Сексуально до дрожи.

— Я куплю тебе самое охуительное, — обещает он.

— Ты еще даже не начал искать.

— Но я найду. Обещаю. Такого, как у тебя, больше не будет ни у кого!

* * *

Сначала меня осматривает врач. Глеб находится рядом все время, а потом, после ухода врача, вынуждает лечь:

— Проблемная, тебе нужно отдохнуть.

— Тебе тоже, Глеб.

Глажу пальцами заострившиеся скулы на лице любимого мужчины. Он устал, вымотан. Видно же по залегшим, глубоким теням под глазами и глубоким бороздам морщин на лбу.

Но он находит для меня сил, чтобы улыбнуться.

— Нужно решить кое-что. Понимаешь же, Анна-Мария. Ты все понимаешь. Мне не нужно объяснять.

— Да. Но потом? Придешь ко мне спать?

— Только спать? — задумывается. — Я рассчитывал на поощрительный секс. Минет, на худой конец.

— Худой конец? Это ты так о своем толстом отзываешься? — хихикаю над своей пошлой шуткой.

— Какая ты стала пошлая и горячая штучка! — улыбается широко. — Я хочу остаться. Правда, хочу. Однако отцу я сейчас нужен больше. Он не соврал насчет рака, а новые подробности о делах Макса ударили по нему сильнее, чем он показывает.

— Тогда я буду ждать.

— Я обязательно к тебе приду.

Целую его, притянув к себе за шею. Глубокий поцелуй превращается в интимный танец — чувственный секс наших губ и языков. Постукивают зубы, плавятся разумные мысли, но вместе с этим приходит понимание, что теперь мы — точно одно целое.

— Иди, — отрываюсь со стоном. — Реши все, что нужно, и приходи.

— Подумаешь насчет моего конца? — поднимает уголок рта.

Ох, я таю от этой фирменной ухмылочки.

— Я даже знаю, что с ним сделаю, — посылаю воздушный поцелуйчик Бекетову.

Глеб направляется на выход.

— Что будет с Максом? — спрашиваю вдогонку.

— Я бы его убил, — отвечает просто. — Но отец будет против. Мы решим, как поступить с ним. Спи!

— Гле-е-е-еб! — зову его еле слышно.

— Что?

Посылает пытливый взгляд.

— Ты впервые сказал «мы». Про отца и про себя. Мы, — повторяю. — Это хорошо. Я рада, если у вас все наладится.

— Мы, — повторяет он. — Это не только его касается. Но и… — показывает на себя и на меня. — Нас тоже. Мы… — повторяет он, смакуя.

Его глаза горят. Становится физически больно смотреть в них.

Однако я все же смотрю и начинаю гореть в ответ.

— А еще ты меня любишь, — говорю, набравшись смелости.

Чувствую, что это так. Каждой клеточкой тела и души.

— Люблю.

Уходит.

Так просто.

Сказал самое сложное и просто закрыл дверь.

Одним словом перевернул мне душу, заставил сердце разрываться и фонтанировать счастьем.

Люблю.

* * *

Уснуть у меня так и не получилось. Слишком много переживаний за один день. Не могу остаться в стороне, когда внизу решаются важные вопросы.

Промучившись половину ночи, неслышно спускаюсь на первый этаж, иду в направлении громких голосов и прячусь за последним рубежом. Осторожно выглядываю из-за угла и смотрю в направлении гостиной.

Мужчины спорят.

Обстановка накалена предельно. Глеб и его отец пытаются переубедить друг друга, масла в огонь подливают близнецы, которые снова сплотились, чтобы не стать добычей Бекетовых.

Осторожно подбираюсь ближе, чтобы спрятаться за широкой, тяжелой портьерой, но в последний момент замечаю, что место уже занято.

Профиль мужчины я узнала сразу же.

— Лев! Ты подслушиваешь? — спрашиваю удивленно.

— Это ты собралась подслушивать, — отзывается невозмутимо. — Я же добываю важную информацию. Для тебя, между прочим. Я должен знать, о чем они собираются договариваться.

— И как успехи?

— Иди наверх. Это надолго. Здесь тебе нечего делать.

Стоило неприятностям испариться, как меня снова задвигают за кулисы.

Вздыхаю тяжело, почти мгновенно закашливаюсь.

— Накурили! Из-за сигаретного дыма даже дышать невозможно.

— Я говорил, что тебе сюда соваться не стоит! — безразлично заявляет Адвокат.

— Нужно как-то прекратить…

— Спор? Он едва начался. Тебя не услышат! — словно читает мысли, что я хочу встрять.

— Выстрели в воздух! — прошу мужчину.

— Из чего? Оружия у меня нет. Не пушку же доставать… — намекает на содержимое своих трусов.

— Боюсь, твоя пушка никого из них не впечатлит. Даже близнецов!

Адвокат аж поперхнулся.

— Ты просто мою пушку в деле не видела! — начинает оскорбленно.

— Надеюсь, никогда не увижу!

— Там есть на что посмотреть!

— Избавь меня от подробностей. Считай, что моим глазам будет слишком больно.

— Тебе такое просто не по зубам…

— Хватит нахваливать свои причиндалы! Разбей что-нибудь, если выстрелить нечем! — хватаю мужчину за рукав.

— Что именно?

— Да не знаю! Плевать. Тут все дорогое и настоящее. Бей, что хочешь! Только в ту сторону! — показываю пальцем. — Подальше от прохода.

— Почему?

— Потому что я не хочу идти по осколкам.

— Ох ты ж какая цаца! Русалкой тебе не стать…

— Ты разбиваешь или как? — начинаю злиться. — Ты вообще-то должен помогать мне совершать сделки.

— Сделки! Ты же хочешь перемирие. Что мне с этого перепадет?

— Я хорошо тебе заплачу. Но если откажешься — оплачу твои услуги за последний месяц носками. Самыми яркими, самыми вонючими китайскими носками…

— Матерь божья. Это же сколько вагонов с носками? — пытается сосчитать.

— Много. В них утонешь и твой дом, и твои виноградники! Причем, я буду считать, что расплатилась.

— Мы договаривались о другом.

— Да, но ты накосячил знатно!

— Ты же не знаешь, где я живу.

— Глеб ради меня узнает.

— Туше.

— Именно.

— Тогда давай вон ту вазу кину. Если уж речь зашла о китайцах, то грохнем вазу эпохи Цинь. Или Минь. Не силен в азиатской культуре…

— Неужели есть то, чего ты не знаешь! О… Я знаю, как тебя уесть, Лев! Я выучу китайский и буду давать тебе самые смешные прозвища…

— Ну-ну! Удачи. Китайский язык — сложный! — усмехается мужчина, направляюсь к вазе.

— Выучу. Я полиглот.

Бу-у-у-ух!

Ваза прилетает именно туда, куда я и захотела.

Эффект оказался тем, что надо.

Воспользовавшись молчаливой паузой, выхожу из укрытия.

— Можно открыть окно и освежить здесь?

— Мари! Ты должна спать! — хмурится Глеб.

— Вы орете. Не смогла спать.

Отец Глеба щелкает пальцами, прислуга, что подливает спиртное, отставляет в сторону бутылку рома, бросается выполнять поручение.

Я занимаю место рядом с Глебом на диване. Адвокат, немного помедлив, встает позади дивана.

— А это еще кто? — мгновенно напрягается Яков Матвеевич.

— Финансовый гений, гениальный юрист, Лев Эдуардович! — представляю мужчину.

Надеюсь, достаточно помпезно и внушительно.

— Надежный человек, — скупо добавляет Глеб.

— И что здесь делает этот гениальный и надежный человек?!

— Очевидно, представляет интересы Марианны, — вздыхает Бекетов.

— Я прослежу, чтобы сделки были составлены на условиях, выгодных Марианне Устиновой-Золотниковой, — серьезно заявляет Адвокат.

— А если я ничего подписывать не собираюсь? — усмехается Яков Матвеевич.

— Устные договоренности тоже считаются сделками.

— Даже письменные сделки нарушаются. Устные — тем более, — почему-то упорствует отец Глеба.

— Не рекомендую, — коротко отвечает Адвокат.

— Что?

— Предупреждаю, не угрожаю. Тем более, вы обо мне слышали и точно знаете, что я слежу… за исполнением крупных сделок.

— Отец, — просит Глеб. — Давай не будем сейчас срач разводить? Уверен, ты о нем слышал. Так что не ломай комедию, будто его не знаешь.

— Знаю! И теперь не уверен, стоит ли при нем обсуждать наши дела и составлять договоры! Прицепится к букве, вырвет страницу!

— Почту за комплимент, — отзывается Адвокат. — Могу сказать о вас тоже самое.

— Вы закончили лизать друг другу жопы? — прерывает обмен любезностями Глеб. — Мы так и не решили, что делать с этими… — смотрит яростно на Бергеров. — До сих пор не разбираюсь, кто из них кто.