– Эти три ручья – все, что ты помнишь?

– Э… господин, – сказала Хетья, и ее провинциальный фелвудский говор отвлек Ваира от холодного, внимательного изучения лица Тира. – Мамаша моя была вроде как колдунья. Она могла найти под землей источник, в любом лесу. К ней все время народ-то шел, чтобы она помогла. Может, господин Бектис тоже так сумеет, прямо подо льдом, и скажет нам, где тут три ручья?

Бектис заворчал и начал делать руками пассы надо льдом. Потом он снял с руки муфту, обнажив хрустальное устройство, прикрепленное к руке, и окружил себя заклинанием тепла. Вокруг него заклубился туман. Когда караван двинулся дальше, Ледяной Сокол последовал за ним. На ночь он вырыл себе пещерку в ста футах от них.

Ночью снова сгустились облака, утром пал туман, а к полудню стало ясно, что необходимость в указаниях Тира отпала. Безымянная гора казалась еще выше, угольно-черные утесы походили на волну, которая сейчас обрушится, а у основания горы, как пузырь во льду, был огромный ледяной курган диаметром не меньше пяти миль, потрескавшийся по краям.

– Что это такое? – Потерявший Путь смотрел на сверкающий холм недоверчиво, потому что в этом белом мире под облаками нельзя было доверять собственным глазам.

– Я думаю, – пробормотал в ответ Ледяной Сокол, – лед принял такую форму, потому что под ним что-то лежит.

– Хетья? – Тир приподнялся на локте, всматриваясь в темноту повозки. Судя по дыханию, Хетья не спала. Интересно, она видит те же сны, что и он? Видит во сне голову Агала, вынырнувшую из железного чана, окровавленную багровую плоть, раздувшуюся вокруг железного кляпа, готовую лопнуть, глаза – два колодца, наполненных страданием? Не имело значения, сколько меховых одеял натягивал на себя мальчик, как близко прижимался к ней – он не мог перестать дрожать.

Она ответила ему приглушенным, но совсем не сонным голосом:

– Что случилось, мой ягненочек? – От нее пахло южным ромом, теперь почти каждую ночь.

– Тебе твоя мама рассказала про эти машины? И как на них работать?

Она задержала дыхание, потом сказала:

– Право, ягненочек, моя мамаша была захудалой колдуньей и грамотейкой, уж совсем не такая, как все эти великие старые колдуны. Я ж говорила уже, еще девочкой я была, когда этот голос начал говорить всякие слова у меня в голове, и только я их слышала и могла понимать. Слушай, Оале Найу – это великая д'иан сиан, госпожа волшебница и королева… Ты чего, правда решил, что это моя мамаша?

Но в ее голосе слышалась осторожность.

– Нет, просто мы в Убежище нашли кристаллы, – сказал Тир. – И Джил с Ингольдом, – он все еще не мог произнести имя Руди, – они придумали, как в них заглянуть с помощью черного стола, и увидели там целую кучу всего, про Былые Времена. Так они научились снова выращивать картошку, ну, земляные яблоки, чтобы всем хватало еды. – При мысли о еде желудок болезненно сжался. Тир думал, что теперь уже никогда не сможет есть. – Вот я и подумал – если твоя мама была чародейкой и тоже нашла какие-нибудь кристаллы, или еще что-нибудь, где написано про эти старые машины, она тебя и научила. Особенно если это машины вроде тех, которые спрятаны в Убежище Прандхайза.

– Ох, ты и хитрец, – пробормотала она. – Но боюсь, ты попал пальцем в небо, ягненочек, хотя, конечно, правда, что… что детхкен лорес, – она предусмотрительно неправильно произнесла слова, которыми Оале Найу называла чкна'иес, – была в нашем Убежище, во всяком случае, одна ее часть. Оале Найу, вот кто показал мне, что с ней делать, задолго до того, как появился лорд Ваир с остальными частями, да еще и перемешанными с деталями всяких других машин.

– А где он это нашел? – Тир изо всех старался спросить это небрежно, и это ему удалось.

– Он не говорит. Он очень скрытный, злющий чертов старикашка, но я-то… я-то думаю, пусть эти все южане болтают, мол, в ихних краях никогда не бывало чародейства от зари времен, и всякие другие глупости… Я-то думаю, было у них Убежище, там, в этом ихнем городе, в этом Кхирсите. А уж когда он уехал с Юга, чтоб ему пусто было, так и забрал все, что смог.

– А он что, сумел захватить Убежище Прандхайза?

Хетья долго молчала, накручивая на палец прядь волос Тира. Ветер затих, и слышались разные звуки – скрип снега под ногами у часовых, кто-то ругал тетхина – вообще все они, настоящие люди, постоянно ругали тетхинов за их тупость. Даже били их, хотя Тиру все время хотелось возмутиться – ведь не тетхины виноваты в том, что они тупые. Это Ваир сделал их неправильно.

В лагере росло напряжение. Вчера тетхин – один из Хастроаалов – сошел с ума, убежал, и лазутчик Белых Всадников убил его в какой-нибудь сотне футов от лагеря. Потом один из Ти Менов и один из Чиа'аков напали на тех, кого могли достать мечами. Говорят, ими завладели демоны. Ваир сказал – ерунда, а потом он и Бектис раздали всем амулеты от демонов, которые обычно висели на шестах вокруг лагеря и на повозках.

А сегодня вечером, когда начали устраивать Охрану вокруг лагеря, около двадцати амулетов не досчитались. Их просто не вернули.

Боялись все. И огромная безмолвная гора льда, похожая на спину кита, гигантская, сверкающая черным и зеленым из-под засыпавшего ее снега, только усиливала страх.

А если бы они знали, что находится под ней, безнадежно думал Тир, они бы боялись куда сильнее.

Он, задрожав, закрыл глаза и снова почувствовал тошноту. Хетья крепко обняла его.

– Да, он захватил Прандхайз, – совсем тихо сказала она, и по голосу было понятно, что она погрузилась в свои печальные мысли. – Как раз вот прошлым летом и случилось, в дни сбора урожая, хотя сколько там было того урожая… И кабы мамаша моя и жила еще, никакой бы разницы не было. Он с тех пор собирает и свои войска, южные, и местных всех бандитов, он и этот еще, скотина Гаргонал с Островов Дельты, чтоб его плоть сгнила на его вонючих костях.

Ненависть в голосе женщины заставила Тира повернуть голову, хотя в этой темноте он ничего не увидел. Ее рука у него на плече окаменела.

– Ублюдки они все, а Ваир – главнейший среди них ублюдок. Не знаю уж, чего он пришел в Прандхайз – просто думал его захватить, а мамаша-то моя уже умерла, да и нет чародея, чтоб против Бектиса справился; или же знал, что там спрятаны части этой машины поганой, Господь один ведает, кто и когда ее там спрятал. Но первым делом они пошли ее искать. А Бектис говорит, таких штук еще полно в Убежище Дейра, только он не знает, где они там лежат. Да ведь любой, у кого есть пара осадных машин, мог захватить Прандхайз. А вот Убежище Дейра – оно почти неприступное, да только я думаю, Ваир и его возьмет. А если б не я – Оале Найу то есть, она же знает, как это оружие работает, то была бы я сейчас… – Тут она резко замолчала и ее рука вздрогнула. Потом она потрепала Тира по худенькому плечику, словно только что вспомнила, что он тоже здесь. – Обращались со мной плохо, все в этом полку сифилитиков. И по одному, и все вместе, свиньи эти… Не думай обо мне плохо, милый, ладно? Каждый делает, что может.

Тир кивнул, вспомнив, как он целовал сапоги Ваира и говорил ему перед всем лагерем, что любит его.

– Я знаю, – сказал он. – Но чародеи – старые чародеи – не накладывали заклятия огня вокруг лагеря. У них были такие круглые серые булыжники в железных держалках, которые метали белый огонь, и они называли эти… эти штуки, которые плевались огнем, они называли их чек йекас, а не карнач, как ты.

– А-а, – сказала Хетья. – А как они называли то, что подо Льдом… то, что мы ищем? Какое для этого есть слово?

Тир сказал очень серьезно – ему в первый раз за эти мучительные недели захотелось созорничать:

– Разве Оале Найу не знает этого?

Она взъерошила ему волосы, словно старшая сестра:

– Не надо дурить меня, дружочек.

Ему на минуту снова стало весело, снова захотелось баловаться и играть, он так ясно вспомнил, что это такое – просто играть. А потом сказал: