- Даже если и так, - продолжил распинаться Лоренц. - Их можно будет закрасить, но я не могу не упомянуть о том, как дочь Оттиль фон Хоэнштайн-Эрнстбах опозорилась в своем ярко-красном бальном платье. Как можно было выбрать такой цвет, если девиз вечера был "Кристально-синий"? Прошу тебя, об этом мы будем говорить еще через десять лет.

Лоренц так душещипательно вздохнул, что я поверила в то, что этот модный провал действительно озадачил его.

- Я не буду, - решительно крикнула Лиана. - Доброе утро, Сельма. 

Она приобняла меня, подмигнула и направилась в ванную.

- Мне так вас всех на хватало, - улыбнувшись, сказала я. - А где Ширли?

- Ты будешь шокирована, лучше тебе ее не видеть, - вздохнул Лоренц.

- Как это? 

Я непонимающе посмотрела на него. 

- Что случилось? Я думала, вы провели чудесное лето в Берлине. Макияж, прически и все такое.

- Так и было, все было феноменально. Заведение, в котором мы работали, было просто супер. Ширли прямо-таки расцвела.

- И что потом? 

Я бросила взгляд на закрытую дверь комнаты Ширли.

- Потом, она неделю назад уехала домой, а вчера я увидел ее снова, и честно говоря, не узнал. Она не хотела ни с кем разговаривать, даже со мной, что кстати, очень задевает меня. Потому что я бы охотно рассказал ей о том, что последнюю неделю провел в объятиях восхитительного мужчины, который заставил меня снова поверить в любовь. 

Лоренц мечтательно улыбнулся.

- Что-то серьезное? - тут же спросила я.

- Нет, нет, просто безумно увлекательный, летний флирт, но теперь я однозначно забыл о Брайане и готов к новой любви.

- И Ширли действительно ничего не хотела об этом знать? 

Я удивленно подняла брови.

- Не делай так! - крикнул Лоренц, глядя на мой лоб. - Только заработаешь себе морщин.

- Ладно, - ответила я испуганно.

По-видимому, морщины нельзя так хорошо закрасить.

- Не знаю, какая муха укусила Ширли. - Лоренц пожал плечами. - Надеюсь, она скоро возьмёт себя в руки. 

Он бросил взгляд на мои наручные часы. 

- Пойду сначала подготовлюсь, сейчас снова начнётся беготня. Это точно не та часть, по которой я скучал.

Лоренц юркнул в свою комнату, а я задумчиво смотрела ему в след.

Ширли уже осуществила некоторые впечатляющие метаморфозы. Сначала она была светской львицей шёнефельдовской школы на высоких каблуках и в дизайнерских шмотках. После того, как в первый день в Тенненбоде потерпела с этим неудачу, стала на длительное время тихой, как мышка, пока внезапно не превратилась в очень хорошую подругу, на которую можно было положиться. Она была мужественной, решительной и имела такую непосредственность, которой я иногда завидовала.

Мне было жаль, что она снова потеряла равновесие.

Я задвинула сумку в мою комнату и закрыла за собой дверь. Внутри было ещё темно, свет начинающегося дня лишь медленно проникал в комнату. Двор крепости я пересекла ещё в полной темноте, что было явным знаком того, что холодное время года окончательно вступило в свои права. Но после Антарктики осень Центральной Европы действительно казалась мне как позднее лето.

Я быстро скользнула в одежду для бега, а потом поспешила с другими во двор. Госпожу профессора Эспендорм я узнала уже издалека. Её волосы, поднятые вверх в замысловатую причёску даже в полутьме нельзя было не заметить.

Она собрала вокруг себя группу первокурсников, и как раз пыталась заразить их своим энтузиазмом для утренней пробежки. В усталых лицах я читала тот же недостаток энтузиазма, которого в прошлом году для такого начала дня не хватало и мне. Но сейчас я действительно радовалась, что снова окунусь в структурированную повседневную жизнь.

Профессор Эспендорм теперь быстро побежала, а процессия, ворча, последовала за ней. Я тоже разогналась и в первый раз подняла взгляд. От испуга я тут же снова остановилась.

- Лоренц, - крикнула я.

- Я бегу. 

Слегка пританцовывая и оснащённый потрясающими, серебреными кроссовками, Лоренц встал рядом.

- Что здесь случилось? - спросила я, указывая на тёмные стены, окружающие меня. 

Пики башен возвышались в тёмное, утреннее небо, фасады были чёрными, а на них нарисованы угрожающие орнаменты и фигуры. Тела, покрытые кровью, обвивали друг друга, как змеи, будто стены хотели рассказать об истории давно прошедших, жестоких сражений. Если бы ещё вокруг башен каркая, кружилось несколько ворон, то у Теннебоде был бы хороший шанс подойти в качестве кулисы в кровавом фильме ужасов. 

- У Константина Кронворта депрессия, или почему он мучает нас этим фасадом? Если Тенненбоде действительно его самый главный объект искусства, то теперь он окончательно лишился в моём лице своего поклонника.

- Нет, нет, всё не так, - сказал Лоренц в замешательстве. - Тебе не следует его судить. Он переживает сейчас ужасно трудное время. Разве ты не читала "Хронику короны"?

Лоренц с удивлением посмотрел на меня, как будто я пропустила что-то чрезвычайно важное.

- Нет, я была сначала на Килеадросе, а потом в Антарктике, как ты знаешь. Я не читала газет, кроме того в них всё равно не печатали ничего важного.

- Ты ошибаешься. Там было напечатано даже очень много новостей, - решительно ответил Лоренц, в то время, как мы побежали рысцой, а я с подозрением разглядывала отвратительные морды горгулий надо мной. - Это лето было сумасшествием из красок и торжеств, ода для чувств. 

Лоренц умоляюще поднял руки вверх, как будто хотел убедить меня в этом, используя всё своё тело.

- Да, - терпеливо ответила я. - И что же теперь случилось с нашим народным деятелем искусств?

- У него творческий кризис, бедный, поэтому он в настоящее время ничего не создаёт. То, что ты здесь видишь, это оригинальный фасад Тенненбоде, и пока Константин Кронворт вновь не обнаружит свою креативность, тебе придётся его выносить.

- Ах вот как, мне очень жаль, - ответила я, и мне действительно было жаль. Я и в правду больше предпочитала красочные, радужные квадраты, чем эту камеру ужасов.

- Да, мы все только можем надеяться на то, что он скоро вновь найдёт себя. 

Лоренц сочувственно вздохнул, в то время как мы бежали по осеннему ландшафту за пределами замка. Шиповник выделялся ярким цветом, а разноцветные листья покрыли дорогу, как ковёр. В отличие от замка, пейзаж казался почти опьяняюще весёлым.

- Мне нравится так, как есть. 

Я узнала голос Ширли рядом и огляделась. Угрюмый оттенок её голоса должен был предупредить меня, но её вид всё же так сильно удивил, что я на самом деле споткнулась и лишь в последнюю секунду смогла удержать равновесие и не распластаться на ярком ковре из листьев.

Я кое-как выдавила из себя "доброе утро" и уставилась на Ширли. Мне понадобилось время, чтобы осознать необыкновенные изменения ее внешнего облика. Когда-то светлые и длинные волосы стали черными и короткими, а над ушами были почти наголо выбриты две широкие полосы.

Глаза и губы тоже были черными, а в носу торчало толстое кольцо, придававшее ей сходство с быком. И только высокий рост, и стройная фигура фотомодели не сочетались со всем выше перечисленным. 

- Как дела? - спросила я подчеркнуто весело.

- Плохо, - коротко пробурчала она, дала газу и оставила меня, все еще удивленную, стоять.

- Я же тебе говорил, - сказал Лоренц, подняв брови. Теперь я поняла его зловещие намеки. - Она очень странная. Избегает любого разговора. 

Ширли не хотела рассказывать о причине таких метаморфоз, но было ясно, что произошло нечто ужасное.

Зайдя в Восточный зал, я заметила кое-что необычное. Утреннее солнце окунуло помещение в золотой свет. Круглые столы были заняты, на каждом из них лежали скрипыши, живчики, мюсли и стояли дымящиеся кружки травяного чая. Однако не было слышно звона тарелок и столовых приборов, разговоров и болтовни, как это обычно бывает.

Стояла необычная, тяготящая тишина, все студенты сидели и внимательно читали. Я подошла к круглому столу, за которым в том же положении сидели Лоренц, Лиана и Ширли.