Значит, нужно ходить по тем местам, где появляются состоятельные мужчины. По дорогим магазинам, желательно таким, в которые можно добраться исключительно на личном автотранспорте, по ночным клубам и казино.

Ольга снова рассмеялась:

— Мне только в казино и не хватало пойти!

— А что? — оскорбилась Матильда. — Я ведь хожу. Там собирается очень приличное общество, и очень много богатеньких одиноких потенциальных женишков. У них никого нет, брать проститутку — ниже их достоинства. Чем еще занять себя вечером и ночью, если тоскливо? Вот они идут поиграть, поазартничать…

Лобенко испугалась, что обидела собеседницу своей насмешкой:

— Я же сейчас в новом проекте участвую. Если я еще по ночам стану пропадать в казино… Спать-то когда?

— Знаешь, что я тебе скажу! Значит, не так уж сильно ты и загружена на работе, коли находишь время размышлять на любовные темы. Была бы настоящая запарка, так не только не сидела бы сейчас у меня, не нашла бы времени бисквиты свои собирать!

— Не бисквиты, — рулеты! — поправила Ольга.

— Один хрен! Я все равно их не ем.

— Только и рулеты я уже не ищу. Представляешь, мы на днях с Ираклием набрели-таки на то, что нужно. И знаешь, где?

— Ну, — вытаращила глаза Матильда.

— В кулинарии возле дома Саши Вуда.

— Вот это да! Так он, получается, и есть тот самый фанатик?

— Я считаю, что это чистое совпадение. А капитан подозревает всех. Правда, говорит, что доказать мы все равно ничего не сможем. Пока просил ничего из рук Вуда не принимать, в смысле съестного, и обедать вместе не ходить.

— Все-таки трогательный он у тебя, этот следователь…

— И ревнивый! Уж к Сашке-то? Был бы симпатичен, давно бы роман завела, не стала бы дожидаться, пока турнут с работы.

— Ревнует, значит любит…

— Тоже верно! — Ольга подошла к висевшему на стене зеркалу. — Слушай, а, может быть, мне заменить очки на контактные линзы?

— Ну-ка, сними! — девушка послушно сдернула окуляры с переносицы. — Нет! Не стоит! Иначе потребуется каждодневный яркий макияж. А ты его делать сможешь?

Ольга продолжала рассматривать себя в зеркало, уже ближе и пристальнее:

— Не пробовала. Может, и смогу.

— С твоей-то, как ты говоришь «непомерной занятостью». А очки тебя не портят. Наоборот, мило очерчивают твои очаровательные глазки. Я бы заказала еще одни, в оправе построже. Ты ведь у нас теперь начальница.

— Что ты, какая начальница! Еще никакие должности не распределены. Гридасов пока только одни обещания раздает.

Лобенко уже и не помнит, когда в последний раз вот так болтала с соседкой, что называется, «за жизнь». С Матильдой болтать «за жизнь» было приятно. Она производила впечатление успешной и счастливой женщины. Почему бы не перенять у такой уроки бытия?! Впрочем, никакую иную тему она поддержать и не смогла бы.

— А что делать, если мужчина вдруг начинает спиваться? — неожиданно спросила Ольга.

— Бросать!

— Тебя послушать, чуть что не так, — сразу бросать.

— Ну не переделывать же их. Это когда у тебя дети будут, ты их будешь воспитывать и перевоспитывать, а взрослого человека не так-то легко под себя слепить… Впрочем, я знаю случаи, когда люди, совершенно разные, со временем становились очень похожими друг на друга, перенимали привычки. Даже внешне больше напоминали брата с сестрой, нежели мужа с женой.

— А я знаю массу обратных примеров. Сходились — ну просто близнецы. А через несколько лет — инопланетяне, причем, из разных галактик.

— И такое бывает. Люди не могут не меняться. Если они не растут, — значит, деградируют. Существа, настроенные друг на друга как камертоны, развиваются в одном направлении. А ежели каждый сам за себя, так и не обижайтесь потом, что тропки разминулись…

— Из твоей логики исходить, — так и пить нужно вместе начинать…

— Пить нельзя начинать вообще. — И Матильда полезла в бар. — У меня Бейлиз есть. Будешь?

Ольга оценила комичность ситуации:

— Буду!

Матильда извлекла темно-коричневую бутыль с ликером и два серебряных стопарика.

— Из алкашей своей смертью умирают только те, кто смог остановиться…

— Вовремя смог остановиться, — поправила Ольга.

— Точно и вовремя, — это тогда, когда впервые утром пожалел о том, что вчера напился… Если из этого уроков не вынес и пришлось пожалеть во второй раз, — значит, яд «зеленого змия» уже попал в твои вены.

Хозяйка наполнила стопарики. Один отдала гостье. Свой приподняла в руке:

— За то, чтобы нас сия участь миновала! — Лобенко кивнула. Они чокнулись и выпили.

— А ты почему спрашиваешь, уж не из кавалеров ли кто пристрастился? Не у Соловьева ли голова кругом пошла от разлуки с тобой?

— Нет-нет, что ты! Просто мои новые соседи… Каждую ночь пьяные разборки доносятся. Я с ними еще плохо знакома. Знаю, что живут вместе давно. Двое детей, уже взрослых. Им бы сейчас о себе подумать, съездить куда отдохнуть. Разнообразить как-то свою жизнь. А вместо этого у них каждый вечер одно и тоже проведение досуга: у него в обнимку с бутылкой белого, у нее в причитаниях: «Ваня, ну не надо больше, ну остановись, ну зачем же ты пьешь?!»

Матильда снова разлила ликер. Снова чокнулись и выпили, уже просто так, без тоста.

— Не бросит мужа, так и будет причитать, пока благоверного цирроз не скрючит, либо инфаркт-инсульт не схватит. Только потом уже поздно начинать жизнь заново, старая станет, убитая горем, — некрасивая.

Ольга немного захмелела.

— А, может, ей повезет, раньше коньки отбросит.

— Смотри-ка, ты уже стала почти такой же циничной, как и я!

— Не, ну в самом деле, выпьет паленой, как Лаврон…

Собеседница помотала вытянутым указательным пальцем из стороны в сторону:

— А вот насчет Лаврона — не факт. Как бы ни было это убийством.

— Да какое убийство, Матильдочка?! Мне же Отводов все подробности дела изложил.

— А вот собутыльники его говорят, что бедолага все последние дни твердил про какой-то заговор и про угрозы в свой адрес…

— Нашла, кого слушать, — собутыльников.

— И я так подумала. А на днях дворничиха поведала, что видела в день смерти Лаврона черную тонированную иномарку. Остановилась возле нашего подъезда, водитель вышел и о чем-то говорил с Лавроном. Может, спрашивал чего? Только у алкоголика был растерянный и испуганный вид…

Х Х Х Х Х

Торговка выделялась среди прочих своим внешним видом. Она была одета под какую-нибудь немку времен двух-трех вековой давности. Коричневое платье до пят. Подпоясана тряпкой из серой мешковины и на голове белый чепец, с двумя расходящимися в стороны треугольными крылышками на затылке. Лицо у торговки было круглое, щекастое, румянец явно искусственный, глаза густо подведены.

— Выбирайте камешки! — обратилась она к Лобенко. Смотрите, какая красотища. Вам, к вашим-то глазкам, аквамарин подойдет.

Ольга хотела было убежать. Сама не поймет, почему зашла в этот уголок Измайловского вернисажа, камни покупать она совершенно не собиралась. Но на слове «Аквамарин», разумеется, застыла, обернулась, пристальнее начала всматриваться в глаза бойкой продавщицы. «Знакомым» ей показалось не только название…

«Ну, точно, Танька! Та самая Танька Смирнова, ее одноклассница, с которой Витька Соловьев целовался в раздевалке…»

Танька, разумеется, девушку не признала. И хорошо, ибо не прошло и минуты, Ольга все еще размышляла, обнаружить их давнишнее знакомство или нет, как на тропинке меж прилавков появился Витька Соловьев собственной персоной. К счастью, на своих бывших соучениц он не смотрел. А смотрел на собственные руки, в которых нес несколько, судя по всему, весьма горячих пирожков. Он то и дело перехватывал их то одной пятерней, то другой, подувая со всей мочи на освободившиеся пальцы.