Не хочу думать о плохом, запрещаю себе думать, что у Глеба большие неприятности. Скорее, у него просто нет возможности выйти со мной на связь, но как только получится, он обязательно со мной свяжется.

Поневоле на глазах закипают слезы. Мне так надоело выглядеть глупышкой, которую все кругом спасают из всех передряг!

Ведь я стану мамочкой. Какой мамой я буду, если даже свою жопку из передряг спасти не могу?! Ужасной! Надо срочно что-то менять!

Менять кардинально все! Но начать можно и с малого…

Гардероб.

Гардероба у меня нет, за исключением больничной пижамы и платья винного оттенка, которое было на мне. Персонал постирал, очистил от крови платье и повесил в шкаф. Собственно говоря, кроме комплекта однотипных пижам и белья, в моем шкафу только это платье и висит.

Я прижимаю ткань к лицу, пытаясь уловить запах Глеба — мускусный, уверенный, резкий запах мужчины без примесей парфюма. Но чувствую лишь запах чистоты, даже без ароматических отдушек порошка.

Платье не пахнет ничем, а я так хотела ощутить хоть призрачный флер присутствия Бекетова.

Бекетов не дает о себе знать. Лев Эдуардович, он же Адвокат, ничего мне не сообщил и увильнул от ответа. Возможно, Глеб его так проинструктировал, чтобы я не совала свой носик, чтобы успокоилась и смогла получить то, чего всегда желала — семью.

Я не могу выдержать темп Глеба, его постоянные разъезды в беременном состоянии. Не могу оставаться такой же спокойной, как он, когда кругом царит хаос. Я слишком импульсивная и каждое изменение отзывается глубоко внутри, рождая бурю.

Возможно, именно поэтому Бекетов и поместил меня сюда, в предгорье Альп, в закрытую клинику, чтобы я успокоилась и перестала рисковать собой.

Если так, а я уверена, что это так и есть, то он просто выжидает время, чтобы появиться позднее, когда все устаканится. Значит, я не должна облажаться.

Только не в этот раз.

Пока же сбрасываю пижаму и натягиваю на себя платье.

Ух, черт… Почему оно такое узкое?!

С трудом надела его на себя. Помню же, что в талии платье было свободное и грудь так сильно не пережимало.

Оно что, уменьшилось?! Село при стирке?! Уверена, что так и есть! Постирали неправильно, халтурщики!

— Да, я уже здесь. Здесь очень уютно, мне все нравится… — вплывает в комнату чужая русская речь.

У женщины мелодичный, красивый голос.

Я поворачиваюсь в сторону вошедшей без стука.

— Ох…

Женщина замирает на пороге, выдыхает коротко, посмотрев прямо на меня. Потом она отворачивается немного в сторону, переключившись на звонок.

— Я тебе перезвоню, хорошо? Нет-нет, ничего серьезного. Кажется, я просто перепутала комнаты.

Вошедшая женщина чуть выше меня, с заметно округлившимся животиком. Русые волосы собраны в аккуратную, высокую прическу. Сколько ей лет, не могу сказать точно, но она старше меня лет на десять, если не больше!

— Извините, — обращается ко мне на английском, спрятав телефон в небольшую сумочку. — Наверное, я просто заглянула не в свою комнату. Перепутала номер. Извините, пожалуйста.

— Все в порядке! — машу ладонями.

Я не испытываю сложностей в общении на других языках, но до этого момента даже не подозревала, насколько сильно я соскучилась по родному русскому.

— О, вы русская! — удивляется она. — Я думала, что придется скучать в обществе иностранных тетушек. Мой английский хорош, но не настолько, чтобы понять, как на нем изъясняются шведки или австрийцы.

— У них своеобразный акцент. Откровенно говоря, даже жители двух соседних австрийских деревень иногда понимают друг друга с трудом. Я Марианна, можно просто Мари, — протягиваю ладонь.

— Варвара. Можно просто Варя и давай на «ты»? — улыбается тепло. — Какой у тебя срок?

— Так ясно, что я беременна? — провожу ладонями по платью, которое сидит на мне отвратительно!

— Я могу быть честной?

— Да, конечно. Скажи, как есть, не парясь! Мне жизненно необходим взгляд со стороны.

— Это платье тебе сильно мало и не по причине того, что ты сильно располнела. У тебя узкие плечи и ноги тоже остались стройными, но грудь и живот говорят сами за себя.

— Мда, — признаю очевидное, посмотрев на себя в зеркало. — До того, как я примерила это платье и не подозревала, что моя беременность заметна.

— Ты просто привыкла к себе. Уж поверь, к растущему животику быстро привыкаешь, потом будешь по нему скучать.

— Говоришь на своем опыте?

Кивает.

— Какая у тебя по счету беременность? — живо спрашиваю я.

Я так соскучилась по дружеской болтовне! Почувствовав теплое отношение к себе, я потянулась к Варе, пусть даже этот разговор будет единственным, но он для меня как глоток кислорода, позволяющий отвлечься.

— Это будет четвертый ребенок в нашей семье. Снова мальчишка. Надеюсь, все получится, — улыбается с небольшой грустинкой.

— Были срывы?

— Из-за падения с лестницы. Давно, — отмахивается. — Потом беременность была удачной, но всегда переживаешь. К тому же эта беременность дается мне чуть сложнее, чем все предыдущие. Именно поэтому я здесь. Муж определил меня сюда, сам остался с детьми. Я искренне надеюсь, что он их совсем не избалует в мое отсутствие…

Телефон Вари снова звонит. Едва взглянув на экран, она меняется в лице, словно не одобряет входящего звонка или ее ждет не самый легкий разговор.

Варя прячет телефон в карман, переведя на беззвучный режим.

— Извини, я тебя заболтала. Надо ответить.

— Мы еще увидимся? — хватаюсь за призрачную соломинку.

До этого момента я и не подозревала, как сильно одинока, как соскучилась по нормальному общению!

— Конечно, — подойдя, Варя касается моего запястья теплыми пальцами. — Думаю, мы будем видеться довольно часто. Я уже поняла, как глупо ошиблась, не дойдя до своей палаты совсем немного. Она дальше по коридору. Рада знакомству, Мари.

Бекетов

— Какая же ты свинья, Глеб! — напористо говорит жена моего друга.

— Полегче с выражениями, Сабурова. Или называть тебя Бакаева? — говорю с иронией.

— Плевать, как ты меня называешь. Это неправильно.

— Отложи мораль в сторону. Скажи, как она? — спрашиваю.

Игнорирую, как учащается пульс, в глотке спирает до головокружения. Отчетов медиков мне недостаточно.

Всегда хватало голых фактов, но в отношении Мари это не работает. Ни черта не работает в отношении нее. Абсолютно!

Она — мой личных крах.

— Как она?! — переспрашивает Варя.

Жена моего лучшего друга задыхается от волнения и эмоций. Кажется, она жутко недовольна своей ролью.

— Ты спрашиваешь, как она, Глеб?! Пойди и выясни это сам! — приказывает мне.

— Сбавь обороты, Варя. Если ты помнишь, твой муж мне должен. По-крупному. И ты тоже. Вы все мне должны. И ты, и он… Я много лет не требовал этот долг. Но теперь возникла необходимость, и вы должны оказать мне ответную услугу.

— Меня от тебя сейчас стошнит! Какой долг?! Какая услуга?! Боже, Бекетов… Послушай самого себя. Говоришь, как ублюдок!

— Кто сказал, что я не такой?! — рявкаю зло.

— Ты друг Рината, его лучший друг… — устало говорит Варя. — Я смею надеяться, что ты не только друг не только Ринату, но друг всей нашей семье. Значит, и мой друг тоже. Друг с самым несносным характером, с самым отвратительным в мире характером. Но все же друг. Как друг, я говорю тебе, что необязательно говорить со мной в таком тоне и напоминать о долгах тоже. Мы бы помогли тебе без давления. Без приказов.

Возможно, в ее словах зреет правда. Но у меня нет времени церемониться и открываться перед кем-то еще тоже нет никакого желания. В последнее время я только и делаю, что вскрываюсь перед чужими, обнажая уязвимость.

Мари стала моей уязвимостью, Ахиллесовой пятой. Чем больше людей об этом знают, тем более слабым я себя чувствую. Не хочу зацикливаться на этом. Еще один удар ниже пояса, которых в последнее время стало слишком много.