Он начал перечислять имена игроков, которые войдут в состав: Дженни, Харлоу, Грейс, еще одно, и еще, и еще. Все это были имена, которые мне не принадлежали.
Недоверие заставило мое лицо покраснеть, когда единственным «изменением» в списке оказалось мое отсутствующее имя, замененное той же самой девушкой, которая всегда соревновалась со мной, когда мы бегали спринты.
— Нет никаких причин, по которым мы не можем выиграть эту игру, — сказал Гарднер уверенным голосом, пока я стояла там, униженная и почти готовая совершить убийство.
Пока он стоял, бормоча ободряющие слова, я пыталась убедить себя, что не должна принимать это на свой счет. Не то чтобы он ненавидел меня и не хотел, чтобы я играла. Мне было не все равно, что думает обо мне Гарднер. Он всегда был не просто тренером, он был моим другом.
Господи Иисусе, мне хотелось закричать.
Кто-нибудь мог бы сказать, что он не взял меня в основной состав, потому что я не тренировалась в течение двух недель, не играла последние две игры и «Пайперс» выиграли их без меня. Но я не могла. Я не могла, потому что знала, что это решение было принято кем-то другим.
«Я в норме. Я в полном порядке», — напомнила я себе. То, что я не в основном, еще не означало, что я не смогу играть.
Да, я не могла в это поверить, как ни старалась. Это был долбаный полуфинал, и я не играла.
Носки Большой Девочки надеты.
Это не конец света. Это не конец света.
Я судорожно вздохнула, когда Гарднер закончил свою речь. Из-за его плеча на меня смотрел Култи. Его лицо ничего не выражало, за исключением того, как внезапно выпятилась челюсть. Я знала, что он пытался передать одним этим взглядом.
Он говорил мне не поступать как он.
Он говорил мне держать себя в руках.
Мне нужно остыть.
Дышать. Глубокий вдох. Носки Большой Девочки надеты.
Жди, жди, жди.
Харлоу подошла ко мне первой, когда команда начала расходиться. Она положила руку мне на плечо и наклонила голову.
— Салли, это дерьмо собачье, — сказала она тем же тоном, каким говорила бы о погоде.
— Все в порядке, Хар, — сказала я ей, хотя это было не так. Это действительно было чертовски плохо. В висках пульсировало, черт возьми. Я даже не знала, что способна на такую злость.
— Нет, твою мать, все не в порядке, — возразила она. — Пойду скажу им кое-что.
Терпение, терпение, терпение.
— Нет, не делай этого. Не беспокойся, правда. — Я потянулась за сумкой и встала, пытаясь успокоиться. Оглянувшись и посмотрев на ее лицо, я сглотнула и не смогла удержаться от улыбки. Она так долго была рядом со мной. Я обняла ее, заключив в медвежьи объятия.
— Я хочу сказать тебе, прежде чем все узнают. Я узнала, что они пытаются продать меня.
Она отпрянула, ее карие глаза округлились от шока.
— Ни хрена себе.
— Да, ни хрена себе. Ты же видишь, как они со мной обращаются. Я постараюсь выбраться отсюда, пока не поздно, — объяснила я, изо всех сил стараясь, чтобы это не прозвучало грустно. — Это наш секрет. Я должна сказать Дженни...
— Что сказать?
Вокруг никого не было, когда она подошла и встала в наш треугольник. Харлоу ответила:
— Команда собирается продать ее.
У Дженни отвисла челюсть.
— Что? Кто тебе это сказал?
Я пожала плечами, потому что это не имело значения.
Слезы тут же навернулись ей на глаза.
— Какая команда?
— Нью-Йорк.
Никто из них ничего не сказал.
— Что ты собираешься делать? — спросила Харлоу.
— Надеюсь, поеду в Европу, — объяснила я. — Может быть. Если я кому-то понадоблюсь.
Глаза моей бедной Дженни наполнились слезами.
— Ты действительно покидаешь нас?
О, Боже.
— Я ухожу от этого, а не от вас, девочки. Ты же знаешь, что я никогда не нравилась Кордеро. Я не сильно удивлена, что он в конце концов решил избавиться от меня, но не могу поверить, что он пытался отправить меня в Нью-Йорк.
— Они никогда не позволят тебе играть, — покачала головой Дженни.
Рука обхватила мой локоть, прежде чем проложить дорожку до самой поясницы. Жар мужского тела обжег мне бок.
— Ты будешь в порядке, — сказал мужской голос.
Моему мозгу потребовалась секунда, чтобы осознать происходящее. Култи прикасался ко мне на публике, на тренировке, перед моими друзьями и теми, кто остался в раздевалке.
Когда он скользнул рукой вверх по моей спине и остановился на самом плече, напряжение покинуло мои легкие и плечи. Это был конец. Он был моим другом, и ничем больше. Мне нечего было скрывать, нечего было стыдиться. К черту. Я положила свою руку поверх его.
— Надеюсь, кто-нибудь возьмет меня.
— Возьмет, — заявил он с полной уверенностью.
Я рада, что хоть один из нас был уверен.
Он остановил на мне взгляд, будто даже не осознавал, что рядом были другие люди.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Я хотела спросить, о чем, но решила подождать.
— Увидимся позже? — спросила я Дженни и Харлоу, которые внимательно наблюдали за нами.
— Да, — согласились обе девочки.
Немец не стала дожидаться, пока мы доберемся до моей машины. Култи остановил меня посреди парковки с исключительно серьезным выражением лица.
— Они не собираются позволять тебе играть.
— Я знаю.
— Если мы ничего не предпримем, и команда перейдет на следующий этап, то и в финал тебя не пустят.
Горе и гнев были так похожи, что трудно было различить, кто из них будто сдавливает и прожигает мои легкие.
— Я знаю.
Култи сделал шаг вперед. За последние пару дней он отрастил бороду, и она идеально обрамляла его лицо, отчего глаза выглядели больше.
— Ты мне доверяешь?
Доверяю ли я ему? Моя голова слегка дернулась назад, а брови поползли вверх. Я лучше буду доверять.
— Да.
Его ноздри раздулись, он опустил голову. Он был похож на человека, которым я так долго восхищалась на поле.
— Давай поговорим с Кордеро.
Я только что сказала, что доверяю ему, но все еще хотела спросить, о чем, черт возьми, мы будем говорить с этой подтиркой. Доверие, верно? Он не собирался меня подставлять. Култи знал, что поставлено на карту.
Меня чуть не стошнило, но вместо этого я кивнула.
— Встретимся там, — сказал Култи, прежде чем скрыться в первом попавшемся туалете.
В порядке. Я понятия не имела, что, черт возьми, мы будем делать, но продолжала идти к кабинету Кордеро. Его секретарь сидела за столом. Она выглядела как образцовая пожилая секретарь, аккуратная, седые волосы коротко подстрижены, свитер на пуговицах поверх рубашки с воротником. Она создавала достоверное впечатление, что она хороший и добрый человек.
Она не была хорошим человеком, по крайней мере, никогда не была добра ко мне.
— Здравствуйте, миссис Брокавски. Я хотела бы поговорить с мистером Кордеро, пожалуйста. — Убейте их добротой, верно?
Грубая старая летучая мышь отвела взгляд от своего компьютера, оценивая меня с головы до ног и не найдя меня важной персоной, ответила:
— Для этого тебе надо записаться на прием.
Кто-то пропускал все любезности. Ладно.
— Не могла бы я поговорить с ним минут пять? Вот и все. Это очень важно, — подчеркнула я, пока врала будто оглохшей секретарше, которая отвернулась, чтобы снова сосредоточиться на экране компьютера.
— Я уже объяснила, что тебе нужно записаться на прием. У него есть место в понедельник в одиннадцать, — заявила она.
— Я не могу поговорить с ним сегодня?
Дама закатила глаза и не стала сдерживаться.
— Нет.
Очевидно, она не собиралась помогать мне.
— Все равно спасибо, — сказала я, прежде чем повернуться. И направилась в ту сторону, откуда пришла, намереваясь найти Немца и дать ему понять, что именно он должен заставить бешеного барсука впустить нас. Еще до того, как я покинула поле ее зрения, Култи, нахмурившись, уже шел ко мне.
— Она не пускает меня к нему, — объяснила я.