— Хорошо, что ты заботишься о ней. — Я замолчала, не совсем уверенная, было ли это хорошо или нет, и действительно ли он хотел обеспечивать их. Потому что, я пытаюсь сказать, ну кто требует себе новый дом? Как, черт возьми, можно вообще иметь наглость требовать такое?

Немец моргнул и подтвердил мои подозрения, что, похоже, его просто вынудили купить дом своей матери. Чувствуя себя неловко из-за того, что спросила о чем-то слишком личном и неприятном для него, я протянула руку и провела указательным пальцем по подошве его ноги, и удивилась, когда он резко отдернул ее.

Я стояла и смотрела на него с широкой глупой улыбкой на лице.

— Ты боишься щекотки?

Он притянул оба колена к своей груди и снова нахмурился.

— Нет.

— Ха. — Я рассмеялась. — Это забавно.

Култи не выглядел смущенным.

Ухватившись за перекладины, я улыбнулась ему, прежде чем взобраться на второй ярус, не забывая при этом держать свою длинную футболку зажатой между бедер.

— Ты выключишь свет сам или мне его погасить? Я ложусь спать, но ты можешь оставить его включенным, он меня не побеспокоит. Пульт лежит на комоде.

— Я погашу, — сказал он, и я услышала скрип матраса, когда он начал устраиваться.

Я улеглась поудобнее, натянула простыни до подбородка и перекатилась на здоровое плечо, лицом к стене.

— Хорошо. Спокойной ночи, Рей. Разбуди меня, если что-нибудь понадобится, — сказала я зевая.

Снизу донесся голос Немца:

— Спокойной ночи, schnecke.

— Ты же не называешь меня засранкой или типа того? — Я снова зевнула, натягивая простыню повыше, чтобы прикрыть глаза.

— Нет, — просто ответил он.

— Ладно. Если захочешь завтра поехать домой или предпочтешь остановиться в отеле, потому что тебе тут неудобно, дай мне знать, хорошо?

— Да.

Последний львиный зевок заставил меня вдохнуть полной грудью.

— Ладно. Спокойной ночи.

Он, возможно, снова сказал «спокойной ночи», но я почти отключилась, как только закончила говорить.

Я кралась вниз по лестнице двухъярусной кровати, в комнате все еще было темно. Не имело значения, ставила я будильник или нет, чаще всего мое тело просто знало, что пора вставать. Так тихо, как только могла, я нащупала свою одежду, почти ничего не видя. И стянула футболку через голову…

Тут загорелся свет люстры.

Я замерла. Застыла в одних трусиках, и больше ничего.

— Что ты делаешь? — спросил Култи сонным голосом.

Ну что ж. Я могла бы потерять голову, разрыдаться и сделать из этого большую проблему, потому что стояла практически голой, или могла сохранить спокойствие, как настоящий чемпион и сделать вид, что это не так уж и важно. Я была топлесс и в одних из моих самых старых хлопковых трусиках.

— Я собираюсь на пробежку, — медленно прошептала я, все еще не двигаясь ни на миллиметр. — Продолжай спать.

Наступила пауза, а потом заскрипел матрас. Я заранее знала, что он скажет.

— Я с тобой.

О, Боже мой.

Я как можно быстрее опустилась на колени, теперь, когда могла видеть, что и где, я быстро натянула свой спортивный бюстгальтер. Как раз в этот момент я услышала пронзительный скрип, который предупредил меня, что мое время истекло, потому что Култи встал с кровати. Я даже не позволила себе и на секунду задуматься о том, что он, возможно, мельком видел мою грудь. Не то чтобы он не видел грудь раньше, даже, наверное, сотни, но это была моя. Носить спортивный бюстгальтер — это одно, а свободно болтающаяся грудь — совсем другое.

Прежде чем встать, я натянула майку, уже держа в одной руке шорты для бега, готовая натянуть их как можно скорее. Но я точно не собиралась наклоняться и надевать их, стоя задницей к нему.

Но как только я обернулась, сразу замерла. Потому что Немец в боксерах стоял лицом ко мне и смотрел на меня. Только в трусах-боксерах. Было ли его лицо сонным? Возможно, но я, черт возьми, уверена, что не смотрела ему в лицо, когда обернулась. Все, что я видела, это его плоский пресс с шестью кубиками и квадратные мышцы на груди, низкая посадка его вересково-серых боксеров и дубину.

Утренняя дубина прижалась к его бедру.

Я кашлянула и еще раз посмотрела на его бедро, а затем быстро влезла в свои шорты и натянула их на ноги, пока он натягивал свои собственные шорты для бега.

Я задыхалась, и совершенно точно не смогла посмотреть ему в лицо, когда, схватив свои носки с пола, сказала:

— Хм-м, я подожду тебя на кухне.

Он хмыкнул в знак согласия, и я охренительно быстро вытащила свою задницу из комнаты прежде, чем вспомнила, что оставила там свои кроссовки. Я вернулась, схватила их, не глядя на стояк, то есть на Култи, и опять вышла. Папа уже ушел, а для мамы, которая собиралась на работу, была включена кофеварка.

Я выпила стакан воды и наполнила две бутылки, которые у меня были здесь, пока ждала Немца. До того, как он появился на кухне, мне и в голову не пришло, что надо бы почистить зубы.

— Готов? — спросила я.

Сонный, с опухшими глазами и щеками, он кивнул.

Не смотри на его пах, не смотри на его пах.

Но я взглянула. Действительно очень быстро.

— Мои глаза выше, Тако.

Я хотела умереть.

— Что? — Я медленно подняла взгляд и увидела самодовольную ухмылку на его припухших губах.

Благодаря чуду он решил не смущать меня и не говорить, что знает, что я нагло вру, притворяясь тупицей. Собиралась ли я воспользоваться возможностью, которую он мне дал? Черт возьми, да.

Я заметила, что он снял повязку со своей свежей татуировки. Из-под рукава его футболки выглядывали намеки на темные линии. Я указала Култи рукой вперед.

— Побежали. Я не собираюсь снижать темп из-за твоих старых коленей, так что тебе лучше не отставать.

— Если хочешь куда-нибудь съездить, можешь взять мою машину, — сказала я Немцу за завтраком пару часов спустя.

Он откинулся на спинку сиденья, доедая сваренное вкрутую яйцо.

— Я не хочу.

— Подумай об этом. Сначала я покошу газон во дворе, а потом поеду в торговый центр, чтобы купить папе подарок на день рождения. Это займет у меня пару часов.

— Ты косишь газон? — спросил он.

Я кивнула.

Эти зелено-карие глаза сфокусировались прямо на моем лице, и мгновение спустя он сказал:

— Я помогу тебе.

— Тебе не нужно…

— Я хочу.

— Рей, ты не …

— Я не лентяй, — отрезал он. — Я могу помочь.

Я посмотрела на него секунду, и в голове у меня мелькнуло то, что, я была уверена, было добрыми двадцатью толстыми сантиметрами под его боксерами, а затем отогнала образ, вспомнив, о чем, черт возьми, мы говорили.

— Хорошо, если ты действительно хочешь.

Потому что, серьезно? Я сомневалась, что он косил свой собственный газон, но он хотел помочь мне покосить газон отца? Хорошо. Я была упрямой, но не настолько глупой, чтобы не принять предложенную помощь.

Через несколько минут мы уже были на улице, и он помогал мне вынести из гаража обрезчик кромок газона, удалитель сорняков и старую отцовскую газонокосилку — папа забрал с собой на работу новую.

— И что ты из этого предпочитаешь? — спросила я его, как только все наше оборудование оказалось на подъездной дорожке.

Он пожал плечами, с интересом разглядывая косилку.

Я готова была поспорить на свою жизнь, что он не косил газон уже пару десятилетий, если вообще когда-нибудь косил. Разве он не сказал мне вчера, как мало времени проводил со своей семьей, когда начал учиться в футбольной академии? И даже тогда, проводил ли он когда-нибудь свое время, занимаясь домашним хозяйством? Будучи вундеркиндом, он всегда был занят, не так ли?

Меня так и подмывало сказать ему, что сделаю все сама, но я не могла. Не могла.

Он приехал со мной в Сан-Антонио, потому что «ему больше нечем было заняться». Бедняга скучал в одиночестве. У меня сложилось ощущение, что у него не так много друзей, и он признался, что не был близок со своей семьей, и все это вместе заставляло меня немного грустить. Это родило во мне желание помочь ему, включить его в свои дела и жизнь. Я хотела, чтобы он попробовал пожить обычной жизнью.