– Думаете, это еще продолжается, сэр? – Сержант Мартин никогда не мог заставить себя более конкретно формули­ровать все связанное с грехами плоти. Он такого наслушался и насмотрелся за тридцать лет работы в полиции, что пора бы ему лишиться иллюзий, но человек он был крепкой закалки, к тому же добрый, он так и не поверил, что люди такие злые или такие слабые, какими их постоянно представляли в суде.

– Вряд ли. Этот уик-энд, не исключе­но, был единственным путешествием в страсть. Может, и совсем неудачным. Может, как вы уже достаточно сурово определи­ли, – минутный каприз. Но это осложня­ет дело. Любовь, такого рода любовь, всегда осложняет дело. Кэтрин Бауэрз относится к типу женщин, которые говорят своему мужчине, что они готовы на все ради него, и так иногда и оказывается.

– А она знала о таблетках, сэр?

– Никто не сознается, что сказал ей, думаю, она не кривила душой, настаивая, что ничего о них не знала. Ей могла ска­зать Салли Джапп, но они не очень-то ла­дили, вернее, насколько я выяснил, они просто не выносили друг друга. Но из этого ничего не следует. Мисс Бауэрз должна была знать, что в доме есть какое-то снот­ворное и где оно может храниться, знал и Херн.

– Странно, что он остался, а не уехал.

– Думаю, объяснение одно: убийство со­вершено кем-то из членов семьи, и он не уезжает, чтобы постараться отвести наши подозрения. Он даже, может быть, знает, кто убийца. Если так, боюсь, он не со­вершит промашки. Я попросил Робсона последить за ним. Его рапорт, если отбро­сить психологические домыслы – а он очень любит их высказывать, – подтверждает мои ожидания. Вот он. Досье на Феликса Херна. В годы войны – отличные отзывы. Бог знает как он их добился, или же все-таки война добила его. С 1945 года он болтается без дела, немного пишет. Он совладетель издатель­ства «Херн энд Иллингворт». Его дед, Мор­тимер Херн, основал это издательство. Его отец женился на француженке, мадемуазель Аннет д'Апприус в 1919 году. Этот брак ук­репил их материальное положение. Феликс родился в 1921 году. Получил образование в обычных и закрытых дорогих учебных за­ведениях. С Деборой Рискоу его познако­мил ее муж, его школьный товарищ, ко­торый был намного его младше, в Мартингейле: судя по словам Робсона, он никогда не видел Салли Джапп до того, как посе­тил этот дом. У него самого очень прият­ный домик в Гринвиче, похожий на этот, за хозяйством приглядывает его бывший денщик. Ходят сплетни, что он и миссис Рискоу любовники, но доказательств у нас нет, а из слуги хоть калеными щипцами та­щи – не вытащишь ничего. Да я и не знаю, есть ли что выяснять. Миссис Рискоу, ко­нечно же, лгала, когда сказала, что они провели всю субботнюю ночь вместе. По­лагаю, Феликс Херн мог бы в принципе убить Салли Джапп, чтобы вызволить Де­бору Рискоу из затруднительного положе­ния, но присяжные этому не поверят, да и я тоже.

– Он не держит таблеток?

– Нет. Не думаю, что стоит сомневаться в том, что таблетки, которые подбросили Салли Джапп, извлекли из аптечки мисте­ра Макси. Тем не менее такие таблетки были еще кое у кого. Мартингейлский пузырек могли закопать таким эффектным способом для отвода глаз. По словам доктора Эппса, он выписывал это снотворное – соммейль – мистеру Макси, сэру Рейнольду Прайсу и мисс Поллак из приюта святой Марии. Ни один из этих страдающих бес­сонницей людей не может сказать с опре­деленностью, сколько у него было таблеток. И неудивительно. Обычно все отно­сятся к лекарствам весьма небрежно. Где это сообщение? Вот оно. О мистере Макси нам все известно. Сэр Рейнольд Прайс. Рецепт он получил в январе этого года, лекарство купил четырнадцатого января у Гудлиффа. У него было двадцать три таб­летки в гранулах, говорит, что принял при­близительно половину, а потом бросил. Оче­видно, он быстро отделался от своей бес­сонницы. Логика подсказывает, «что пу­зырек, найденный в кармане его пальто доктором Эппсом, принадлежит ему. Сэр Рейнольд готов признать это, хотя не по­мнит, когда сунул пузырек в карман. Не совсем подходящее место для снотворных, но он часто не ночует дома, так что, по его словам, вполне мог второпях положить его в карман. Нам хорошо известен сэр Рейнольд Прайс, местный бизнесмен, cum[23] фермер, позволяющий себе небольшие убытки в сельском хозяйстве, которые он покры­вает за счет прибыли со своего бизнеса. Он был вне себя, что кто-то, как он выражался, осквернил Чадфлит-Нью-таун, построив викторианский псевдозамок, да такой урод­ливый, что удивляюсь, почему никому не пришло в голову основать общество по его охране. Безусловно, сэр Рейнольд – обы­ватель, но, думаю, не убийца. Правда, у него нет алиби на прошлую субботу, от его слуг мы узнали, что он уехал на машине из дома около десяти вечера и вернулся только рано утром в воскресенье. Сэр Рейнольд чувствует себя таким виноватым, он так сконфужен из-за этой своей отлучки и так явно отмалчивается – как и положено ис­тинному джентльмену, – что, думаю, тут кроется любовная интрижка. А когда мы надавим посильнее и он поймет, что ему грозит обвинение в убийстве, мы скорее всего узнаем имя леди. Он частенько отправля­ется куда-то на ночь, и, по-моему, эти экскурсии не имели отношения к Джапп. Он вряд ли рискнул бы поехать на своем «даймлере», если бы ему предстоял столь опасный визит в Мартингейл.

Нам все известно о мисс Поллак. Она, пожалуй, к таблеткам относится, как нар­коман должен бы относиться к кокаину, но такого редко встретишь. Она долго сража­лась с двумя дьяволами – искушением и бессонницей, и в конце концов пыталась бросить таблетки в унитаз, мисс Лидделл отговорила ее от этого и, может, вернула их доктору Эппсу. Доктор Эппс, по сло­вам того же Робсона, не исключает, что она вернула их, но поручиться не может. Их было немного, и опасности они не пред­ставляли, к тому же они были в запечатанной упаковке. Чудовищная небрежность, по-мо­ему, но люди так уж устроены. И снот­ворное не значится в списке DDA[24], к тому же Салли Джапп положили всего лишь три таблетки, и, по здравому рассуждению, они были взяты из мартингейлского пузырька.

– А это вновь возвращает нас к семей­ству Макси и их гостям.

– Безусловно. И преступник не так уж глуп. Если мы не найдем эти таблетки и не докажем, что кто-то из Макси имел к ним доступ, никакого шанса на то, что мы сможем предъявить обвинение. Легко пред­ставить, что нас ждет. Салли Джапп знала о таблетках. Могла сама их принять. Их положили в кружку миссис Рискоу. Дока­зательств, что они были предназначены для Салли Джапп, нет никаких. Во время празд­ника любой мог проникнуть в дом и под­жидать девушку. Просто так, без злого умыс­ла. Кто угодно мог взять снотворное. И на­сколько я знаю теперь, убийца правильно рассчитал.

– Но если он нечаянно положил лиш­нюю дозу и тем самым убил девушку, это непреднамеренное убийство.

– Это невозможно. Эти барбитураты слишком медленно действуют, так что они плохое орудие смерти. Девушка могла быть в состоянии комы несколько дней, а по­том прийти в себя. Любой врач это знает. С другой стороны, попробуй удуши силь­ную, здоровую девушку, да просто пробе­рись к ней в спальню, если она не под дей­ствием наркотика. Комбинация довольно рис­кованная для убийцы, но менее рискован­ная, чем если бы прибегнуть к одному из способов. К тому же не думаю, чтобы кто-нибудь смог проглотить смертельную дозу, даже не заподозрив, что он глотает. Соммейль не такой горький, как большинство снотворных, но не совсем безвкусный. Может, потому Салли Джапп мало выпила какао. Вряд ли сон одолел ее от такой ми­зерной дозы, но она приняла смерть не со­противляясь. Вот что любопытно. Джапп или ждала своего ночного гостя, или не ис­пугалась его. А если так, зачем надо было подбрасывать таблетки? Может, эти два события и не связаны одно с другим, но слишком уж странное совпадение – некто подложил опасное лекарство ей в ту же ночь, когда ее решили задушить. Да и следы от пальцев в неожиданных местах. Некто спу­стился по сточной трубе, но на трубе – только следы от пальцев Джапп, и весьма свежие. В мусорном ведре мы нашли банку из-под какао, но без бумаги, которой она была выстелена. На банке следы пальцев Джапп и Балтитафт. На задвижке в спальне толь­ко следы пальцев Джапп, хотя они почти стерты. Херн говорит, что брался за зад­вижку носовым платком, когда открывал дверь, что – учитывая обстоятельства – сви­детельствует о присутствии выдержки у него. Можно сказать, даже слишком большая вы­держка, Херн – единственный из всех, кто не теряет голову в момент опасности и не забывает о самом важном.