— Я согласна! — обрываю мужчину.

— Ты только не роди там, — напутствует меня напоследок.

— Очень смешно!

— А я не шучу. В машине с охраной будет врач. На всякий случай.

Все должно пройти идеально!

Без сюрпризов.

Однако сюрпризы начинаются с самого порога!

Марианна

Я выбрала образ роскошной дамочки, но единственное мое желание — это поскорее снять роскошное платье, за длинным подолом которого нужно постоянно следить, и скинуть туфли.

Увы, балетки бы сюда не подошли. Пришлось выбрать зимние туфельки.

Пройти путь от отеля до лимузина довольно непросто. Еще сложнее добраться до места встречи и ни разу не захотеть сходить пописать.

Это же просто невозможно!

С моей беременностью, тем более.

Мы делаем ровно две остановки, и после второй остановки я надеюсь, что мне не приспичит снова пойти пописать через минут пять!

Боюсь, что опоздаю, поэтому ускоряю шаг.

Лимузин на месте. Водитель внутри… Машину охраны не видно. Припарковались дальше?

Возле торгового центра было непросто припарковаться лимузину. Мест почти не было.

— Все, можем ехать, — сажусь в лимузин, отдышавшись.

— Можем ехать, — вторит мне мужской голос с густой усмешкой.

От шока у меня приоткрывается рот и отключается связь между телом и разумом.

Тело мгновенно поворачивается на этот низкий, хриплый, вечно простуженный голос, а разум пытается догнать мышечные реакции.

Голос Глеба.

Бекетов в машине. На заднем сиденье лимузина.

Как он сюда попал?!

— Поехали, — повторяет приказ, не сводя с меня пристального взгляда.

Лимузин трогается с места. Не глядя, Бекетов нажимает на какую-то из кнопок. Перегородка между нами и водителем становится глухой, непрозрачной.

Одновременно с этим тело сводит жаркой судорогой.

Пытаюсь вырваться из этого морока, из плена мужского взгляда, колкого, горящего, как лед на солнце.

— Что ты здесь делаешь?

— Мы не договорили, — дергает правым уголком губы в ухмылке. — Поэтому я пришел без приглашения. Ты не против?

Во рту пересыхает, когда он придвигается ближе.

Я отмечаю детали — угольно-черное пальто, укороченное, стильное, прекрасно сидящее на его широкоплечей фигуре. Кожаные черные перчатки, антрацитовый костюм. На Глебе даже рубашка сегодня фатально-черная и безумно сексуально подчеркивающая крепкую шею с острым кадыком.

Неудивительно, что я не сразу заметила Бекетова в глубине лимузина. Он просто замаскировался под кожаные черные сиденья, в лучших традициях всех шпионов!

Не могу смотреть на него без слюноотделения.

Красивый, уверенный, взрослый. Сексуальный до мокрых трусов.

До меня доносится запах его кожи. Тот самый, который я безуспешно искала на своем платье, но так и не нашла. Резкий, мужской аромат, разбивающий терпкой пряностью мою выдержку на мелкие атомы.

Хочется вдохнуть его так глубоко, чтобы заполнил все легкие целиком…

Интуиция шепчет — беги, ничем хорошим это не кончится.

Но машина уже колесит в черт знаем каком направлении, а я глубоко беременна и не могу выпрыгнуть на ходу.

Да и кто мне позволит?

Он?

Этот наглец, выследивший меня даже когда о моей безопасности позаботились лучшие из лучших?

Я хочу прильнуть к нему, забыв обо всем и дотронуться до колкой щетины, чтобы она царапнула мою кожу, прежде чем его губы найдут мои в жадном поцелуе.

Горю и падаю. Падаю и горю…

Рядом с ним можно только так, и я удивлена, что еще не стала кучкой пепла под его трахающим взглядом.

Заставляю себя отвести взгляд в сторону, сделать хоть что-то. Поправлю норковую шубку, наброшенную поверх платья с глубоким декольте.

Его взгляд мгновенно устремляется туда.

— Твои сиськи, — роняет глухо.

— Что-что?

— Сиськи напоказ! — гневно рыкает Глеб и тянется ко мне.

— Это такое платье! — возмущаюсь я, кутаясь в шубку. — Не для тебя старалась!

— А для кого? Трахаешься с кем-то? — приближается резко, тянется алчными пальцами, цепляя за шею. — С кем?

— Ты наградил меня двумя младенцами. Даже на шестом месяце я уже выгляжу как корова на льду. Думаешь, на это кто-нибудь хочет залезть?! — хлопаю ладошкой себя по животу.

— Я бы залез, — хищно склонив голову, обводит меня жадным взглядом, как будто проникает всюду, под трусики, полные липкой влаги возбуждения.

— Кто бы тебе позволил?! — пытаюсь оттолкнуть его ладонью.

Он только крепче прижимается, и я не выдерживаю, со всей силы отвесив ему звонкую пощечину.

— Если ты после того, как пропал почти на полгода, появился только затем, чтобы спросить, трахалась ли я с кем-то… То проваливай! Оставь меня в покое! Уходи туда, где ты был все это время.

— Уйти?

— Уходи! — кричу, выпустив весь воздух из легких.

— Я не могу.

— Я тебя больше не хочу!

— Дело не в тебе, Анна-Мария! — повышает голос. — Дело во мне! Я, блять, не могу просто встать и пойти. У меня проблема с опорно-двигательным аппаратом.

— С чем, с чем у тебя проблемы? С пониманием, в каком направлении уйти? — злюсь. — Позволь тебе подсказать. Проваливай в ад!

— Я уже там, Проблемная, — вздыхает тяжко, смотря мне прямо в глаза. — Уже там.

В его взгляде мелькает что-то безумно тоскливое и глубокое, как у зверей, которые собираются уйти, чтобы сдохнуть.

Я внезапно вспоминаю наш разговор, когда Бекетов признался, что хотел застрелиться, и по коже поползли мурашки.

— Если ты в аду, то, должно быть, тебе, как заядлому грешнику, там очень комфортно! — пытаюсь обратить все в шутку.

— Ха-ха.

— Если ты пришел, чтобы обменяться несмешными колкостями, прошу, оставь меня.

— Я не пришел. Скорее, приполз!

Бекетов крепко обхватывает пальцами мои локти и произносит, приблизив свое лицо к моему на максимум.

— У меня серьезные проблемы. Я почти не могу ходить. Плохо держусь на ногах.

Он говорит это едва шевеля обескровленными губами, и с лица схлынули остатки краски. Стал белым, как полотно, и вздрогнул всем телом, словно переступил через себя.

Меня оглушило этим признанием. Я глупо хлопаю ресницами.

Не в силах поверить.

— Ты шутишь? — шепчу.

— Хотел бы, — отстраняется с усилием.

— То есть… твои ноги… Они…

Опустив взгляд, я пялюсь на спортивные бедра, обтянутые дорогими брюками. Ох, я люблю его длинные ноги, узкие бедра и накачанный крепкий зад, в который так приятно вонзаться ногтями!

Неужели он… Быстро сняв брошку с шубки, наношу точечный укол острием в бедро.

Бекетов вздрагивает. Скорее от неожиданности, чем от боли.

— Ты чего, дурная? — трет ладонью место укола.

— Значит, чувствуешь!

— Конечно, чувствую. Я не парализован, если ты о таком подумала.

— Объясни! Как следует! Не надо кидать мне косточку и полунамеки. Я хочу знать всю правду! Всю! Про прошлое тоже хочу знать! Адвокат мне рассказал и…

— Сука болтливая. Я зашью ему рот. В прямом смысле зашью… — мрачно угрожает Глеб.

— Ах вот и не зашьешь! Ты и пальцем его не тронешь, не станешь подсылать к нему других наемников. Я не хочу лишаться своего финансового консультанта из-за того, что ты не хочешь быть откровенным. Это твоя вина, нельзя перекладывать ответственность на других.

— Как ты его защищаешь… — прищуривается Глеб. — Он к тебе свои яйца не подкатывал, случайно?

— Ты меняешь тему! Говори! — требую, вцепившись в полы его пальто. — Говори немедленно, истукан!

Не выдержав напряжения, разревелась, и превозмогая желание, упасть в объятия мужчины, отодвинулась от Глеба, отвернувшись к окну.

— Все будет хорошо, Анна-Мария. Иди, я тебя обниму.

— Не пойду! Сам иди! — отвечаю со слезами.

— Как раз с этим у меня сложности.

— А мне плевать! Плевать! Не можешь идти? Ползи! Не можешь ползти? Скажи хотя бы, как есть! Не надо держать меня за глупышку! За идиотку, недостойную знать, что происходит! Я сильнее и лучше, чем ты обо мне думаешь! Лучше… Все в это могут поверить. Все, кроме тебя! Но и ты скоро поймешь, как ошибался!