— Но таран-то на скутере точно Александр должен был осуществить. Ведь даже его подружка Юля дала показания, что Саша Вуд как раз в тот день поехал купаться на Истринское водохранилище. Один! — возмутилась Светлана Артемьевна.

— То-то и оно, — по легкому оттенку лености в голосе, можно было догадаться, что этот вопрос Отводов задавал сам себе, и не раз, и очень давно. — Именно этот факт и заставил меня усомниться в причастности Вуда к преступлениям. Ну, скажите на милость, зачем говорить любимой женщине, что идешь на водохранилище, если собираешься там накуролесить?

Старков переложил трость из левой руки в правую:

— Эх, молодо-зелено! Опытной, хитрой женщине и не такое расскажешь. Бывают дамочки, что буравчик, так пригвоздит своим зырком, — со слезьми исповедуешься. Ничего за душой не утаишь.

Светлана Артемьевна посмотрела на приятеля с нескрываемым удивлением. Не похоже, чтобы этот знающий себе цену, наторелый в жизненных вопросах мужчина когда-либо, словно загипнотизированный, открывался перед леди, пусть и искусительницей-обаяшкой.

— Так-то оно, так, — продолжал Ираклий. — Но тогда стоило бы предупредить Юлю, мол, скажи, что был дома, обеспечь алиби.

— Верно, — кивнула Лобенко. — И предупреждать не понадобилось бы. Юлечка — девочка смышленая. Сама бы поняла, что для личного же счастья на вопросы, типа: «где ваш муж был такого-то числа в такое-то время?» лучше отвечать: «дома, вместе со мной».

Отводов, Светлана Артемьевна и Старков посмотрели на девушку с некоторой немилостью. Это надо так расхрабриться, чтобы в святая святых уголовного розыска говорить о лжесвидетельствовании. Лобенко недобрый взгляд восприняла адекватно, поспешила перевести разговор:

— Ираклий Всеволодович, а что там с Сыроежкиной…

— Чуть позже, — видно у Отводова в самом деле был в припасе некий важнецкий факт, — Давайте с Сашей Вудом закончим. Я ведь так и не сообщил вам, как и почему с него окончательно решили снять подозрения…

— Мы все во внимании, капитан, — Старков даже коснулся ребром ладони виска, — вроде как козырнул. Его вторая рука в это время опиралась на трость, — картинка вырисовывалась несколько казусная.

— Суть в том, что Вуда признал на Истринском пляже один мой знакомый. Он там отдыхал с семьей. И утверждает, что Александр никуда не отлучался, все время провел наедине с книжкой. Пару раз искупнулся. И все. Ни на мотоцикл не садился, ни бандану не повязывал. Ни, тем паче, бороду на лицо не клеил…

— А татуировка и перстень? — спросила Ольга.

— Про перстень приятель не помнит. А татуировка, разумеется, присутствовала, куда ж она денется?!

— Как-то странно, — сощурился Валентин Николаевич. — Вы не находите, други мои? Один и тот же человек, одновременно в двух местах, хотя и в одном местечке. Стало быть, это два человека и один из них — ненастоящий. И почему вы беретесь утверждать, что этот «ненастоящий» именно на скутере, а не на песочке с книжкой? — он тряхнул головой, сам запутался в собственной болтовне.

— Ну, согласитесь, милейший, борода, очки и бандана скорее походят на «маскарадный костюм»… — ответила за Отводова сообразительная бабуля.

— Верно подмечено, но не в этом дело, — перебил ее капитан. — Этот человек, которого я назвал приятелем, действительно состоит со мной теперь уже в дружеских отношениях. Но когда-то, года два назад, проходил по одному делу свидетелем и весьма-весьма следствию тогда помог. Глаз у него — алмаз. Все детали щучит, все досконально запоминает. И, если уж он сказал, что лежал с экс-ведущим «Волшебного ларца» под одним солнышком, значит, именно так оно и было.

— Еще вопросик, — не унимался дотошный коллекционер тросточек, — Разве, по-вашему, нормально то, что взрослый мужчина, не так давно обзаведшийся прелестной пассией, и, судя по всему, сохранивший к ней пока первое и трепетное чувство влюбленности, едет на пляж в одиночку и проводит там время с книжкой… Ну, в крайнем случае, можно было бы с друзьями…

Старков и Отводов сидели друг напротив друга, каждый с торца огромного письменного стола. Дамы — сбоку, на стульчиках возле стенки. Они то и дело поворачивали голову то направо, когда говорил Валентин Николаевич, то налево, когда говорил Ираклий Всеволодович. Если заснять со стороны, на камеру, — зрители решили бы, что вышеупомянутые особы наблюдают за игрой в пинг-понг.

— Абсолютно ненормально, многоуважаемый Валентин Николаевич! И вы, уверен, не могли допустить мысли, что я не задавал себе тот же самый вопрос.

Ольга со Светланой Артемьевной переметнули взоры в ожидании очередной пасовки. Валентин Николаевич кивнул. Это была его немая передача. Далее снова Отводов:

— Пришлось ехать к этой самой «прелестной пассии» за разъяснениями.

— И что?

— Очень просто. Дамочка долго краснела и мямлила. Потом созналась, что не могла по природе своей позволить в тот день пляжный отдых. А Вуд желал предаться самоанализу, помедитировать на природе…

— Он же книжку читал?!

— Так какую-то, способствующую ковырянию в собственном нутре.

— Браво, капитан, браво! Вот что значит своя агентурная сеть, безупречная логика и правильно задаваемые вопросы. Впрочем всех остальных хвалю за интуицию. Мы ведь с самого начала ставили под сомнение виновность экс-ведущего «Волшебного ларца». И подозревали, что улики против него тщательно сфабрикованы.

Партия «настольного тенниса» была исчерпана. Пришла пора обсудить, наконец, ставшую легендарной за последние дни личность госпожи Сыроежкиной. Слово опять взял капитан:

— Я с ней виделся. Официально. Нервничала заметно. Но про свое общение с Марией Алексеевной рассказала все тоже. Встретились случайно, в театре. Переговорили коротко, в фойе. Обменялись телефонами. Потом бывшая одноклассница позвонила, пригласила на вечер встречи выпускников, — Сыроежкина не смогла. Все. Да, еще спрашивал, кто с ней был в тот день в театре. Говорит, что уже не помнит. Обыкновенно, ее приглашает кто-то из поклонников. Ну и она, поскольку современные подмостки очень любит и уважает, соглашается. Получается «и нашим, и вашим». Почитатель телевизионного таланта счастлив, и дамочка дефицитненькую постановку на халяву узрит, — ни денег платить не надо, ни, что гораздо проблематичнее, о билетах договариваться… И еще, я навел справки, Елену Сыроежкину приглашают вести одну из новых программ на новом канале, возглавляемом Гридасовым. Странно, что ни сама Елена, ни Генрих Ильич об этом не сказали. Контракт, скорее всего, гораздо более выгодный, чем был у ведущей до сих пор. Иначе к чему бы соглашаться?! Что за программа — не известно. Вроде бы, театрализованная шоу-викторина. Не твоя ли Ольга, историческая?

От ухоженного причесона не осталось и следа. «Все-таки вредная вещь — привычка», — подумала Светлана Артемьевна.

«Если бы я стала его женой, — первым делом отучила бы засовывать пальцы в волосы, — размышляла Лобенко и про себя же добавила. — Впрочем, если бы он ту же манипуляцию стал проделывать не на своей, а на моей голове, — я бы была не против». Никто из присутствующих не понял, почему девушка так густо покраснела.

Санкт-Петербург, сентябрь 1779 года.

Едва потухли одни свечи, тут же самым чудесным образом воспылали новые, никто не видел, чтобы слуги подносили к фитилю огонь. Прямо на полу импровизированной сцены маленькие огоньки образовали собой три кабалистических знака: два наложенных друг на друга треугольника, образующих совместно шестиконечную звезду; крест и круг.

— Смотрите! Смотрите! Пламя вспыхнуло от одного только взгляда, — зашептал коротышка. Но соседи неодобрительно на него зашикали.

Силуэт тем временем стал более отчетлив. Это был, несомненно, человек, несомненно, сам маг и волшебник, граф Калиостро, завернутый в лиловый шелковый плащ.

Калиостро скинул с головы капюшон, под ним оказалась белая чалма, усыпанная блестками. Из-под чалмы выглядывал гладкий широкий лоб, черные глаза, круглые дуги смоляных бровей, низко посаженный приплюснутый и, одновременно, как бы оттянутый за кончик вниз, нос, слегка кокетливые, с загнутыми вверх уголками, губы.