Впервые заговорила Элеонора Макси:

– Жаль, что ты нам раньше об этом не рассказал. Бедному парню не пришлось бы так страдать.

Казалось, они забыли о присутствии Дал­глиша, но вот вступил в разговор он:

– У Макси были основания молчать. Он понимал: для всех вас важно, чтобы по­лиция убедилась, что лестницу к окну Салли принести ничего не стоит. Он знал, когда приблизительно наступила смерть, и не боялся, что полиция выяснит, что лестницу до двадцати минут первого не отнесли к конюшне. А может, даже, мы решим, что она была под окном всю ночь, это было бы и вовсе хорошо. По той же самой при­чине он не называл точного времени, ког­да он ушел от Боукока, и сказал неправду насчет того, когда он лег спать. Если Салли убил кто-то из находившихся под крышей этого дома в полночь, он боялся, что по­дозрение упадет на многих. Он понимал, что большинство преступлений раскрыва­ется методом исключений. С другой сторо­ны, я полагаю, он назвал верное время, когда он запер южную дверь. Это было при­близительно в двенадцать часов тридцать три минуты, а мы теперь знаем, что к двенад­цати тридцати трем минутам прошло пол­часа, как убили Салли Джапп. Она умерла до того, как Макси ушел от Боукока, и приблизительно в то время, как владелец деревенского магазина Уилсон встал с по­стели, чтобы закрыть скрипевшее окно, и увидел Дерека Пуллена. Тот, опустив низко голову, шел быстрым шагом по направле­нию к Мартингейлу. Пуллен, возможно, надеялся повидаться с Салли и узнать от нее, что произошло. Он успел дойти до конюшни, как там появился Макси с лестницей. А Сал­ли Джапп была уже мертва.

– Значит, это не Пуллен? – спросила Кэтрин.

– Ну как он мог! – грубо обрезал ее Стивен. Конечно же, не он; он в это время со мной беседовал, а после того, как мы расстались, он и до своей калитки-то неведомо как добрался – ничего не видел.

– А если Салли была убита до того, как Стивен вернулся от Боукока, значит, и Стивен не мог ее убить, – заключила Кэтрин.

Впервые, отметил Далглиш, кто-то из них заговорил о возможной вине или непричаст­ности одного из членов их семьи.

– Откуда вы знаете, что к тому време­ни она была убита? – спросил Стивен. – Она была жива в десять часов тридцать ми­нут, а утром – мертва.

– Не совсем так, – ответил Далглиш. – Два человека могут назвать более точное время. Один из них – убийца Но есть и второй, кто мог бы нам помочь

В дверь постучали: на пороге стояла Мар­та – в чепце и фартуке, как всегда флег­матичная и бесстрастная. Из-под высоко­го старомодного чепца выбились волосы, над черными башмаками выпирали лодыжки. Может, Макси и представили в эту мину­ту, как эта несчастная женщина, зажав пузырек, который мог стать уликой, про­бирается к себе на кухню, подобно напу­ганному зверю, но виду они не подали. Она выглядела как обычно; да, она стала им теперь чужой, но не настолько, насколько они те­перь были чужими друг для друга. Она про­изнесла только: «Мистер Проктор – к инс­пектору», – и без лишних слов удалилась. Из полутьмы на свет вышел мужчина. Проктор был в таком бешенстве, что не обратил вни­мания на лаконичную рекомендацию и на столь многочисленное сборище явно чем-то обес­покоенных людей. Он, казалось, вообще никого не замечал, кроме Далглиша, и с воинственным видом направился к нему.

– Инспектор, оградите меня! Это ж черт знает что такое! Я пытался отловить вас на вокзале. Они не захотели сказать мне, где вы там отсиживались, но этот сержантик не на того напал. Вот я прямиком сюда и приехал. Надо что-то делать.

Далглиш с минуту наблюдал за ним.

– А что случилось? – спросил он.

– Да этот парень. Муж Салли. Бегает вокруг дома и угрожает мне. Напился, если хотите знать. Я-то не виноват, что ее уби­ли, я ему так и сказал. Не позволю, что­бы он мою жену допекал. Да и соседей тоже. Слышали бы, как он орал на всю улицу. Дочка дома. Зачем ребенку крики слушать?! Я не имею ни малейшего отношения к этому убийству, вы прекрасно знаете, оградите меня от хулигана.

Вид у него был такой, словно оградить его следовало бы не только от Джеймса Ритчи. Тощий краснолицый маленький человечек походил на растревоженную курицу и дер­гал головой при каждом слове. Одет был опрятно, но во все дешевое. Серый плащ, перчатки, в одной руке зажал мягкую фет­ровую шляпу с новенькой лентой. Кэтрин вдруг сказала:

– Вы были в этом доме в день убий­ства. Мы видели вас на лестнице. Вы, оче­видно, спускались из комнаты Салли.

Стивен бросил взгляд на мать.

– Лучше присоединяйтесь к нашему молебну, мистер Проктор, – сказал он. – Общая исповедь облегчает душу. Вы отлично рассчитали время вашего визита. Вам, как я полагаю, хочется услышать, кто убил вашу племянницу?

– Нет! – внезапно закричал Херн. – Не валяйте дурака, Макси. Ему здесь де­лать нечего.

Этот возглас напомнил Проктору, где он и кто вокруг него. Он воззрился на Фе­ликса, и вид его, похоже, не доставил ему удовольствия.

– Ах, мне нечего здесь делать?! А если я захочу остаться? Я имею право узнать, что происходит. – Он обвел горящим взо­ром напряженные, неприветливые лица. – Вы бы предпочли, чтобы я был убийцей. Все вы. Можете не убеждать меня в обрат­ном. Вы бы с радостью приклеили мне это дело, если бы смогли. Мне несдобровать, если бы ее отравили или ударили по голо­ве. Жаль, что кто-то из вас не удержался и не окоротил себе руки. Но одно вы мне не приклеите – что я ее задушил. Поче­му? Вот почему!

Он сделал резкое движение, раздался щел­чок – и будто в гротесковой комедии на стол перед Далглишем со стуком упал протез правой руки. Они впились в него глазами, он лежал перед ними как непристойный реликт, резиновые пальцы полусогнуты, точно просят о помощи. Тяжело дыша, быстрым толчком левой руки Проктор подпихнул под себя стул и торжествующе водрузился на него, а Кэтрин вскинула с укоризной свои свет­лые глаза, словно он был трудным паци­ентом и позволил себе больше, чем обыч­ное раздражение.

Далглиш поднял руку:

– Мы, конечно же, знали об этом, и мне приятно сообщить, что отнюдь не столь эффектный трюк привлек мое внимание в первый раз. Проктор потерял правую руку во время бомбежки. Протез сделан из льна и клея. Рука светлая, сильная, у нее три искусственных пальца с суставами, как у настоящих. Двигая левым плечом и верх­ней частью руки, обладатель протеза мо­жет натянуть шнур, который идет от плеча к большому пальцу. Тем самым он осво­бождает палец от зажима пружины. Как только натяжение на плече ослабляется, пружина автоматически накрывает большим пальцем твердый, зафиксированный указательный палец. Очень удачная, как вы можете убе­диться, штуковина, Проктор многое мог ею делать. Справлялся с работой, ездил на велосипеде, у протеза весьма натуральный вид. Но одно он не в состоянии был им сделать – задушить человека.

– А если бы он был левша?

– Если бы, но он не левша, мисс Бауэрз, а экспертиза показывает, что Салли задушила сильная правая рука. – Далглиш повернул протез и толкнул его через стол Проктору.

– И совершенно очевидно, что имен­но эту руку, когда она открывала люк на конюшне у Боукока, увидел тот мальчиш­ка. Лишь один человек, имеющий отно­шение к нашему делу, мог прийти в жар­кий летний день на праздник в кожаных пер­чатках. Это – один ключ к установлению его личности, но есть и другие. Мисс Бауэрз абсолютно права. Проктор был в Мартингейле в тот день.

– Ну и что с того? Салли меня попро­сила прийти. Она мне как-никак племян­ница.

– Да будет вам, Проктор, – сказал Фе­ликс. – Только не надо нас дурачить, убеж­дать, что вы ее просто решили проведать, просто заглянули посмотреть на малыша! Сколько она просила?

– Тридцать фунтов, – ответил Про­ктор. – Тридцать фунтов, что ей толку теперь от них.

– И поскольку ей нужны были тридцать фунтов, – продолжал безжалостно Фе­ликс, – она, естественно, обратилась к своему ближайшему родственнику, от ко­торого можно было ждать помощи. Трога­тельная история.

Проктор не успел ответить – вмешался Далглиш: