— Оставь лучшего при себе. Я связался со своими людьми. Меня перевезут в другое место уже сегодня.

— Это самый опрометчивый шаг, который ты делал. Разумовский — лучший в области нейрохирургии!

— Опрометчиво я поступил, когда поставил принципы на первое место и не плюнул тебе в лицо, а надо было это сделать. Оставь меня одного. Немедленно.

Отец не спешит уходить, делает несколько шагов по палате, перебирая пальцами на набалдашнике трости. Впервые вижу, как его пальцы беспокойно постукивают по предмету, словно он не может найти себе место.

— Ты ищешь способ продолжить разговор и задержать меня? Дам подсказку, его нет.

— Бумаги на развод готовы. Большакова все подписала.

— Не твоя заслуга, отец. Освободи палату, меня будут готовить к транспортировке.

— Поговори с Максом, — просит он. — Разногласия перешли в военные действия. Ты перегнул палку! Но еще не поздно помириться.

— Еще чего!

Он словно меня не слышит, следом выдвигает еще одно требование.

— Я хочу участвовать в жизни внуков.

— Ты хочешь управлять их жизнями. Этому не бывать…

— Хочешь, чтобы Марианна всегда пряталась, переезжала с места на место?! Не губи жизнь девочке из-за своего упрямства!

— Другую тему найди. Здесь тебе светит только хрен без масла.

— Дай мне поговорить с Марианной! — повышает голос.

— Не раньше, чем ты будешь лежать на кладбище и кормить червей. Может быть, потом я позволю ей прийти на твою могилу и потоптаться там.

— Я… Ты хочешь сделать мою старость бездетной?! Хочешь, чтобы я умер в одиночестве и сожалел о том, как все обернулось? Так вот, я уже сожалею об этом.

Устало машу в сторону двери.

— Пошел вон.

Отец сердито уходит, громко и невпопад стуча тростью. Обычно она отмеряла его шаги, придавала степенности, теперь звучит помехой и подчеркивает слабость.

У меня остается немного времени в запасе. Мне нужно немедленно позвонить Адвокату. До зуда хочется выяснить подробности и успокоить дельца, объяснить ситуацию, в которой я оказался, будучи неспособным выходить на связь некоторое время из-за сложностей.

Но я не решаюсь сделать этого в стенах больницы, которая по счастливой случайности, разумеется, так или иначе подконтрольна моему отцу. Тот самый Разумовский — не только блестящий нейрохирург, но и должник моего отца.

Не хочу давать отцу хотя бы один повод управлять мной, в особенности, сейчас, когда я ограничен в передвижениях и едва не схожу с ума, чувствуя себя слабым и непригодным ни к чему. Это ощущение беспомощности сжирает меня изнутри. Еще немного — и все мозги оплавятся к чертям.

Я реалист и трезво смотрю на вещи, отдавая себе отчет, что, возможно, больше никогда не смогу ходить.

Овощем в инвалидной коляске я не стану. Ни за что.

Лучше застрелиться. Но перед этим я хочу убедиться, что жертвы были не напрасны.

* * *

— Ты готов?

— И тебе привет, Хан, — приветствую здоровяка, протиснувшегося в палату.

Даже просторное помещение стало казаться меньше с его появлением.

— У меня все готово. Тебя уже ждут в другом центре. Только предупреждаю, что условия там уступают тем, что тебя окружают сейчас. Палаты не такие роскошные. Если хочешь, чтобы твой зад нежился на шелковых простынях, лучше остаться здесь.

— Комфорт меня интересует в последнюю очередь.

— Что ж, если палаты размером в половину этой тебя не смущают, поговорим о плюсах. Хирург опытный, привык иметь дело с боевыми ранениями и осложнениями после них. Персонал трудится по призванию, не только за валюту. Ходят слухи, что старик практикует последний год, потом уходит на пенсию. Хотя я такие разговоры еще десять лет назад слышал, — друг подходит к кровати и останавливается рядом. — Он ставил на ноги и не таких, как ты.

— Таких, как я? Давай не будем, а? Я попросил тебя об услуге. Будь так добр, просто заткнись и сделай, о чем я тебя попросил. Организуй перевозку. Дальше я сам.

— Побежишь? — усмехается, вызывая потемнение в глазах насмешкой.

Призываю все свое терпение, чтобы смолчать и не нагрубить в ответ.

— Ничего не скажешь?! Опять молчать будешь? Это может быть губительно.

— Молчание — золото. Слышал?

— Иногда это яд.

— Давай найди мне еще мозгоправа.

— Вообще-то это входит в курс лечения, — Хан пожимает плечами. — Приготовься к тому, что операций будет много. Они будут долгими, изнурительными и не дадут сразу того результата, на который ты надеешься в глубине души и не признаешься в этом. Ты, Глеб, не поскачешь кузнечиком ни через месяц, ни через два, ни даже через полгода.

— Заткнись.

— Не нравится расклад?! Несгибаемый Бекетов споткнулся, упал, не смог встать и ему тошно быть слабым и зависимым от других? Так вот, это правда. Тебе придется ее прожевать и проглотить, принять, как факт, и работать над ситуацией. Игнорируя проблему, ты ничего не добьешься!

— Я не хочу это слышать.

— Не хочешь? А чего ты ждешь? — повышает голос. — Чуда?! Его не будет. Над тобой будут трудиться медики, да. Но они ни хрена не смогу поделать без твоей помощи и желания работать бок о бок. Будет долго и трудно. Тебе придется научиться принимать помощь!

— Запел, — перевожу взгляд в потолок. — Кажется, мы говорили о перевозке? Так какого хера ты развел демагогию?

— Ну уж нет, Бекетов. Я знаю, что ты задумал! — наклоняется, заглянув в глаза. — Думаешь, лучше сдохнуть, чем быть слабым. Хочешь оказаться не на территории своего отца и там решить все быстро. Да? Разговоры про хирургов для тебя просто для отвода глаз. Если так, то не трать время. Ни мое, ни других людей, уже готовых тебе помочь. Не хочешь доверять свою жизнь другим? Так реши вопрос прямо сейчас.

Он быстро подкладывает мне что-то под подушку. Гадать не нужно, что именно. Холод ствола узнаешь нутром. Во рту разливается металлический привкус.

— Если бы меня поставили перед таким выбором и дали хотя бы крошечный шанс на то, что однажды я смогу встать, обнять Диану и нашего малыша, я бы без раздумий, соплей и лишних мыслей согласился, задав только один вопрос: куда нужно ползти. Не важно, как и сколько. Главное — куда. Но это для меня важно, всегда было важно что-то другое, кроме себя самого. Ты же — другой, эгоист по натуре. Ты вполне можешь просто решить все одним выстрелом, лишь бы никто не увидел тебя в затруднительной ситуации, когда ты не можешь справиться в одиночку и вынужден просить помощи. Так проще. Но проще только для тебя, не для других. Не для тех, кто ждет и любит тебя.

Выдав эту тираду, Хан резко отстраняется и встает.

— Решай. Жду пять минут, потом ухожу. Я не стану просиживать возле тебя сутки напролет. У меня как бы сын родился недавно.

— Сын? Поздравляю.

— Спасибо. А ты? Знаешь, кого родит твоя девочка?

Молчу.

— Молчишь? Значит, не знаешь. Знаешь, как она назовет ребенка без тебя?

— Их двое.

— Что?

— Двое. Двойня… У Марианны будет двойня.

— Ну, ты снайпер! Тем более, — фыркает. — Представь, сколько вариантов, как она назовет их без тебя.

Темирхан выходит, щелчком заставив меня переключиться с одного на другое. С мыслей о своей никчемности на мысли об именах.

Как Мари назовет детей? Она непредсказуема! Может в пику мне назвать их…

Черт!

Внезапно я понимаю, что даже не знаю, кого вынашивает Мари.

Я не спрашивал, она сама не сказала. Хотя уверен почему-то, что она знает пол.

Может быть, Мари для себя уже все решила. Может быть, мысленно называет их уже так.

Но как?!

Вариантов стало до ужасного много, голова начала болеть. Теперь уже о другом, не только о себе…

*** Марианна ***

Адвокат словами щелкнул по носу и ушел. Еще один мужчина, который с недосягаемой высоты цыкает обо мне пренебрежительно…

Не хотелось думать о его визите и словах, которые он сказал мне. Но в итоге на протяжении целой недели я только и делаю, что думаю о том, как выгляжу в глазах других людей.