Взаимные счеты и недоразумения, разделявшие Польшу — Литву и Москву, близорукость их правительств и пренебрежение к интересам своих народов мешали обоим государствам устроить дружную борьбу со степными хищниками. Московское государство с своей стороны напрягало все силы и изобретало разнообразные способы для обороны своих южных границ. Первым из них была береговая служба: ежегодно весной мобилизовались значительные силы на берег Оки. Разрядные книги XVI в. ярко рисуют тревожную жизнь на южных границах государства и усилия правительства для их обороны. Ранней весной в Разрядном приказе закипала оживленная работа. Дьяки с подьячими рассылали повестки в центральные и украйные уезды с приказом собрать ратных людей, городовых дворян и детей боярских, назначая им сборные пункты и сборный срок, обыкновенно 25 марта — день благовещения. Посланные, собрав ратников по списку всех сполна, ехали с ними на государеву службу; укрывавшихся, сыскивая, били кнутом. Городовые дворяне и дети, боярские выступали в поход «конны, людны и оружны», с указным числом коней, вооруженных дворовых людей и в указном вооружении. Пересмотрев их на сборных пунктах, присланные из Москвы воеводы в случае тревожных вестей из степи соединяли ратников в пять корпусов, полков; большой полк становился у Серпухова правая рука — у Калуги, левая — у Каширы, передовой полк — у Коломны, сторожевой — у Алексина. Кроме того, выдвигался вперед шестой полк, летучий ертоул, для разведочных разъездов. При дальнейших тревожных вестях эти полки в известном порядке трогались с Оки и вытягивались к степной границе. Таким образом, ежегодно поднималось на ноги до 65 тысяч рати. Если не приходило из степи тревожных вестей, полки стояли на своих местах иногда до глубокой осени, пока распутица не являлась им на смену посторожить Московское государство от внешних врагов.

Другим средством обороны было построение на опасных границах укрепленных линий, которые не давали бы татарам врываться внутрь страны до сбора полков. Такие линии, черты, как они тогда назывались, состояли из цепи городов, острогов и острожков, обнесенных рублеными стенами либо тыном, стоячими, остроганными сверху бревнами, со рвами, валами, лесными засеками, завалами из подсеченных деревьев в заповедных лесах — все это с целью затруднить движение степных конных полчищ. На юго-восточной стороне древнейшая из таких линий и ближайшая к Москве шла по Оке от Нижнего Новгорода до Серпухова, отсюда поворачивала на юг до Тулы и продолжалась до Козельска. Впереди этой линии тянулась верст на 400 от Оки под Рязанью мимо Венёва, Тулы, Одоева, Лихвина до реки Жиздры под Козельском цепь засек со рвами и валами в безлесных промежутках, с острожками и укрепленными воротами. Вторая линия, построенная в царствование Грозного, шла от города Алатыря на реке Суре, захватывая в свою цепь Темников, Шацк, Ряжск, Данков, Новосиль, Орел, продолжалась к юго-западу на Новгород-Северский и отсюда круто поворачивала на Рыльск и Путивль, также имея впереди, где было можно, засеки, рвы, острожки. При царе Федоре в исходе XVI в. возникла третья линия, чрезвычайно ломаная, точнее — представлявшая три ряда городов, постепенно углублявшиеся в степь: Кромы, Ливны и Елец, Курск, Оскол и Воронеж, Белгород и Валуйки — два последних в южных частях нынешних губерний Курской и Воронежской. С построением города Борисова в 1600 г. цепь укрепленных украинских городов подошла к среднему течению Северного Донца, в какие-нибудь 15 лет продвинулась к югу с верхней Оки и Тихой Сосны верст на 500—600 до черты, за которой неподалеку начинались уже татарские кочевья. Первоначальное, коренное население этих городов и острогов составлялось из военного люда, казаков, стрельцов, детей боярских, разных служеб служилых людей, но к ним присоединялись и простые обыватели из ближних городов. Старинная повесть о чудотворной курской иконе божией матери дает несколько указаний на постройку и заселение этих украйных городов. Курск вместе с Ливнами и Воронежем входил в третью оборонительную линию, в цепь городов, называвшихся «польскими» или «от поля», со степной стороны. Он возник на месте древнего города, носившего то же имя и известного уже в XI в. В Батыево нашествие он был разорен до основания, и с тех пор весь тот край запустел надолго, покрылся большими лесами, в которых обильно развелись звери и дикие пчелы, привлекавшие к себе промышленников из Рыльска и других окрестных городов. Но татарские набеги мешали основаться здесь прочному поселению, несмотря на то что недалеко от Курского городища в XV в. явилась чудотворная икона, собиравшая к себе много богомольцев. Наконец слух о чудесах от иконы, стоявшей в малой хижине среди пустыни, дошел до царя Федора, и он повелел в 1597 г. на пустевшем 3 1/3 столетия городище построить город. Слыша, что тот край исполнен всяким довольством, хлебом, и зверем, и медом, много народу приходило из Мценска, Орла и других окрестных городов и селилось в Курске и его уезде.

Одновременно с укрепленными линиями устроялась сторожевая и станичная служба, бывшая третьим и очень важным оборонительным средством. Опишу ее, как она отправлялась около 1571 г., когда для ее упорядочения образована была особая комиссия под председательством боярина князя М. И. Воротынского, составившая устав той и другой службы. Из передовых городов второй и частью третьей оборонительной линии выдвигались в разных направлениях на известные наблюдательные пункты сторожи и станицы в два, в четыре и больше конных ратников, детей боярских и казаков, наблюдать за движениями в степи ногайских и крымских татар, «чтоб воинские люди на государевы украйны безвестно войною не приходили». Наблюдательные пункты удалялись от городов дня на четыре или дней на пять пути. Перед 1571 г. таких сторож было 73 и они образовали 12 цепей, сетью тянувшихся от реки Суры до реки Сейма и отсюда поворачивавших на реки Ворсклу и Северный Донец. Сторожевые пункты отстояли один от другого на день, чаще на полдня пути, чтобы возможно было постоянное сообщение между ними. Сторожи были ближние и дальние, называвшиеся по городам, из которых они выходили. Ближе к Оке, в заднем ряду, становились сторожи дедиловские, одна епифанская, мценские и новосильские, налево от них — мещерские, шацкие и ряжские, направо — орловские и карачевские, южнее, далее в степь, — сосенские (по реке Быстрой Сосне), от Ельца и Ливен — донские, рыльские, путивльские и, наконец, донецкие, самые дальние. Сторожа должны были стоять на своих местах неподвижно, «с коней не сседая», преимущественно оберегая речные броды, перелазы, где татары лазили через реки в своих набегах. В то же время станичники по два человека объезжали свои урочища, пространства, порученные их бережению, верст по шести, по десяти и по пятнадцати направо и налево от наблюдательного пункта. Высмотрев движение татар, станичники тотчас давали о том знать в ближние города, а сами, пропустив татар, разъезжали, рекогносцировали сакмы, которыми прошел неприятель, чтобы сметить его численность по глубине конских следов. Была выработана целая система передачи степных вестей сторожами и станичниками. Капитан Маржерет говорит, что сторожа становились обыкновенно у больших одиноких степных деревьев, один из них наблюдал с вершины дерева, другие кормили оседланных лошадей. Заметив пыль на степной сакме, сторож садился на готового коня и скакал к другому сторожевому дереву, сторож которого, едва завидев скачущего, скакал к третьему, и т.д. Таким образом весть о неприятеле довольно быстро достигала украйных городов и самой Москвы.

Так шаг за шагом отвоевывали степь у степных разбойников. В продолжение XVI в. из года в год тысячи пограничного населения пропадали для страны, а десятки тысяч лучшего народа страны выступали на южную границу, чтобы прикрыть от плена и разорения обывателей центральных областей. Если представить себе, сколько времени и сил материальных и духовных гибло в этой однообразной и грубой, мучительной погоне за лукавым степным хищником, едва ли кто спросит, что делали люди Восточной Европы, когда Европа Западная достигала своих успехов в промышленности и торговле, в общежитии, в науках и искусствах.