• Сенатор Дэн Коутс (республиканец из Индианы) говорит, что республиканцы “должны предложить видение восстановления разрушенных сообществ — не силами государства, а силами питающих жизнь частных институтов и идеалов”, и утверждает, что, “даже если правительство и подорвало гражданское общество, оно не может восстановить его непосредственно”. Затем он предлагает 19 федеральных законов по созданию эталонной школы для молодежи из групп риска, введению периода ожидания для разводящихся супругов, финансированию церковных приютов для матерей, открытию сберегательных счетов для бедных и т. д.
• Министр жилищного и городского развития Генри Циснерос обещает “масштабную децентрализацию”, поскольку церкви, объединения по месту жительства и малые предприятия “знают по крайней мере не меньше и по сравнению с организационно неповоротливым правительством в Вашингтоне больше приспособлены” для улучшения жизни в своих собственных районах. Однако затем он предлагает создать учебные аудитории в микрорайонах государственного жилого фонда и заставить всех жителей ежедневно посещать занятия по предродовому обучению, пункты присмотра за детьми с образовательным уклоном, занятия по программе средней школе или семинары для пожилых людей.
• Исполнительный директор Христианской коалиции Ральф Рид пишет, что Америка объединена “видением того, что общество основывается на двух фундаментальных убеждениях. Первое: все люди, будучи созданными равными перед Богом и обладая определенными неотчуждаемыми правами, свободны следовать велению своих сердец. Второе: единственная задача государства — защищать эти права”. Однако его политическая программа включает запрет абортов и гомосексуальных браков и цензуру Интернета.
И так далее и тому подобное, в любой ежедневной газете: у президента есть план по снижению цен на бензин и повышению цен на говядину; администрация хочет, чтобы Япония и Китай установили целевые показатели в отношении американского импорта; группа экспертов настаивает на сокращении числа врачей; плановые органы округа требуют, чтобы застройщики строили “доступное” жилье, а спустя несколько лет разрабатывают план по стимулированию строительства “высококачественного” жилья. Эра большого правительства кончилась, но правительство, видимо, об этом еще не знает.
Тем временем активисты организуют марши и митинги с самыми широковещательными требованиями: рабочих мест, заботы о детях, жилья, дешевого здравоохранения и защиты окружающей среды. Трудно организовать митинг в поддержку гражданского общества и рыночного процесса — источников идей и богатства, дающих нам и рабочие места, и качественное здравоохранение, и дома, и детские дошкольные учреждения и обеспечивающих эффективное использование редких ресурсов.
В мировой политике 1990-х годов можно видеть две конкурирующие тенденции — централизацию и автономию. Несмотря на разговоры в Вашингтоне об автономии и Десятой поправке, и республиканцы и демократы в Конгрессе продолжают предлагать федеральные решения для проблем, которые их волнуют, уничтожая тем самым местное управление, экспериментирование и конкурирующие решения. Государственные суды все больше требуют, чтобы все школы в штате финансировались одинаково и подлежали регулированию со стороны штата. Бюрократы из Европейского Союза в Брюсселе пытаются централизовать регулирование в масштабах всего континента, частично с целью не допустить, чтобы какое-либо европейское государство сделало себя более привлекательным для инвесторов, предложив более низкие налоги и уровень регулирования.
Парадоксально, но национальные государства сегодня одновременно слишком велики и слишком малы. Они слишком велики для управления и плохо реагируют на управляющие сигналы. В Индии на каждого из более чем 500 членов законодательного органа приходится более 1 миллиона избирателей; разве они могут представить интересы всех своих избирателей или писать законы, которые подходят каждому человеку из почти 1 миллиарда жителей страны? В любой стране по размерам крупнее города местные условия сильно различаются и ни один общенациональный план не может подходить для всех. В то же время даже национальные государства часто слишком малы, чтобы быть эффективными экономическими единицами. Нужно ли Бельгии или даже Франции иметь национальную железную дорогу или национальную телевещательную сеть, когда рельсы и вещательные сигналы так легко пересекают национальные границы? Огромная польза Европейского Союза состоит не в массе созданных еврократами регулирующих документов, а в возможности для предприятий производить и продавать на рынке, более обширном, чем рынок США. Общий рынок не требует централизованного регулирования; национальным правительствам нужно лишь не мешать своим гражданам торговать с гражданами других стран.
Однако наряду со стремлением центральных правительств в Вашингтоне, Оттаве, Брюсселе, Дели централизовать управление и ликвидировать региональные различия и местные эксперименты можно заметить и другую тенденцию. Предприниматели пытаются игнорировать государство и находить своих естественных торговых партнеров повсюду, где бы они ни находились, — на соседней улице или в соседней стране. Предприятия, сосредоточенные в треугольнике, ограниченном Лионом во Франции, Женевой в Швейцарии и Турином в Италии, больше взаимодействуют друг с другом, чем с политическими столицами Парижем и Римом. Доминик Нувелле, один из ведущих лионских венчурных капиталистов, говорит: “Люди восстают против столиц, слишком жестко контролирующих их жизнь. Париж кишит государственными служащими, тогда как Лион переполнен коммерсантами, желающими сбросить государство со своей шеи”. Другие примеры международных экономических регионов — французские Тулуза и Монпелье и испанская Барселона; бельгийский Антверпен и нидерландский Роттердам; нидерландский Маастрихт, бельгийский Льеж и немецкий Аахен. Национальные правительства и национальные границы препятствуют созданию богатства в этих областях.
Многие регионы предлагают старое решение проблем неприкосновенного, неподконтрольного правительства: сецессия, отделение. Франкоговорящие жители Квебека агитируют за независимость от Канады. К тому же стремится все больше жителей Британской Колумбии: они видят, что их торговые связи с Сиэтлом и Токио шире, чем с Оттавой и Торонто. Ломбардская лига добилась быстрого успеха у избирателей благодаря призыву к отделению производительной Северной Италии от сидящей на социальных пособиях Южной Италии, в которой, по мнению северян, хозяйничает мафия. Хорошие перспективы получить автономию или даже независимость есть у Шотландии. Разделение единого государства на несколько стран может решить некоторые проблемы в Африке, где государственные границы устанавливались колониальными властями фактически без учета этнической принадлежности населения или традиционных структур торговли.
В последнее время даже в Соединенных Штатах мы являемся свидетелями резкого усиления движений за сецессию. В 1993 году Стейтен-Айленд проголосовал за отделение от города Нью-Йорк, однако законодатели штата заблокировали это решение. Девять западных округов Канзаса подали в Конгресс петицию о выделении в отдельный штат. Активисты как севера, так и юга Калифорнии предлагают, чтобы этот гигантский штат был разделен на две или три более управляемые части. Жители района Сан-Фернандо-Вэлли, знаменитого благодаря фильму American Graffiti, почти единодушно требуют отделения от Лос-Анджелеса.
Один из главнейших уроков экономического успеха Америки — важность расширения географического пространства, в пределах которого торговля может протекать свободно, и приближение правительства к людям, которым приходится жить согласно его решениям. Швейцария может быть даже еще лучшим примером выгод свободной торговли и децентрализованной власти. Хотя в этой стране живет всего 7 млн человек, ее население состоит из трех крупных языковых групп и имеет ярко выраженные культурные различия. В Швейцарии проблема культурного конфликта решается благодаря высокодецентрализованной политической системе — за большую часть государственных вопросов отвечают 23 кантона, три из которых разделены на полукантоны, — и слабому центральному правительству, которое отвечает за международные вопросы, вопросы денежно-кредитной политики и контролирует выполнение законов о правах.
