Прежде всего поищем этих условий в свойствах страны, где установился изучаемый порядок. Родовая нераздельность княжеского владения в Киевской Руси имела опору в её географических особенностях, т.е. в условиях её материального существования. Старая Киевская Русь представляла из себя цельную страну, части которой были тесно связаны между собой многообразными нитями — географическими, экономическими, юридическими и церковно-нравственными. Эта Русь, собственно, состояла из бассейна одной реки Днепра, которую мы уже сравнивали с большой столбовой дорогой русского народнохозяйственного движения в те века, а многочисленные притоки её, идущие справа и слева, называли подъездными путями этой магистрали. На этой географической основе держался экономический и политический строй древней Киевской Руси. Представим себе теперь Верхневолжскую Русь, какою она была в XIII в. Здесь видим прежде всего частую сеть рек и речек, идущих в различных направлениях. По этой речной сети население расплывалось в разные стороны. Такая разбросанность населения не позволяла установиться в Суздальской земле устойчивому центру, ни политическому, ни экономическому. Центробежные влечения здесь брали решительный перевес над условиями централизации. Население, рассыпаясь по речной канве, прежде всего осаживалось по сухим берегам рек. Так, по рекам выводились длинные полосы жилых мест, представлявшиеся вытянутыми островами среди моря лесов и болот. Возникавшие таким порядком речные районы отделялись друг от друга обширными малодоступными лесными дебрями. Таким образом колонизация выводила в Верхневолжской Руси мелкие речные области, которые и послужили готовыми рамками для удельного дробления и поддерживали его. Когда удельному князю нужно было разделить свою вотчину между наследниками, географическое размещение населения давало ему готовое основание для удельных делений и подразделений. Таким ходом расселения условливался недостаток общения, который вёл к политическому разъединению. Политический порядок в своём окончательном виде всегда отражает в себе совокупность и общий характер частных людских интересов и отношений, которые он поддерживает и на которых сам держится. Удельный порядок был отражением и частью произведением той разобщённости, в какой находилось пришлое население Верхневолжской Руси в пору своего обзаведения на новых местах, пока новосёлы не освоились с непривычными условиями края и окрестными старожилами. Значит, порядок раздельного княжеского владения там складывался в тесном соотношении с географическим распределением населения, а это распределение в свою очередь направлялось свойствами края и ходом его колонизации. Общий характер быта, складывавшегося при таких условиях, с вялым народнохозяйственным оборотом, с раздроблёнными и ещё не слаженными интересами и отношениями, с опущенным общественным настроением ослаблял и в княжеской среде, в первых поколениях Всеволодова племени, чувство родственной солидарности. Таково географическое основание удельного порядка, — основание более отрицательного свойства, не столько укреплявшее новый склад жизни, сколько помогавшее разрушению старого.

В других условиях, вызванных к действию той же колонизацией края, надобно искать источника самой идеи удела как частной личной собственности удельного князя. Колонизация ставила князей Верхнего Поволжья в иные отношения к своим княжествам, каких не существовало в старой Киевской Руси. Там первые князья, явившись в Русскую землю, вошли в готовый уже общественный строй, до них сложившийся. Правя Русской землёй, они защищали её от внешних врагов, поддерживали в ней общественный порядок, доделывали его, устанавливая по нуждам времени подробности этого порядка, но они не могли сказать, что они положили самые основания этого порядка, не могли назвать себя творцами общества, которым они правили. Старое киевское общество было старше своих князей. Совсем иной взгляд на себя, иное отношение к управляемому обществу усвояли под влиянием колонизации князья Верхневолжской Руси. Здесь, особенно за Волгой, садясь на удел, первый князь его обыкновенно находил в своём владении не готовое общество, которым предстояло ему править, а пустыню, которая только что начинала заселяться, в которой всё надо было завести и устроить, чтобы создать в нём общество. Край оживал на глазах своего князя: глухие дебри расчищались, пришлые люди селились на «новях», заводили новые посёлки и промыслы, новые доходы приливали в княжескую казну. Всем этим руководил князь, всё это он считал делом рук своих, своим личным созданием. Так колонизация воспитывала в целом ряде княжеских поколений одну и ту же мысль, один взгляд на своё отношение к уделу, на своё правительственное в нём значение. Юрий Долгорукий начал строить Суздальскую землю; сын его Андрей Боголюбский продолжал работу отца; недаром он хвалился, что населил Суздальскую землю городами и большими сёлами, сделал её многолюдной. Припоминая работу отца и свои собственные усилия, князь Андрей по праву мог сказать: «Ведь это мы с отцом сработали Суздальскую Русь, устроили в ней общество». Такой взгляд был едва ли не главной причиной отчуждения Андрея Боголюбского от южной Руси и его стремления обособить от неё свою северную волость. Чувствуя себя полным хозяином в этой волости, он не имел охоты делиться ею с другими, вводить её в круг общего родового владения князей. Подобно старшему брату смотрел на Суздальскую землю и поступал в ней и Всеволод III, а их образ мыслей и действий стал заветом для Всеволодовичей. Мысль: это моё, потому что мной заведено, мною приобретено, — вот тот политический взгляд, каким колонизация приучала смотреть на своё княжество первых князей Верхневолжской Руси. Эта мысль легла в основание понятия об уделе как личной собственности владельца, этот взгляд переходил от отца к детям, стал наследственной, фамильной привычкой суздальских Мономаховичей, и им руководились они в устроении своих вотчин, как и в распоряжении ими. Таково политическое основание удельного порядка: идея личного и наследственного княжеского владения возникла из установленного колонизацией отношения князей к их княжествам в области Верхней Волги XIII и XIV вв.

Таким образом, удельный порядок держался на двух основаниях, на географическом и на политическом: он создан был совместным действием природы страны и её колонизации. 1) При содействии физических особенностей Верхневолжской Руси колонизация выводила здесь мелкие речные округа, уединённые друг от друга, которые и служили основанием политического деления страны, т.е. удельного её дробления. Мелкие верхневолжские уделы XIII и XIV вв. — это речные бассейны. 2) Под влиянием колонизации страны первый князь удела привыкал видеть в своём владении не готовое общество, достаточно устроенное, а пустыню, которую он заселял и устраивал в общество. Понятие о князе как о личном собственнике удела было юридическим следствием значения князя как заселителя и устроителя своего удела. Так объясняю я историческое происхождение удельного порядка княжеского владения, установившегося на верхневолжском севере с XIII в.

К сказанному надобно прибавить, что здесь новому порядку не приходилось бороться с противодействием, какое на юге могла встретить при первых попытках осуществления мысль о раздельном наследственном владении со стороны бояр, многочисленных старых и влиятельных городов, даже самих князей; даже среди них являлись беззаветные, но не всегда сообразительные поборники старины, каким был воитель-бродяга, всегда готовый повалить головой за путаницу, им же и напутанную, запоздалый сухопутный русский варяг-витязь Мстислав Мстиславович Удалой, князь торопецкий из смоленских. В Ростово-Суздальской земле сила боярства, и без того не особенно сильного, и только двух старших вечевых городов. Ростова и Суздаля, была подорвана социальной усобицей, которую подготовила колонизация страны, а князья этой стороны в XIII в. все — птенцы одного Большого Гнезда, как прозвали Всеволода III, все воспитывались в одинаковых владельческих понятиях и привычках. Всеволодовичи имели под руками население, в большинстве подвижное и разрозненное, ещё не обсидевшееся на свежих лесных росчистях, не успевшее сомкнуться в плотные местные и сословные союзы, чувствовавшее себя на чужой стороне, ничего не считавшее своим, всё получившее от местного князя-хозяина. На такой податливой общественной почве можно было заводить какое угодно политическое хозяйничанье.