Он издал неопределенный звук.

— Ты пел мне той ночью?

Он улыбнулся немного огорченно.

— Да, пел.

— Тогда это вероятно вернет мне память.

— Ты собираешься сейчас это применить? Каждый раз, когда ты чего-то захочешь, ты будешь бросать этим в меня.

— Эй, это ты начал. Ты захотел поцеловать меня из научного интереса.

— Это и было из научного интереса. Поцелуй между друзьями по причинам чистой логики.

— Это был очень дружеский поцелуй, Дэвид.

Ленивая улыбка осветила его лицо.

— Да, был.

— Пожалуйста, спой мне что-нибудь?

— Ладно, — сказал он раздраженно. — Поворачивайся. Тогда мы были в позиции «ложки».

Я устроилась, отодвинувшись к нему, и он переместился поближе. Это так замечательно быть у Дэвида «игрушкой для объятий». Я и представить не могла ничего лучше. Жаль, что он придерживался научного объяснения. Не то, чтобы я обвиняла его. На его месте я бы относилась к себе с осторожностью.

Меня захлестнул его глубокий, грубый в самом лучшем смысле этого слова голос, когда он запел балладу:

«У меня то чувство, что приходит и уходит

Десять сломанных пальцев и сломанный нос

Темные воды так холодны

Знаю, я сделаю это дома

Это полное сожаления солнце выжгло все небо

Оно вне пределов досягаемости и очень высоко

Ее ложе было из камня

Я знаю, что сломлю ее власть

Эти сломанные кости не удержат меня

Мои стоптанные туфли, им уже хватит

Эти дымовые трубы сожгут их дотла

Этот океан позволит им утонуть».

Когда он закончил, я притихла. Он сжал меня, вероятно, проверяя жива ли я. Я сжала его руку в ответ, не оборачиваясь, чтобы он не увидел слезы в моих глазах. Сочетание его голоса и тоскливой баллады погубило меня. Я всегда устраивала беспорядок вокруг него, плакала или меня тошнило. Почему он хотел иметь что-то общее со мной, я не имела понятия.

— Спасибо тебе, — сказала я.

— В любое время.

Я лежала, пытаясь разгадать стихи. Что они могли значить, почему он выбрал именно эту песню, чтобы спеть мне.

— Как она называется?

— «Тоскующий по дому». Я написал ее для последнего альбома, — он приподнял одну бровь и наклонился посмотреть мне в лицо. — Дерьмо, я заставил тебя грустить. Мне жаль.

— Нет. Это было красиво. У тебя изумительный голос.

Он нахмурился, но снова лег, прижавшись грудью к моей спине.

— В следующий раз я спою тебе что-нибудь радостное.

— Если захочешь, — я прижалась губами к тыльной стороне его ладони, пересекаемой венами, покрытой темными волосками. — Дэвид?

— Хм?

— Почему ты не поешь в группе? У тебя такой великолепный голос.

— Я на бэк-вокале. Джимми любит быть в центре внимания. Это всегда была больше его наклонность, — его пальцы переплелись с моими. — Он не все время был таким мудаком, как сейчас. Мне очень жаль, что он донимал тебя в ЛА. Я мог бы убить его за то, что он сказал то дерьмо.

— Все в порядке.

— Нет, это не так. Он был пьян. Он не имел понятия, о чем говорил, — его большой палец беспокойно двигался по моей руке. — Ты прекрасна. Тебе не нужно ничего менять.

Сначала я не знала, что сказать. Джимми говорил ужасные вещи, и они останутся со мной. Забавно, что со всем дрянным обычно так и бывает.

— Меня рвало и, к тому же, я кричала на тебя. Ты точно уверен в этом? — я наконец-то пошутила.

— Да, — сказал он просто. — Мне нравится, что ты такая, какая есть, высказываешь все, что крутится у тебя в голове. Не пытаешься играть со мной или использовать меня. Ты просто... со мной. Ты мне нравишься.

Мгновение я просто безмолвно лежала, захваченная врасплох.

— Спасибо тебе.

— Всегда, пожалуйста. В любое время, Эвелин. В абсолютно любое время.

— Ты мне тоже нравишься.

Его губы коснулись шеи. У меня по коже побежали мурашки.

— Нравлюсь?

— Да. Очень сильно.

— Спасибо, малышка.

Потребовалось много времени, чтобы его дыхание выровнялось. Его конечности отяжелели, и он успокоился, уснув за моей спиной. Мои ноги покалывало от онемения, но это не имело значения. Я не спала ни с кем прежде, кроме случайного платонического раздела кровати с Лорен. Судя по всему, сон — это все, что я буду делать сегодня.

Честно говоря, так хорошо лежать с ним рядом.

Так правильно.

Глава 8

— Привет, — Дэвид спустился по лестнице через семь часов, с обернутым на талии полотенцем. Его мокрые волосы были приглажены, а татуировки выставлены полностью на показ, подчеркивая его стройный торс и мускулистые руки. Слишком много кожи на виду. Это мужчина был визуальным наслаждением. Я сделала сознательное усилие, чтобы сдержать язык за зубами. Удержаться от приветливой улыбки на лице было вне моих возможностей. Я планировала вести себя спокойно, чтобы не испугать его. Этот план провалился.

— Что делаешь? — спросил он.

— Ничего особенного. Это доставили для тебя, — я указала на пакеты и коробки, ожидающие у двери. Весь день я размышляла над нашей проблемой. Единственное, что я придумала — это то, что я не хочу, чтобы наше время закончилось. Я не хотела подписывать бумаги об аннулировании. Пока нет. От этой мысли меня снова начинало тошнить. Я хотела Дэвида. Я хотела быть с ним. Мне нужен новый план.

Подушечкой большого пальца я потерла нижнюю губу, туда и обратно, туда и обратно. Ранее я ходила на длительную прогулку по пляжу, наблюдала, как волны разбиваются о берег, и оживляла в памяти тот поцелуй. Снова и снова, я проигрывала его в своей памяти. То же самое и с нашими разговорами. На самом деле, я собирала каждый момент нашего совместно проведенного времени, исследуя каждый нюанс. Каждый момент, который я смогла вспомнить, во всяком случае, я чертовски сильно пыталась вспомнить все.

— Доставка? — он присел рядом с ближайшим свертком и начал рвать упаковку. Я отвела взгляд, прежде чем краешком глаза взглянуть на его полотенце, несмотря на то, что было дико любопытно.

— Не возражаешь, если я воспользуюсь твоим телефоном? — спросила я.

— Эв, тебе не нужно спрашивать. Бери что угодно.

— Спасибо, — Лорен и мои родители, вероятно, сходили с ума, гадая, что же случилось. Пришло время мужественно встретиться с последствиями фотографии моей попы. Я застонала внутри себя.

— Этот для тебя, — он подал мне толстый сверток, обернутый бумагой и перевязанный лентой, следом бумажный пакет с брендом, напечатанным сбоку, о котором я никогда не слышала. — И этот, на мой взгляд, тоже.

— Это?

— Да, я попросил Марту заказать для нас кое-какие вещи.

— Ох.

— Ох? Нет, — Дэвид покачал головой. Затем он встал на колени передо мной и сорвал коричневую бумагу со свертка в моих руках. — Никакого «ох». Нам нужна одежда. Все очень просто.

— Очень любезно с твоей стороны, Дэвид, но я в порядке.

Он не слушал. Вместо этого, он достал красное платье, такое же, едва прикрывающее бедра, как и у тех девушек из особняка.

— Что за черт? Ты это не оденешь, — дизайнерское платье полетело в сторону, а он полез в бумажный пакет у моих ног.

— Дэвид, ты не можешь просто выбросить его.

— Конечно, могу. Вот, это немного лучше.

Черная майка без рукавов упала мне на колени. По крайней мере, она была нужного размера. Короткое красное платье было абсурдом четвертого размера[10]. Не исключено, что оно подразумевало неприязнь Марты по поводу моего возвращения в ЛА. Не важно.

На майке висела этикетка. Цена. Вот дерьмо. Они не серьезно.

— Ого, я могла бы неделями платить аренду с этого топа.

Вместо ответа он мне бросил черные обтягивающие джинсы.

— Вот, они тоже нормальные.

Я отложила джинсы в сторону.

— Эта обычная хлопковая майка. Как она может стоить двести долларов?

вернуться

10

4 размер женской одежды в США соответствует 36 размеру в Европе, и 42 размеру в России.