— Это был просто он. Из того, что я слышала от мамы, он действительно был дерьмовым отцом и еще худшим мужем. Подозреваю, что он бил мою бабушку, когда не изменял ей. Моя мама не была его поклонницей, и я знаю, она винила футбол в том, что он так себя ведет. Я ее не виню. Она познакомилась с моим отцом на каникулах в Мексике, они поженились и переехали сюда. В последний раз, когда я его видела, он назвал моего отца глупым мексиканцем и сказал маме, что она зря потратила свою жизнь, выйдя замуж за кого-то, кто настолько ниже ее по положению.

— Я люблю своего отца и всем обязана родителям. Это самые трудолюбивые люди, которых я когда-либо встречала, и мне не нравится, когда о них плохо говорят. Когда мама говорит что-то не поддерживающее, я пытаюсь помнить, что она ненавидит то, что мы с братом играем в футбол. Она не может смириться с тем, что мы сделали футбол своей карьерой.

— Однажды мой агент попыталась продать меня одной компании, сказав, что Ла Кулебра — мой дед. Знаешь, что они ей сказали? Если бы я была дочерью его незаконнорожденной дочери, они бы захотели иметь со мной дело. Или если бы я не была латиноамериканкой, это была бы история. Они заставили меня думать, что я обманом попала туда, где я есть, потому что его гены и мое латиноамериканское происхождение сразу же дали мне преимущество. Будто я не надрывала свою задницу изо дня в день, работая усерднее, чем мои товарищи по команде, чтобы совершенствовать свои навыки.

Я сделала спокойный вдох и сморгнула слезы разочарования. Я так давно не чувствовала себя такой маленькой и никчемной.

— Мне пришлось работать вдвое больше, чем всем остальным, чтобы доказать себе, что я попала сюда не потому, что он отец моей мамы.

— Прости, что не сказала тебе раньше, но, — я пожала плечами, — я просто… Я хочу быть собой. Я хочу, чтобы люди любили меня за то, какая я есть, а не за то, кем является мой брат или мой дед. Или из-за того, что я, черт возьми, ношу… В конце концов, я бы тебе все рассказала. Однажды.

За пять минут, прошедших с того момента, как я закончила говорить, мы подъехали на стоянку семейного ресторана, а Немец не произнес ни слова. Я не была с ним настолько хорошо знакома, чтобы с легкостью распознать, был он зол или раздражен, и я не чувствовала, чтобы от него исходила хоть одна из этих эмоций. Он просто молчал. Мне тоже не хотелось больше об этом говорить, поэтому я не стала настаивать на разговоре. Разговоры об этом старике всегда вызывали у меня несварение желудка и тяжесть на сердце. Это действительно доказывало, как мне повезло с теми людьми, которые окружали меня в этой жизни.

Мы не разговаривали друг с другом, когда встретились с моей семьей, они ждали нас у входа. Мы ничего не сказали, когда вошли в заведение и заняли два места рядом друг с другом. Папа сидел во главе стола, мама с одной стороны от него, Сеси с другой, а ее подруга рядом с ней.

— Что бы вы хотели из напитков? — Официант начал с моей мамы и обошел вокруг, добравшись до Култи раньше, чем до меня.

Не знаю, чего ожидала услышать от него в ответ, но точно не «Воды».

— А вы, señorita? — спросил меня официант.

Я планировала взять «Маргариту», потому что обычно предпочитала ее, но рядом со мной сидел человек, у которого была возможная проблема с алкоголем, и я была за рулем.

— И мне тоже воды, пожалуйста.

Мама начала рассказывать о том, что один из ее братьев звонил раньше, чтобы поздравить папу с днем рождения, и как он планировал приехать в гости в течение следующего месяца, когда официант вернулся с нашими напитками и принял наши заказы.

— Что будете заказывать? — спросил он Култи.

И этот засранец сказал это.

— Тако. — Он сделал драматическую паузу, и я, должно быть, была единственной, действительно уловившей этот момент, особенно когда он ударил меня коленом под столом и бросил на меня косой взгляд. «Al Carbon».

Я фыркнула и стукнула коленом по его колену, сжав губы, чтобы не улыбнуться. Я едва помнила, что выбрала себе, потому что спросила совершенно другое, прекрасно зная, что они этого не подают:

— У вас есть Немецкий Шоколадный Торт?

Зачем им Немецкий Шоколадный Торт в мексиканском ресторане?

Конечно, у них его не было, но я хотела повредничать и выглядеть идиоткой одновременно.

— Ум-м, no. У нас есть sopapillas и flan? — предложил мужчина. (Примеч. Сопаипилла, сопапилла, сопайпа или качанга — это разновидность жареной во фритюре выпечки из дрожевого пшеничного теста, часто подают с медом; Flan — Крем-карамель).

Прежде чем я успела ответить, кто-то сделал вид, будто уронил салфетку на пол, и, наклонившись, чтобы поднять воображаемый предмет, решил вонзить свой острый локоть прямо в мое бедро.

Это продолжалось всего секунду, но громкий жалобный стон, который вырвался из моего рта, был настолько противным, что даже мой отец, король противных звуков, скорчил мне гримасу.

— Мы ее не знаем, — сказал папа официанту по-испански.

Я рассмеялась и повернулась к Култи, который выглядел более веселым, чем я смущенной.

— Ты получишь за это позже, Сарделька, — пробормотала я себе под нос.

Он снова толкнул меня коленом, и его действия говорили гораздо больше, чем любые слова, которые он мог бы сказать после выхода из машины. Откуда, черт возьми, взялся этот игривый парень, я понятия не имела, но мне это нравилось.

Я протянула руку под стол и сжала его обтянутое джинсами колено.

— Кто хочет отдать мне подарок первым? — спросил папа, как только ушел официант. Мы с мамой переглянулись через стол и едва заметно покачали головами. Кто так спрашивает? Мой папа. Папа просит подарки. Мама снова обратила свое внимание на только сегодня ставшего пятидесяти семилетним мужчиной отца и подмигнула ему.

— Я подарю тебе свой подарок дома.

Я съежилась.

Из-за стола донесся голос Сеси:

— Мама!

Потом я добавила:

— Гадость.

Наш папа засмеялся, но мама нахмурилась на нас обеих.

— Противные девчонки, — сказала она по-испански. — Я не это имела в виду!

Я прижала ладонь ко рту, притворяясь, что сдерживаю рвотный позыв.

— Cochinas (исп. свиньи), — повторила мама, все еще качая головой.

— Ладно. Сеси? Сал? Кто из вас первая?

Моя младшая сестра вздохнула. Иногда смотреть на нее было странно. Она была так похожа на нашу маму — каштановые волосы, светлая кожа, карие глаза, тонкая и стройная. Она была красивым ребенком. Очень красивая. У нее были парни, когда она была в четвертом классе, в то время как у меня... не было парней в четвертом классе. Тогда моим единственным парнем была моя воображаемая любовь — Култи — мужчина, который случайно оказался рядом со мной в этот самый момент.

— Я первая. — Она вытащила из-под стола маленькую коробочку и попросила маму отдать ее папе. — С днем рождения. Надеюсь, тебе понравится, папочка.

Папа разорвал бумагу, а затем и коробку с волнением маленького ребенка. Он вытащил красивую рамку с очень старой фотографией его и Сеси на качелях. Он улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй, поблагодарив свою младшую дочь за подарок. Затем выжидательно повернулся ко мне и сделал жест «дай его мне».

Култи протянул руку.

— Сейчас принесу.

Я достала из сумочки ключи и протянула ему.

— Спасибо.

Едва он встал из-за стола, как отец наклонился ко мне с остекленевшими глазами.

— Я ведь не сплю, правда?

Мама застонала.

— Думаешь, я смогу сфотографировать его здесь? — спросил именинник.

Я думала о том, что будет, если фотографии моего отца и Немца попадут в интернет. Внутри я поморщилась. Сильно. Но что я скажу отцу? Нет? Потому что я не хотела, чтобы мир узнал, что Култи проводил время с моей семьей? Потому что я не хотела, чтобы вокруг ходили слухи? Точно. Я определенно не хотела ничего этого.

С другой стороны, он был так взволнован и рад всему, несмотря на то, что до сих пор не сказал моему другу ни одного слова.