– Они почитают моего графа Уорика как самого короля! – гордо сказала моя камеристка.
– Урсула, ты действительно влюблена в него. Смотри не потеряй голову, – с улыбкой предупредила я.
Она покраснела как свекла, но упрямо возразила:
– Вы должны согласиться, что он похож на короля куда больше, чем святой Гарри.
– Ты права, – неохотно согласилась я. Не знаю почему, но что-то в Уорике раздражало меня. Его умение себя держать, щедрость и обаяние нельзя было отрицать, однако меня отталкивали его тщеславие, надменность и стремление к власти. Этот человек был пуст внутри. «В отличие от него мой Джон тверд как гранит и не нуждается в славословиях, – думала я. – Он желает добра королю и стране и верен своему девизу «Честь, преданность и любовь». Джон всегда находился в тени старшего брата, и чем выше поднималось солнце Уорика, тем шире и темнее становилась эта тень. Джон должен был ощущать себя отодвинутым на второй план, но если он и думал так, то держал свои мысли при себе.
«Оказывается, я еще плохо знаю своего мужа», – со вздохом подумала я.
После долгого дневного перехода мы увидели на горизонте верхушки башен и могучие стены замка Уорик. Зрелище для усталых путников было радостное. Но когда мы подошли ближе, то перестали улыбаться. Замок и имение Уорика были опустошены и разграблены; над окрестными полями в небо поднимались струйки дыма; Уорик с каменным лицом объявил пришедшим в отчаяние деревенским жителям, что виновные в этом будут наказаны и заплатят контрибуцию. Потом мы разделились; Уорик отправился в Ладлоу, а я – в Бишем, чтобы присоединиться к Нэн и ее маленьким дочкам и разместить отряд, который Уорик выделил для охраны своей семьи.
Овцы, ореховые деревья и попадавшиеся время от времени каменные домики придавали местности, по которой я проезжала, безмятежный вид. Если бы я не была свидетельницей происходившего, то могла бы поверить, что в, стране царит мир. Однако Господь милостив. Когда мы прибыли в Бишем, то узнали хорошие новости. Уорик благополучно миновал Коулсхилл, потому что Сомерсет приехал слишком поздно и не успел организовать засаду. Мы смеялись, представляя себе гнев Сомерсета, потерпевшего еще одно фиаско, но наша радость оказалась недолгой. Потому что именно в Бишем доставили сообщение о том, что произошло в Ладлоу.
Глава четырнадцатая
Ладлоу, 1459 г.
Когда в День святой Урсулы, двадцать первого октября, прискакал одинокий гонец, мы с Нэн сидели в изящной, обитой деревянными панелями комнате совета и праздновали именины Урсулы. Менестрель играл веселые мелодии, а мы потягивали вино, ели сладости и фрукты с корицей, в том числе марципаны, которые любила Урсула, и сушеные фиги, которые любила я. Дочери Нэн лежали на ковре, жевали печенье, болтали и играли в куклы. За окном был виден берег Темзы и чудесный приорат Бишем, монахи которого, облаченные в черные одеяния, мирно бродили по саду, окрашенному в цвета осени; все это создавало впечатление тишины и спокойствия.
И вдруг мы увидели нечто, поразительно не соответствовавшее этой безмятежной картине. Я отложила плащ Джона, на котором вышивала грифона, бывшего эмблемой Невиллов, и поднялась на ноги. Мы быстро вышли в прямоугольную крытую галерею, окаймлявшую изящный двор манора. Усталый и грязный гонец сполз с седла, встал на колени и тревожно посмотрел на нас снизу вверх. Прибежавшие с нами дочери Уорика дружно ухватились за юбки матери.
– Миледи, – сказал он, – боюсь, я принес плохие новости.
Нэн побледнела и инстинктивно прижала к себе девочек. Я прикрыла ладонью живот, словно это могло защитить моего не родившегося ребенка. Нас тут же окружили все домочадцы – от последнего поваренка до управляющего имением.
– Миледи, король ответил на манифест милорда Уорика объявлением амнистии всем, кроме вождей йоркистов. Вожди йоркистов вновь заявили о своей преданности и желании избежать насилия, но король отказался встретиться с милордом Уориком и двинул на Ладлоу свою армию. К ночи два войска встали лагерем напротив друг друга у моста через реку Тим. Йоркисты расположились за построенным ими укрепленным рвом… – Гонец запнулся. – Но никакой ров не мог защитить герцога Йорка и его людей от опасности, которая грозила им на самом деле… измены.
Я ахнула.
– Когда наступило утро, выяснилось, что Эндрю Троллоп, командир полка из Кале, который должен был охранять мост, перешел на сторону королевы и сообщил ей стратегический план герцога Йорка.
Я вспомнила внушавшего страх одноглазого воина в головном платке, который с улыбкой шагал во главе процессии Уорика.
– Миледи, вожди йоркистов были вынуждены спасаться бегством. Милорд Уорик отправился в Кале со своим отцом и старшим сыном Йорка Эдуардом Марчем.
Я услышала участившееся дыхание Нэн и обняла ее за плечи.
– Слава богу, герцог Йорк и его сын Эдмунд, граф Ретленд, тоже сумели спастись. Они с лордом Клинтоном бежали в Ирландию. Но герцогиня Сесилия и два ее младших сына, десятилетний Джордж и семилетний Ричард, попали в плен и стали свидетелями того, как на Ладлоу обрушилась месть королевы… Город был разграблен, сдавшиеся солдаты Йорка повешены и четвертованы, после чего королева дала разрешение орде диких скоттов и бандитов, которую она называет своей армией, делать со здешними жителями что угодно – так, словно они находятся на вражеской территории. Ее пьяные солдаты насиловали женщин и жгли церкви вместе с теми, кто пытался там спастись, не выпуская ни стариков, ни детей…
Должно быть, потрясение оказалось для меня слишком сильным, потому что я помню острую боль в низу живота, за которой последовала темнота. Я очнулась в своей спальне. Урсула сидела рядом и вытирала мне лоб.
– Ребенок! – тревожно воскликнула я и прижала руку к животу.
– Все в порядке, дорогая Исобел, – ответила Урсула, осторожно укладывая меня на место и укрывал одеялом до подбородка. – Вы просто очень испугались.
Я послушно лежала, но в глубине души продолжала терзаться сомнениями; в последующие ночи я много раз пробуждалась от беспокойного сна и молилась за здоровье своего будущего ребенка.
Вскоре прибыл еще один гонец. Из соображений безопасности Уорик приказывал графине взять дочерей и отплыть в Кале. Расставание было горьким. Спускались сумерки, шел проливной дождь. Я опустилась на мокрый щебень и судорожно прижала к себе маленькую Анну.
– Не бойся, я вернусь! – по привычке сказала девочка. Но на этот раз ее слова вызвали у меня не смех, а слезы. Я смотрела вслед скакавшему галопом маленькому отряду и чувствовала, как на меня опускалась свинцовая тяжесть. Маргарита разорвала страну пополам; в каждой деревне, в каждом доме, в каждом маноре и каждом монастыре возникали две партии, а я была одна. Мой муж и Томас были в плену, а его другие братья и родственники оставили Англию. Еще никогда я не чувствовала себя такой обездоленной и брошенной на произвол судьбы. Куда бежать? Что делать? И что теперь имеет значение?
Я преодолела приступ жалости к себе. Следовало быть сильной. Я – мать; даже если рухнет весь мир, я должна жить ради своих детей и новой жизни, которую ношу.
На следующее утро Урсула сложила наши скудные пожитки, Джеффри оседлал лошадей, и мы отправились на север, в Миддлем. С ним поехали многие обитатели Бишема, боявшиеся оставаться в неукрепленном маноре, хозяин которого больше не мог их защитить. По дороге мы видеЛи путников, торговцев шерстью и крестьян, гнавших скот на рынок. Толки о том, что принц Эдуард не сын Генриха, становились все громче; то и дело раздавалась кличка «анжуйская сука», которой наградил королеву Уорик. Все цитировали балладу, прикрепленную к воротам Кентерберийского собора и называвшую причиной всех бед принца Эдуарда, фиктивного наследника, рожденного в фиктивном браке. Там говорилось, что настоящий король Англии – это Ричард Йорк, поскольку он является потомком старшего сына Эдуарда III, в то время как Генрих происходит от младшего.