— Почему?

— Ночь — время писюциля. Почему эта особь оказалась так далеко от поселения и всего лишь в наступающих сумерках, которые ему совершенно не мешали, я так и не понял. Но понимая, что у меня не так уж много времени для того, чтобы достигнуть укрытия, я решил спасти собственную шкуру и вернуться за трофеем утром. Только утром на том месте ничего не было.

Рассказанная Скорпом история вырисовывала не радостную картину.

Мы имели дело с искусственно выведенным видом живых существ, которые, скорее всего проходили ускоренную трансформационную программу, согласно каким-то только ему ведомым планам. Ему — их создателю.

Скорп сказал, что никаких результатов эксперимента после этого ученого не осталось.

Оказавшись в своей комнате гораздо позже обычного, я разложила свои богатства на кучки. Что ж недостаток времени на обучение, урезанная программа и перспектива снова встретиться нос к носу со страшно злобным провизором, подтолкнуло мою мысль в единственно доступном лично мне направлении. Если я не смогу преодолеть собственные границы физического тела, то должна помочь ему настойками. Энержайзеры никто не отменял, — записывала в тетрадь все то, что до меня придумали, изобрели и удачно использовали другие.

Дни полетели со страшной скоростью, не всегда у меня хватало сил открывать тетрадь со своим проектом. Часто я падала без сил на кровать и отключалась. Нагрузки росли, каждый раз казалось, что Штормиус останавливается за секунду до того, как мы упадем замертво.

На второй неделе я вручила ему банку с мазью и велела опробовать мое ноу-хау. Сделать мазь удалось после того, как он остался без штанов. Блондинка напрочь спалила их, не удержав в руках огнемет. Положительным в этом были две вещи, я рассмотрела его травму — отсутствующую мышцу, а блондинка — статус катастрофы в юбке.

А потом я с ужасом поняла, что до экзаменов три дня. И то, что нас все это время не просто так держали в изоляции и информационном вакууме.

Потому что обнаружились очень нехорошие вещи. Один из секторов В5, включающий в себя систему двойной звезды и тринадцать близлежащих планет вышли из Галактического союза.

Так и вспомнилось древнее изречение — А мы, товарищи, пойдем другим путем.

И этот путь, скорее всего должен был в ближайшее время аукнуться на еще большей территории.

Самым страшным было то, что зона оказалась полностью закрыта. После исчезновения двойки одних из лучших пар трансформонт и напарник, руководство Межзвездного корпуса запретило вылазки в тот сегмент. Разведывательная работа, ведущаяся в соседних секторах, приносила неутешительные результаты. С виду все было хорошо. Но мелкие, почти не ощутимые детали указывали на то, что вопрос присоединения этих планет к недавно созданному союзу — дело ближайшего будущего.

И дело было даже не в страхе, хотя он и сильнее всего ощущался. Дело было в чем-то еще. И вот это что-то — было главным, но нащупать его пока так и не получалось.

Перед экзаменом из моей тумбочки донесся стук.

Я распахнула ее, внутренне радуясь увидеть и Черныша, и Трампина. Мои напарники были по-особенному серьёзны и собраны. Черныш легко развернулся, без опаски вкладывая в наши ладони хвост и ныряя в нору.

Он перенес нас на ту скалу, которую пытался оседлать в прошлый раз.

Оказалось, что на верхней части скалы есть совершенно плоская площадка.

— Вы не видите, но на ней начертан знак. — Черныш указывал направление, заставляя нас увидеть этот центр.

— Если мы дойдем туда, мы получим благословение.

— Кого? — решила уточнить, потому что центр, на который указывал Черныш, подозрительно расплывался и подрагивал в почти невидимом мареве.

— Он добрый, но не может вмешиваться в дела живущих в этом измерении.

— Создатель? — уточнил Трампин.

— Можно сказать и так.

— А откуда ты узнал, что нам нужно туда? — по телу уже пару минут бродили табунами мурашки.

Черныш помялся. — Если я скажу, что мне приснился сон? Вы же, не поверите. Мы, трансформонты, по-другому видим мир, и то, как из пункта А достаться в пункт Б быстрее и с минимальными усилиями. А там, — он прищурился, — там сходятся все нити, проваливаясь в игольное ушко. Я знаю, что если мы доберемся туда, то нам дадут приз.

— Странное, с моей точки зрения, времяпрепровождение перед финальными экзаменами. Но раз ты уверен, — Черныш закивал.

— Как думаешь Трампин? Прыгнем еще раз в темный колодец?

— Ты же помнишь, — он взял меня за руку, — с женщиной, которая прыгнула со мной в темный колодец, я готов прыгнуть в игольное ушко.

— Тогда, вперед!

Как только мы пересекли границу испытания на нас опустился туман. Только что рядом был Черныш и Трампин, а теперь только молоко, в котором сложно даже рассмотреть собственные руки.

— Лошадка, — вырвалось из меня прежде, чем я сообразила, что это откуда-то из детской памяти.

Точно, покопавшись в давно забытом вытянула на свет историю про Ежика и туман.

Не любила этот мультфильм в детстве. Ни погони, ни принцесс, сложно, странно и хочется плакать.

После, уже в институте, на каком-то из семинаров, профессор предложил рассмотреть эту историю с точки зрения практикующего психолога.

Было очень интересно. Много спорили и доказывали собственные теории.

Я замерла, вспомнив голос профессора — мы все ёжики, бредущие в тумане мироздания к древу жизни.

Стоп, я замерла, переживая метафизический смысл детского мультфильма через призму, происшедшего со мной.

По мультфильму — в конце этого чистилища стоит гигантское дерево. Это настоящее древо жизни, уходящее ветвями за границу разума. В нём соединены все три мира — подземный, земной и небесный. Ёжик явно потрясён деревом-гигантом, в котором воплощено рациональное, эмпирическое и метафизическое познание.

— Эко меня прет, — одернула сама себя, делая шаг в молочное ничто. — Если я блуждаю в детском мультфильме в поисках собственного Медвежонка, — примерила этот образ на Трампина, покрутив его по шкале от подтянутого до обрюзгшего и еще дальше, до стадии разжиревшего.

Дала установку сама себе — не раскармливать, так как сейчас и поджарый он мне нравился больше.

Тогда что ищет в тумане сам Трампин, может у них никогда не было Ёжика в тумане. А Черныш, какие решения принимает он.

А вдруг им нужна помощь и поддержка, и настоящее дружеское плечо, я все быстрее шла, растопырив руки в стороны, надеясь поймать в свои объятия тех, кто нуждался во мне также как и я в них.

— Буду надеяться, что туман кончится раньше, чем камень, и я не свалюсь в море. Дойду до края и пойду назад, — решила для себя, а в следующий момент влетела в точно такие же широкие объятия и ощутила под носом неуловимо прекрасный запах мужского мыла.

— Трампин!

— Ледания!

— Черныш! — заорали мы тотчас же в молочное ничто.

— Оглохнуть можно, — раздалось практически рядом и между нами всунулся хвост.

— Стой, — гаркнула Трампину, попытавшемуся ухватиться за этот хвост, — это не наш Черныш!

— Ты уверенна? — мужчина пытался рассмотреть покачивающийся хвостище.

— Ты не смотри глазами, закрой их и потянись к нему сердцем, — дала совет, сама не понимая, о чем прошу.

Мы замерли, ощущая тепло друг друга и инородность предмета, представляющегося нашим трансформонтом.

— Пошли, — через минуту предложил Трампин.

— Немного левее, — уточнила я.

И мы сделали несколько шагов прочь от хвоста — не хвоста.

Нас тянуло со страшной силой куда-то вперед, как будто маяк мигал на утесе, не давая сбиться с курса. Маяк для сердец, и мы дошли.

В момент, когда наши ладони обхватили с двух сторон неподвижно стоящего Черныша туман пал.

Мы обнаружили, что стоим посредине часовни? Или просто комнаты с высоким стрельчатым потолком. Совершенно без окон.

Только откуда-то сверху лился радужный свет, освещая каменный постамент со шкатулкой.