— Действуешь от противного.

— Кажется, ты неплохо воспользовалась этим приемом, когда пряталась от меня. В Суздале!

Бекетов выдыхает короче. Только его дыхание выдает дискомфорт и передает болевые ощущения. Невольно смотрю на мужчину, обнаженного по пояс.

Взгляд сползает вниз, на большую рану. Кажется, не от пули.

Тошнота подкатывает к горлу. Зажмуриваюсь изо всех сил.

— Не тряси зеркалом, Анна-Мария

— Рана такая большая! Обычно ты действуешь осторожнее!

— Обычно меня не отвлекают от заданий по пустякам, есть время все обдумать и действовать согласно плану. Однако последний раз пришлось действовать неосмотрительно и спешить. Очень спешить…

— Кто тебя отвлек?

— Хан. Рассказал кое-что. О неожиданных гостях к одной девушке. Людей отца было слишком много. Я сказал ему не соваться.

— Ого… Темирхан приглядывал за мной? Я и не заметила.

— Он спец. Так и должно быть. Иначе, какой это присмотр?!

— Согласна.

Как бы я ни старалась держать себя в руках, дурнота оказывается сильнее. Чтобы не сползти позорно на пол, прислоняюсь спиной к сливному бачку.

— Потерпи еще полминуты и закрой свои бесстыжие, блядские глаза!

— Хорошо. Только не рычи на меня и не матерись. Дети в утробе все слышат.

В ответ звучит тишина. Бекетов завершает процедуры и поднимается, это понятно по протяжному вздоху и шороху одежды.

Он забирает у меня зеркало и просит посидеть еще немного, сам прибирается в ванной, включает воду, делает что-то…

— Я могу тебе помочь.

— Кровь с пола собрать? Уже проходили. Ты едва держишься. Сиди!

Бекетов нарочно не говорит о детях. Может быть, он так и остался чайлдфри, ведь люди не могут изменить своим жизненным принципам за один крошечный миг.

— Почему ты передумал? Ты же оставил меня в покое, а теперь похитил.

— Я и не передумывал. Сказал, что найду, и нашел. Как только смог. Много всего навалилось, а ты ничуть не облегчила мне задачу и нажила врагов.

— В лице фон Бергеров? Они сами кружили вокруг, а я просто воспользовалась моментом… Я же совсем не такая. Я никому не желаю зла.

— Вытяни руку, я вытру лишнее.

Бекетов старательно обтирает меня влажной тряпкой и помогает подняться.

— Теперь можно смотреть?

— Можно.

Глеб успел не только прибрать в ванной, но и переодеться. Я могу лишь заглянуть в усталые глаза, чтобы понять, как ему необходим отдых.

— Теперь пойдем спать, — делаю нетвердый шаг в сторону другой комнаты.

Бекетов придерживает меня, идя следом.

— Хочешь спать? Только спать? — уточняет он.

— Хочу. С беременностью я стала сонливая.

Вру. Спать не хочется. Но Глебу точно не помешает.

— Не пытайся сбежать, Анна-Мария. Теперь я рядом и глаз с тебя не спущу.

— Бросишь меня в багажник?

— Если придется.

Бекетов опускается на кровать и кивает на чемодан.

— Тебе не сложно? Подай мне таблетки. Боковой карман.

С готовностью исполняю просьбу. Трясу флакончиком без надписей.

— Что там?

— Обезболивающее. Дай две. И запить.

Наши пальцы сталкиваются на бутылке воды, рождая электрический импульс.

— Кровать здесь одна. Спать будешь со мной!

— Ты хотя бы раз в жизни пробовал не приказывать? Я бы вообще проверила эту кровать на наличие клопов!

Иду назад в ванную, чтобы принять душ и переодеться ко сну. Сначала выключаю свет в комнате. В ванной еще стоит тяжелый, металлический запах крови и острый запах медицинского спирта.

Принимаю душ быстро, стараясь игнорировать клокочущее предвкушение на тему: я и Глеб в одной постели…

Дурочка, у него серьезная рана!

Однако саму себя не обмануть и успокоить мысли, устремившиеся в порочном направлении, не так-то просто.

Возвращаюсь в полной темноте.

Однако вижу мерцающий взгляд мужчины, направленный в мою сторону.

— На тебе крошечные трусики и майка. Ты уверена, что хочешь только спать?

— Я выключила свет. Ты не должен был ничего заметить!

— Твои соски торчат, как пули. Это заметит и слепой, а я не слепой…

Замираю возле кровати. Старательно обхожу ее, занимая место с той стороны, где у Глеба нет раны.

— Тебе нужно поспать, чтобы набраться сил. Кто знает, сколько дуралеев отправит за тобой отец и рассерженная женушка! — говорю с ядом в голосе.

— Если ты на кое-что намекнуть хочешь и не можешь, то я помогу. Я не трахался с рыжей ведьмой.

— Ты активный и здоровый мужик. Я ни за что не поверю, что ты завязал свой член в узел после нашего расставания.

— Вообще-то так и есть. В узел. Морской узел.

— Оу… Большой и толстый узел был, наверное.

— Проверь, — предлагает Глеб.

— Еще чего. Спи, — прошу, зевнув.

Оказывается, я тоже устала…

Смертельно устала засыпать одна.

Едва моя голова находит горячее, крепкое мужское плечо, я засыпаю мгновенно.

Посреди ночи просыпаюсь от жара, охватившего тело целиком. Но концентрация порока между ног зашкаливает, и мужские губы, жадно целующие шею, спускаются с поцелуями ниже, обостряют дикую жажду.

— Бекетов! Прекрати немедленно! — требую с глубокими стоном.

— Прекратить?!

Объятия становятся лишь крепче. Левую руку Бекетов подсовывает под мое тело, ухватившись за попу, а правой просто рвет мою майку на клочки и обхватывает тугой сосок пальцами.

Жадно и грубовато скользит по нему пальцами, заставляя извиваться от голода.

— Ты залезла на меня ночью!

— Не могло быть такого! — царапнув ногтями по его груди, веду ладонями по стальным, раскаленным мышцам, прячущимся под рубашкой.

— Ты закинула на меня свои руки и ноги, облизала всю шею и начала тереться, кончая во сне… — перечисляет Глеб, ни на миг не выпуская из плена.

— Ты все врешь!

— Да ну? И кто схватил мою ногу в капкан? Трешься об нее, как кошка голодная, трусики насквозь мокрые.

Ужасно стыдно.

Вот позорище!

Хуже и не придумаешь!

В последнее время я частенько просыпалась ночью от того, что меня потряхивало и снились безобразно горячие, пошлые сны с участием Глеба в формате порно. Чего я там только не вытворяла, просыпаясь с мокрыми трусиками, вспотевшая, как будто пробежала марафон!

Дурацкий организм… Все решает за меня.

А мозг, почему он не остановил это безобразие и словно вообще отправился в отпуск?!

Я крепко сжимаю бедрами ногу Глеба, всем телом к нему притиснута. Неужели я терлась об него?!

— Извини, — говорю пересохшим голосом.

Ладонь съезжает ниже, там, где под рубашкой чувствуется плотная повязка, наложенная Глебом.

— Больше не повторится.

Пытаюсь разжать ноги, сведенные судорогой дрожи. Глеб немного лениво перекатывает мой сосок.

— Извиняешься?

— Да.

— Вообще-то твоя рука мне прям по повязке шлепнула.

— Неужели больно?

— Сама как думаешь? — приближается к губам. — Просишь извинений? Тогда кончи для меня.

Начинаю задыхаться, пытаясь игнорировать множественные «да-да-да», бурлящие внутри!

— Я не хочу. То есть, наверное, мне просто приснилось что-то. Необязательно ты… — лепечу всякий вздор.

— Накажу.

Хватка на попе становится крепче. Бекетов сам увеличивает расстояние между нами.

На миг испытываю разочарование.

Как мне сложно держать себя в руках рядом с ним!

Хочется и отдаться, и остаться в стороне, чтобы подразнить, наказать его.

Но в планы Бекетова входит кое-что другое…

Марианна

Может быть, сейчас Бекетов просто отодвинет меня в сторону, повернется ко мне спиной и захрапит во сне.

Однако вместо этого он сдергивает с меня трусики, спуская их до самых колен, и немного приподнимает меня, алчно накрыв тугой сосок ртом.

Простреливает насквозь.

Я дергаюсь в его сильных руках, когда язык умело начинает катать тугую горошину в горячем рту. Обводит раз за разом, отточенными, умелыми жестами бьет по чувствительной части. Посасывает ритмично.