К нему придвинулась Элисон.

— Мэзер, мы все любили друг друга…

— Я знаю, — резко перебил он ее.

Он и сам не понимал, чего хотел добиться этим разговором. Уильям просто смотрел на него, ничего не говоря и никак не реагируя. Мэзер расправил плечи, сделал глубокий вдох и постарался успокоиться. Не получилось. Он не мог остановиться на полпути и задал вопрос, который его мучил.

— Почему шесть сирот мне намного ближе, чем когда-либо были мои родители?

Элисон покачала головой, не понимая его и тем самым причиняя боль. Уильям уставился на него в замешательстве. Мэзер не желал слышать их ответы, поэтому круто развернулся, чтобы уйти за Холлисом и Фидж.

Уильям схватил его за руку.

— Не отворачивайся от меня, сын…

— Я не твой сын! — Слова вырвались с такой болью, что странно, как рот у Мэзера не наполнился кровью. — Я хочу им быть… Ты понятия не имеешь, как сильно я этого хочу. Но я не чувствую себя твоим сыном, Уильям, и не знаю почему. Скажи мне, почему я всегда чувствовал и чувствую до сих пор, что я для тебя — обычный винтерианский солдат.

На щеках Уильяма заиграли желваки, взгляд ожесточился.

— Ты и есть винтерианский солдат, — тихо ответил он. Его голос дрогнул, словно он не выдержал. Будто слова Мэзера его действительно ранили. — Мы все в первую очередь винтерианцы. Мы должны принять нашу жизнь такой, какая она есть. Ты — наш сын. Винтеру необходим Корделл. И точка.

Мэзер попятился, качая головой. Между ним и Уильямом прошла трещина. Последняя черта, разделяющая их взгляды, способные расколоть королевство и привести всех к гибели.

— Ты ошибаешься, — сказал Мэзер. — Наша жизнь не так проста. Мы добились свободы, но нам по-прежнему грозит опасность. Никогда и ничто больше не будет как прежде.

Он пошел прочь, а за ним — Предвестники Расцвета.

В ту ночь Фил победил его в спарринге. Мэзеру хотелось бы списать все на испытанное ранее напряжение, но даже Кифер стряхнул с себя презрительную расслабленность и остервенело взялся за тренировку.

Поэтому, когда Мэзер шагнул влево, а Фил ударил его тренировочным мечом в грудь, все в доме бросились к ним, чтобы одобрительно похлопать Фила по спине. Все, кроме Холлиса и Фидж, которые весь вечер сидели в углу. Фидж снова что-то строгала, сидя на стуле, а Холлис устроился на полу рядом с ней. Мэзер шагнул к ним. Он не рискнул подойти ближе — Фидж кривилась даже от самого неприметного движения в ее сторону, хотя и не отрывала взгляда от деревяшки.

— Фидж, — позвал Мэзер.

Парни за его спиной притихли. Мэзер протянул к ней руки, испытывая непреодолимое желание, чтобы все разделили победу Фила, чтобы все почувствовали в гнетущем воздухе это мгновение.

— Фидж, тебе нечего стыдиться.

Холлис ожег его злым взглядом.

— Тебе этого недостаточно? — произнес он яростно, но так тихо, что Мэзер едва его услышал. — У нее бы не было ножа, если бы ты не устроил все это.

Мэзер опустился на колени.

— Я знаю, что если бы я не устроил все это, то у нее бы не было ножа и она бы сегодня не сорвалась. Но когда-нибудь это все равно бы произошло. Однажды кто-нибудь из вас так же может не выдержать. Мы пережили жуткие вещи и, скорее всего, столкнемся с ними еще не раз. Главное не в том, чтобы не позволить нас сломить. Главное в том, чтобы не позволить поработить нас. Мы — Предвестники Расцвета, и нас не одолеют ни воспоминания, ни жестокие люди.

Фидж подняла на него чистые голубые глаза, медленно взвешивая каждое слово.

— Мы — Предвестники Расцвета, — решительно кивнула она. — И нас не одолеть.

Холлис судорожно выдохнул рядом с ней, и когда Мэзер посмотрел на него, в его глазах уже не было упрека. Лишь страшная усталость и… понимание. А это хорошее начало.

— Нас не одолеть, — повторил Мэзер.

И он действительно в это верил.

21

Мира

Коналл с Гарриганом вылетают из кареты, сшибают с ног слугу и врезаются в кирпичную стену ближайшего здания. У меня кровь стынет в жилах. Это я с ними сотворила.

Меня поднимают чьи-то руки, тихо перешептываются голоса. Перед глазами все кружится, каждый нерв болезненно отзывается магией. Я закрываю веки… всего на секунду.

— Она больна? — вопрошает незнакомая женщина совсем рядом.

Открыв глаза, я вижу, что сижу в кресле в роскошной комнате. Надо мной склонились два человека. Я не помню, как сюда попала, и в смятении поворачиваюсь к этой женщине. Ей больше тридцати, вокруг огромных проницательных глаз собрались легкие морщинки. Густые черные локоны уложены блестящими, точно оникс, спиралями. На спине у нее секира: два острых сверкающих лезвия на тяжелой рукояти. От секиры исходит легкое золотистое свечение. Это накопитель Якима. А значит, передо мной королева Жизель. Мое внимание переключается на Терона. Вид у него встревоженный, и я выхожу из ступора.

— Коналл… Гарриган…

Мой взгляд мечется по комнате размером с половину бального зала в Дженьюри. Низкий потолок, каменные серые стены и черный пол создают гнетущую атмосферу. Столы загромождены высокими стеклянными колбами, над открытым огнем в резервуарах бурлит жидкость. Стены заставлены полками и шкафами, а те забиты книгами и бумагами, сосудами и склянками, инструментами и темными очками. Кроме Жизель, тут нет ни одного якимианца, как будто их специально прогнали.

Обвожу взглядом всех в этой комнате: Кэридвен, корделлианцы и…

Я так резко сажусь, что Терон вскакивает на ноги и хватает меня под локоть. Кровь приливает к голове, когда я с усилием фокусирую взгляд на Коналле и Гарригане. Коналл поддерживает одну руку другой, а Гарриган, прижимает ладонь ко лбу.

— Что я натворила? — сдавленно выдыхаю я.

Гарриган улыбается краешком губ, но молчит. Какое оправдание можно для меня придумать? Я магией вышвырнула их из кареты. Этому нет оправдания. Однако корделлианцы нашли объяснение произошедшему. Они переглядываются, покачивают головами и тихо посмеиваются. Я практически слышу их мысли: «Хилая королевишна даже не умеет пользоваться магией».

Я обхватываю себя руками, прикрываю веки и выдыхаю. Хватит. Это было в последний раз.

Королева Якима поднимается из кресла и, подойдя к ближайшему столу, начинает писать что-то в книге счетов, словно падающие в обморок чужеземные королевы для нее дело привычное. Наряд Жизель зеркально отражает убранство ее королевства: облегающий коричневый жакет с длинными рукавами, блестящими медными пуговицами и высоким воротником-стойкой и волнами бьющая из-под него белая плотная юбка.

Я тоже не собираюсь делать вид, что мне не наплевать на нее. Обессиленная, иду к двери, еле передвигая ноги, но на полпути меня хватает за руку Терон.

— Мира… куда ты?

Обшаривать королевство в поисках ответов на свои вопросы.

— На выход, — рявкаю я. — Отпусти меня.

Он и не думает слушаться.

— Я знаю, последние месяцы дались тебе тяжело, но если ты сейчас уйдешь, то мы так никогда и не узнаем, на что способны все вместе. Пожалуйста! Я сам провожу тебя назад во дворец после официального знакомства.

Я на грани того, чтобы высказать ему все, чего он не желает слышать: «Если ты добьешься своей цели, то мир снова погрязнет в Распаде», «Твой отец никогда не уступит тебе, какой бы поддержкой ты ни заручился», «Ты ошибаешься, Терон!».

И меня больше не волнует его простодушие, которое я так оберегала. Меня не волнует то, что он отчаянно желает осуществить свою цель. Все, что меня сейчас волнует — это состояние Коналла и Гарригана. Они пострадали из-за меня. Я буду двигаться к собственной цели — обезопасить Винтер.

— Ты единственный, кто верит в эту авантюру с мировым договором, — в ярости шепчу я. — Жизель не заинтересует идеализированный проект, преподнесенный ей ребенком. Ты что, этого не понимаешь?

Терон, побледнев, отступает, но быстро берет себя в руки.

— Иногда достаточно одного человека, чтобы все изменить.

— Не могу не согласиться с вами, принц Терон, — подходит к нам Кэридвен.