Джил и Альда молчали. Илайя всегда была застенчивой и медлительной. Она немного подумала, потом сказала:

– Я спросила ее, есть ли другой вход в Убежище. И увидела… – Она беспомощно протянула вперед руки. – Я увидела прачечную на третьем уровне, сразу за святилищем Церкви.

– Прачечную? – Джил едва не рассмеялась. Минальда взволнованно спросила:

– Ты в этом уверена? – Не потому что решила, будто Илайя ошиблась – как правило, чародеи не делали подобных ошибок – а потому, что в этом не было никакого смысла.

– Так же уверена, как в том, что сижу здесь, госпожа.

– Но ведь это в середине Убежища, – недоуменно сказала Альда. – Не может быть потайного прохода в прачечную, потому что нельзя миновать мою спальню, и святилище, и склады лорда Анкреса…

– О, Иисус, нам что, придется проводить измерения? – в смятении воскликнула Джил. – Все это пространство за Приделом столько раз изменялось и перестраивалось, стены и комнаты то разделялись, то объединялись, и прокладывались новые коридоры, и мы никогда не найдем точных планов. Да там сейчас не меньше дюжины потайных переходов, которые ведут из одной комнаты в другую! Я даже думать об этом не желаю!

– В любом случае вход должен быть где-то рядом с нижним уровнем, – протестующе сказала Минальда. – А это значит, что должна быть еще и лестница – может, в наружной стене? По крайней мере, теперь мы знаем, что она находится в задней части Убежища.

– Да кто может об этом знать? – изумленно спросила Илайя. – И кому Ваир предназначил роль предателя? Вроде как к нам никто не приходил и никто нас не покидал в последнее время.

– Если этот вход вообще существует, – мягко сказала Джил. – Я поговорю с Янусом, и мы организуем поиски, только чертовски секретные, потому что чем меньше народа об этом знает, тем лучше. Но если и есть еще один вход, бьюсь об заклад, увидеть его может только маг. Что означает – ты, Илайя, отсюда или Венд снаружи. Ты готова?

– Это мой долг, – просто ответила Илайя. – Разве не так?

Она заткнула фляжку пробкой, встала и пошла к повороту лестницы, очень похожему на раковину улитки. Колдовской свет, которым она осветила комнату, неторопливо плыл перед ними. Джил и Альда медленно шли за ней следом. Альда предусмотрительно задула свечу. Заколки в ее длинных волосах сверкали в отблесках колдовского света.

Когда Илайя отошла от них достаточно далеко, Альда спросила Джил:

– Ты веришь в то, что где-то позади Придела есть еще один вход? Сокрытый при помощи заклятий?

– Я думаю, поискать мы должны, – ответила Джил. – Но все равно нет. Это что-то другое. Что-то совершенно другое.

Предупредить их мог только он.

Тир поглубже зарылся в меховое гнездышко, служившее ему постелью, и прислушался к завыванию ветра. Ветер был настолько сильным, что раскачивал повозку, и время от времени она издавала пронзительные звуки, похожие на вопли привидения.

Тир уже понял, чего от него хотят, и очень скоро ему придется плюнуть в лицо Ваиру – лучше это, чем жить дальше.

Ночь была очень холодной. Наверное, слишком холодной для того, чтобы покинуть меховую постель. Он может замерзнуть насмерть. Такой вариант его устраивал.

Никто, кроме него, не знал о чен йекас – так называлась машина, которую он сегодня видел, эта ужасная штука, которая плевалась не огнем, а грозными вспышками багрянистого не-света. Слово само пришло ему в голову и звучало так же отчетливо, как имя его сестры. Только он знал тайну воинов тетхин – Ваир и Хетья пользовались другим названием, Хетья сказала, что так называла их Оале Найу. Но в те далекие времена, о которых помнил его предок, они назывались именно тетхин.

Только он знал самый жуткий секрет, и должен был предупредить об этом Убежище. И у него не было выбора, он должен был сделать то, что сделать невозможно.

Хетья развязала ему руки, перед тем как уйти. Хотя она их бинтовала, все же они постоянно кровоточили. Лорд Ваир сам ежедневно проверял путы.

Мысль о том, что у Хетьи возникнут большие неприятности из-за того, что она подарила ему эту поблажку, мучила мальчика. Если же лорд Ваир обнаружит нож у него в башмаке, это означает избиение – нет, нечто куда ужаснее, чем избиение – не только для Тира, но и для Хетьи. Но Руди умер. Умерла и его мама, сказал Бектис, умерла от горя, потому что он, Тир, оказался таким глупцом и позволил увести себя из Убежища.

Он виноват во всем. Если бы дело касалось только его самого, он бы принял все, включая смерть, потому что заслужил это. Но Венд и Илайя все еще в Убежище. Ингольд тоже жив, хотя он где-то далеко, но эти двое молодых волшебников обязательно найдут его с помощью своих магических кристаллов. Пока они в Убежище, у них есть шанс…

Тир набрал полную грудь воздуха. Как и все в лагере, он спал в одежде. Осторожно, двигаясь так, как его учили стражи, он на ощупь отыскал свою куртку. Он всегда клал ее в одно и то же место – так учил его Ледяной Сокол. Свет не проникал сквозь плотные одеяла, которыми занавешивали повозку, предохраняясь от холода. Он проскользнул мимо мешков с едой, мимо узлов с плохо пахнувшей одеждой несчастных умерших тетхинов. Он надел куртку, проверил, есть ли в карманах варежки, натянул шерстяную шапку и капюшон. Руди много раз говорил ему, что мир становится все холоднее, но в этих землях у Льдов Севера намного холоднее, чем в Долине Ренвет зимой. Тир и припомнить не мог такого холода за всю свою жизнь… Одному из тех маленьких мальчиков тоже было так холодно. Может, даже нескольким. Он помнил это не очень отчетливо, и, честно говоря, не хотел вспоминать. Он надел варежки. Тир дрожал, а тупая боль в животе, которая в последнее время не исчезала, сделалась просто невыносимой, но он понимал, что времени у него совсем немного. Хетья скоро вернется.

Тир скомкал подушку и одеяло, чтобы казалось, что он все еще лежит там. Потом проскользнул в конец повозки и прислушался.

Часовой стоял на месте. Через несколько минут Тир услышал его кашель. Закричал мул. Заскрипели башмаки, и мужской голос произнес: «Агал», – приветствуя часового, большого симпатичного юношу, который однажды принес ему финики.

– Пилжек… – Пилжеком звали одним из сержантов.

Иногда после того, как лорд Ваир мучил Тира, Агал передавал ему немного сушеных фруктов или сластей, но никогда не жалел его. Напротив, он даже объяснял Тиру, что все, что делает лорд Ваир, на самом деле идет ему на пользу. Тир не винил его, но сласти эти есть не мог. Впрочем, в основном его все время тошнило от страха, поэтому он вообще почти не мог есть.

Агал спросил:

– Он закончил?

– Еще нарезает круги. – Во всяком случае, Тир понял слова Пилжека именно так. У сержанта был сильный акцент. Понять его иногда было очень трудно. – Он попросил Янтреса, и Никора, и Туувеса, Хастроаала и Ти Мена… – Тир знал почти всех названных. – Почти два десятка.

– Будет еще сражение?

– Похоже на то. Никор сказал, они видели дикарей. Если… – тут он сказал фразу, которую Тир не понял, – …нам потребуется много людей.

Дикари. Белые Всадники.

Тир ощупью двинулся вдоль длинной стенки повозки, осторожно сдвигая в сторону мешки с сухой кукурузой и бобами. Его маленькое тело легко протискивалось между ними, и наконец руки уперлись в деревянную стенку. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы ослабить внутреннее покрытие, проползти под ним, через стенку повозки, под наружное покрытие и спрыгнуть.

Прыгать пришлось с небольшой высоты, потому что повозка стояла не на колесах, а на полозьях. После темноты повозки свет факелов в лагере едва не ослепил его. Тир заполз в тень. Сердце его колотилось так, что он едва дышал. Тир осмотрелся.

Он оказался за пределами круга, образованного повозками. На это он и рассчитывал – они ставили повозки всегда одинаково. Сланч светился на темных склонах, по которым они прокладывали путь последние три дня. Над ними возвышался глетчер – не одинокая стена, как Глетчер Святого Прата в Долине Ренвет, а крепостной вал изо льда, мироздание холода, медленно пожирающее мир. Тир видел, что он простирался между Великим и Малым Стражами (другой мальчик прошептал в его сознании эти названия).