— Хорошо! Я съебусь, если ты так этого хочешь! — резко выдыхает он, нажимает на кнопку связи с водителем. — Тормози. Позвони, пусть везут тупых бобиков.

Лимузин паркуется возле обочины. Глеб собирается покинуть салон и бросает на меня косой взгляд.

— Отвернешься?

— Ни за что! Буду смотреть во все глаза! И ты мне это не запретишь, — гордо вскидываю подбородок.

— Сука. Как же я хочу тебя за это…

Сказав последнее, Бекетов наклоняется за тростью, брошенной под боковые сиденья.

Он злится. По правде говоря, думаю, что он смущен, но это выплескивается в злость и мат.

— Скажешь хоть слово, что с этой ебаной палкой я еще больше похож на отца…

— Мне незачем это говорить, ты сам сказал! — улыбаюсь ему.

Бекетов отвешивает себе под нос еще несколько грязных ругательств и вылезает из лимузина

Я наблюдаю за каждым его движением.

Сердце в груди обрывается, падает вниз, разбиваясь, с трудом восстанавливается и снова бьется на осколки от понимания, чего Глебу стоит хотя бы вот так, с тростью передвигаться, а не на коляске или с двумя костылями.

С костылями было бы легче, чем с одной тростью. Но он хочет сохранить лицо и одному дьяволу известно, чего Бекетову это стоит.

Быстро перебираюсь по сиденьям.

Бекетов полон решимости добраться до припарковавшегося рядом внедорожника, не замерев ни на миг. Сцепил зубы так, что лицо свело судорогой.

Я вылезаю следом за Глебом и быстро оказываюсь перед ним, прижавшись к нему всем телом.

— Если ты хочешь мне помочь, то это плохая идея! — цедит сквозь зубы. — Мне не нужна твоя жалость.

Вот упрямый! Напряжен всем большим, мускулистым, спортивным телом, но еще больше — суровой, каменной душой.

— Не буду я тебе помогать, ты способен разобраться сам. Со всем, кроме этого… — шепчу, привстав немного.

Высокий каблук делает разницу в росте значительно меньше, я сама могу дотронуться до его губ своими.

Всего на секунду прижаться, но едва ощутив горячие, твердые губы Бекетова, жадно всхлипываю, набросившись с поцелуями, как оголодавшая.

Хочется сразу и много. Юрко проведя языком по нижней губе, чувствую трещинку и, лизнув ее, ныряю в жадный мужской рот.

Бекетов на секунду замер, словно еще борется сам с собой и с нежеланием целоваться прилюдно, да еще держась за трость.

Но благо за его спиной есть черный бок лимузина. Напористо толкаю его к машине, не разрывая поцелуя, и наслаждаюсь ответной атакой его языка и губ.

Стону в голос, скребу его костюм под пальто, понимая, что не смогу без него в разлуке.

Не знаю, как будут выглядеть наши отношения, потому что умом понимаю, что он не сможет уважать мои границы, а мне они сейчас нужны, чтобы немного восстановиться и вернуть утраченное.

Еще через миг понимаю, что утраченное не имеет значения, никакого. На месте него буйным цветом распускается новое, неизведанное, колкое и откровенное, с привкусом больших возможностей для нас обоих, если только мы шагнем вперед.

Если только Бекетов не станет замыкаться, если не отрешится от себя в молчание.

— Я тебя хочу, хочу, хочу… — произносит с рыком в мой рот.

— Хочешь?

Едва заметно опускаю руку, проведя ее между нашими телами, сжимаю пальцами стояк в его брюках.

— Блять, ты щупаешь меня за член посреди улицы! — стонет изумленно, с хриплым смехом.

— Никто ничего не заметил. Из-за моего пуза, — отвечаю с улыбкой, от которой трескаются губы. — А тебе можно секс?

— А тебе? — адресует жадный вопрос, вновь начав насиловать мой рот, трахая его жестким поцелуем.

— Н-н-н-не знаю, надо у врача спросить. Первое время точно был запрет на многое, на интим в том числе! Сейчас я чувствую себя хорошо, но все же не хочу рисковать, пока не выясню все наверняка.

— Но перелет тебе разрешили, — уточняет Бекетов.

— Разрешили, да. Без разрешения я бы не полетела, ты же это понимаешь?

— Надеюсь, что так, — прижимается к моему лбу своим и продолжает сверлить ледяным взглядом. — Ты изменилась. Но все такая же. Как это понять?

— Не знаю. Но я точно опаздываю, Глеб, — признаюсь с глубоким вздохом.

Потершись щекой о его щетину, едва не мяукаю, мне так приятны эти царапки, до мурашек.

— Скажи, куда.

— Ты все равно поедешь следом, Бекетов. Так что сам узнаешь. Но я попрошу тебя не вмешиваться прямо и держаться на большом отдалении. Мы договорились о деловой встрече, а не о вооруженной стычке.

Я нахожу его пальцы, крепко стиснутые на набалдашнике трости, и сжимаю их крепко.

— Мне не нужно ничего доказывать. Ты лучший из мужчин и всегда останешься таким.

— Даже если не смогу снова стать для тебя самым крутым?

— Ты и так самый крутой. Надрал зад охране Адвоката. Или, может быть, он просто пожадничал и нанял дилетантов, скупердяй?

— Нет, он нанял достойных. Переживает за денежный мешок в красивой шубке и с круглым животом, — имеет в виду меня.

Я знаю, что могу простоять так целую вечность, просто болтая, ловя острые булавки темной иронии Бекетова и возвращая их ему же, но с поцелуями и объятиями.

Хотела бы я знать, что он млеет в эти моменты, так же, как я, когда нахожусь рядом с ним.

Где-то в кармане шубки начинает трезвонить телефон.

— Мне нужно будет ответить. Ты делаешь меня не пунктуальной.

— Хотел бы сделать мокрой и растрепанной.

— Пошляк. Ты знаешь, где я остановилась, да?

— Знаю, — кивает.

— Тогда я буду не против твоего гостевого визита.

В ответ Бекетов сжимает свободной рукой мою попку так крепко, что на ней могут остаться синяки.

— Не так быстро, Глебушка, — шепчу ему в шею. — Сначала разрешение врача, потом…

— Потом секс? Тебе придется меня трахать, — говорит едва слышно. — Скакать на моем члене.

Я забываю, что хотела сказать. Получить в свое распоряжение целого Бекетова… Сделать все самой! Вау…

— Кажется, я была очень хорошей девочкой. Дед Мороз пришел ко мне раньше всех.

— Пошути у меня. Я-то не шучу, Проблемная.

— Я подумаю, чем можно будет с тобой заняться, — выскальзываю из его рук.

— Подумаешь? — тянет с прохладным разочарованием.

— Подумаю. Я хочу быть уверена, что твое желание быть со мной — это по любви, а не по обязательствам и долгам перед тенями прошлого.

Лицо Глеба снова немного омрачается. Но я не хочу лгать ему сейчас и таить в себе тени сомнений.

Они же рано или поздно вылезут наружу и, напитавшись моими страхами, могут превратиться во что-то уродливое и способное сломать хрупкий росток того, что рождается между мной и Глебом прямо сейчас.

— Ты придешь? — спрашиваю осторожно.

Опускаю вопрос о необходимости быть откровенным и рассказать о прошлом. Бекетов и сам это понимает.

— Приду, — обещает коротко, решив что-то для себя. — Куда я без тебя? Только пулю в голову.

— Хорошо!

Чмокнув его в щеку, отрываю себя с трудом. Обхожу лимузин.

— У меня тоже есть одно условие, Проблемная, — говорит вслед.

— Охотно выслушаю позже! У меня дела.

— Это не займет много времени. Ты зря обидела Варю, назвав ее лгуньей. Она не хотела тебе врать, много раз угрожала рассказать правду. Я заставил молчать и делать так, как посчитал нужным. У семьи Сабуровых передо мной был должок.

— Так они твои друзья? Или должники?

— Друзья, — признает с неохотой. — Но когда я был в отчаянии и не знал, как приукрасить твое пребывание в клинике, сделал вид, что помню лишь о долгах и потребовал вернуть их.

— Манипулятор и шантажист!

— Ты еще обо мне мягко отзываешься, — усмехается.

— Все, иди. Я подумаю. Не обещаю, что ответ будет положительным. Не гарантирую, что скоро отойду от обиды на Варю, но подумаю!

Заняв место в лимузине, не могу перестать улыбаться. Даже пять пропущенных звонков от Адвоката и куча рассерженных смс от него же не стирают радости с моего лица. Перезваниваю помощнику.

— Я так и знал, что без неприятностей не обойтись! — гневно дребезжит динамик телефона. — Ты…