Излишне говорить, что, вернувшись домой, я решила, что не буду утруждать себя попытками выяснить это.

Я лишь пыталась дружелюбно подразнить его, а он был со мной просто Баварской сарделькой, так что плевать.

Плевать.

Я умирала.

О, Боже, я умирала. Почти три часа различных упражнений вместе с Францем и против него чуть не убили меня. Смерть пришла на порог, я чувствовала это.

— Напомни, сколько тебе лет? — спросила я, когда мы оба, скрестив ноги, сидели напротив друг друга в ближайшем к моему дому парке.

— Сорок четыре.

— Господи. — Я засмеялась и заложила руки за спину, чтобы откинуться.

— Ты потрясающая, правда.

— Нет.

Он скопировал мои движения.

— Так и есть. С большим тренировочным временем и лучшим тренером… — Он покачал головой. — Рейнер сказал, что ты не играешь за американскую национальную команду. Почему?

Я скрестила ноги, прижав их к груди, и посмотрела на симпатичного мужчину, который был старше меня. И по какой-то причине, которую не совсем понимала, я сказала ему:

— У меня были проблемы с одной из девушек в команде, и я ушла.

— Они позволили тебе уйти из-за проблем с другим игроком? — Он отшатнулся, его акцент стал сильнее.

— Да. Она была одной из звездных игроков команды, а я тогда только начинала. Она сказала, что либо она, либо я, и это была я. — Да, мне было немного больно быть такой откровенной.

— Это, пожалуй, самое глупое, что я когда-либо слышал. — Франц уставился на меня, словно ожидая, что я скажу: «Шучу!» Но я не сказала, и через минуту он, наконец, понял это. Он искренне удивился и сел прямо, уделяя мне все свое внимание. — Тогда почему ты все еще здесь?

— Что ты имеешь в виду?

— Почему ты играешь в этой Лиге, если не можешь играть за сборную США?

Я моргнула, глядя на него.

— У меня контракт с «Пайперс».

— Когда он кончится? — спросил он совершенно серьезно.

— В следующем сезоне.

На долю секунды он сморщил нос.

— А ты не думала о том, чтобы играть в другом месте?

— За пределами США? — Я начала возиться с носками, его вопросы заставляли меня любопытствовать, и я хотела понять, к чему он клонит.

— Да. В Европе тоже есть женские команды.

Я откинулась назад и покачала головой.

— Я знаю нескольких девочек, которые там играли, но никогда не задумывалась об этом. Мой брат сейчас в Европе на правах аренды, но... нет. Я не думала об этом. Моя семья здесь, и я здесь счастлива. — Была, до недавнего времени.

Франц одарил меня спокойным взглядом и произнес восемнадцать слов, которые будут преследовать меня еще несколько недель.

— Тебе следует подумать о том, чтобы играть в другом месте. Ты похоронишь здесь свой талант и свою карьеру.

Позже я задавалась вопросом, почему из всех людей в моей жизни я выбрала Франца, чтобы поговорить о своей карьере, но, в конце концов, что-то во мне решило, что он был лучшим вариантом. Его взгляд на ситуацию был абсолютно беспристрастным. И если учесть, что, возможно, его немного заботило мое будущее, если это и так, он все равно смотрел на ситуацию чистым и точным, как нож хирурга, взглядом. Он сказал мне, что сделал бы он сам, что является лучшим решением для меня, не принимая во внимание все остальное в моей жизни. Ни моих родителей, ни мою работу, ни «Пайперс».

Играть в другом месте?

Я глубоко вздохнула и очень честно сказала ему:

— Я не знаю.

— Не отдавай лучшие годы своей карьеры Лиге, которая не ценит твой талант. Ты должна играть в национальной команде — любой национальной команде — и ты могла бы это сделать. Это не сложно. Игроки поступают так постоянно.

Он был прав. Игроки делали это все время. Я не была бы первой и определенно не была бы последней, кто играл бы за другую страну. Фанаты не раздумывали дважды. Им было все равно, лишь бы кто-то играл хорошо.

— Подумай хорошенько, Саломея, — сказал он мягким ободряющим голосом.

Я поймала себя на том, что киваю, чувствуя себя смущенной и немного ошеломленной этой новой возможностью. Играть в другом месте, в другой стране. Это звучало немного пугающе.

— Я подумаю об этом. Спасибо.

— Хорошо. — Франц улыбнулся. — Я здесь еще на три дня. Ты свободна завтра для второго раунда?

Я ехала домой, когда позвонил отец. Я переключила его на голосовую почту и подождала, пока не остановилась на красный свет, чтобы перезвонить ему.

— Привет, папочка, — сказала я по громкой связи, как только он ответил.

— Саломея…

О, Боже. Он назвал меня полным именем. Я взяла себя в руки.

— Ты встречалась с Алехандро? — Он медленно выговаривал каждое слово. Тот факт, что он упомянул только имя этого человека, говорил более чем достаточно о том, насколько Алехандро был популярен. Его, как и Култи, все знали достаточно хорошо, чтобы узнавать просто по имени.

— Я сделала фотографии, специально, чтобы отправить тебе! — тут же выпалила я, прежде чем он успел вывалить на меня свое недовольство.

Папа не обратил внимания на мои слова.

— И с Францем Кохом?

Я вздохнула.

— Да.

После этого он ничего не сказал, и я снова вздохнула.

— Я понятия не имела, что они придут. — Это прозвучало неубедительно даже для меня. — Папа, мне очень жаль. Я должна была позвонить тебе сразу после этого и прислать фотографии. Култи привел их, и я была так удивлена, что не могла ясно мыслить. Потом у нас была игра, и... Не сердись на меня.

— Я не сержусь.

Он был разочарован. Я знала, что ему нравилось быть в курсе. Ему нравилось узнавать сплетни раньше всех, и я подвела его. Из-за меня он узнал от кого-то другого, что два суперзвездных игрока добровольно пришли в мой футбольный лагерь.

— Твой tio прислал мне фотографию, — сказал он, и это все объяснило. Папа не был большим поклонником маминого брата.

Ну.

— Франц пришел вчера на нашу игру и предложил поработать со мной один на один, — сказала я. — Мы играли три часа. Я думала, что умру.

— Только вы вдвоем? — спросил он тихим голосом, который, вероятно, был достаточно громким для обычного человека. — Он предложил тебе поиграть с ним?

— Да. Он сказал, что у меня фантастическая работа ног. Ты можешь в это поверить?

Папа фыркнул.

— Да.

Я ухмыльнулась в трубку.

— Ну, я не могла в это поверить. Он спросил, свободна ли я завтра, чтобы снова поиграть.

— Лучше бы ты согласилась, — проворчал он, все еще пытаясь сдержать раздражение.

— Конечно, я сказала «да». Я не настолько глупа...

Папа издал какой-то звук.

— Ага.

— Да, да. Папа?

— Que?

— Он спросил меня, почему я не рассматриваю возможность играть за другую Лигу. — Слова Франца, сказанные ранее, сеяли хаос в моем мозгу. — Он сказал, что я зря трачу здесь время, так как не играю за национальную команду.

Дело в том, что родители, особенно те, которые любят своих детей так сильно, что некоторые люди могут это назвать «перебором» — если это вообще возможно — иногда бывали эгоистичны. Иногда они слишком болезненно относились к тому, чтобы поставить благополучие своего ребенка выше собственных желаний. Поэтому я не была уверена, как отец отреагирует на то, что я сказала. Но в глубине души знала, что он всегда делал то, что было лучше для меня, даже если это стоило ему времени, денег и даже душевной боли. Конечно, он согласился с тем, что мой брат отправился в Европу, но Эрик — это не я.

Пусть я уже и не была его малышкой, но я была его Сал. Мы были лучшими друзьями и доверенными лицами друг друга. Мы с папой были бандой из двух человек.

Я продолжила и рассказала ему о Кордеро, Гарднере и «Пайперс», которые сплетничали обо мне из-за моей дружбы с Немцем. К тому времени, как я въехала на подъездную дорожку у своей квартиры над гаражом, папа уже знал почти все. Я не была удивлена, когда почувствовала облегчение, сняв тяжесть с сердца.