— Ух, ты.

— Милое платье, — сказала Лорен, рассматривая меня.

— Спасибо.

— «Валентино»?

Я разгладила синюю ткань над животом.

— Я не знаю.

— Это утверждение. Необычное сочетание с кроссовками, — сказала Лорен. Затем она послалу Нейту красноречивый взгляд. Кажется, они уже наладили отличное бессловесное общение, потому что Нейт без лишних слов на цыпочках ушел в ее спальню.

Занимательно...

Моя лучшая подруга и мой брат. И она не обмолвилась даже словом. Но с другой стороны была куча всего, что я тоже не рассказывала ей. Возможно мы вышли из того возраста, когда делились любой малейшей деталью наших жизней. Как жаль.

Одиночество и добрая доля жалости к самой себе охладили меня, и я обхватила себя руками.

Лорен подошла и взяла меня за руку.

— Дорогая, что случилось?

Я покачала головой, предотвращая вопросы.

— Я не могу рассказать. Пока что.

Она присоединилась ко мне, прислонившись к стене.

— У меня есть мороженое.

— Какое?

— Тройной шоколад. Я думала попозже помучить твоего брата мороженым, используя порнографический метод.

Вот так прошел мой неопределенный интерес к мороженому. Я закрыла лицо руками.

— Лорен, если ты любишь меня, ты никогда больше такого не скажешь.

— Извини.

Я почти улыбнулась. Мои губы были определенно близки к этому, но в последний момент дрогнули.

— Нейт делает тебя счастливой?

— Да, очень. Это просто как... я не знаю, это будто мы созданы друг для друга. С той ночи, как он забрал меня от твоих родных, мы практически постоянно были вместе. Это ощущается таким правильным. Он не такой злой, каким был в средней школе. Он отказался от своего образа жизни «парня-шлюхи». Он успокоился и вырос. Дерьмо, из нас двоих он самый разумный, — она притворно надула губы. — Но наше время, когда мы делились всем, прошло, да?

— Я думаю, да.

— Эх, ну, у нас была средняя школа.

— Ага, — я умудрилась улыбнуться.

— Дорогая, мне жаль, что все пошло не так. Я имею в виду, это очевидно, почему ты вернулась обратно домой, и выглядишь дерьмово в этом безусловно изысканном платье, — она с вожделением смотрела на него.

— Оно твое, — к черту все, она может забирать и остальные вещи тоже. Я никогда больше не хочу к ним даже притрагиваться. Его куртку я отдала Сэму, предварительно засунув кольцо в ее карман. Сэм обо всем позаботится. В целости и сохранности передаст все Дэвиду. Моя рука казалась голой без кольца и стала как будто бы легче.

Легче и свободней должны бы сочетаться вместе, но нет, они не сочетались. Внутри я ощущала неимоверную тяжесть. Я таскала свою несчастную задницу вот уже несколько часов. Сначала в самолет. Потом из самолета. В машину. Вверх по лестнице. Пока что ни время, ни расстояние не помогали мне.

— Я хотела бы обнять тебя, но от тебя исходит атмосфера «не-трогай-меня», — сказала она, опираясь руками на свои стройные бедра. — Скажи, что мне сделать.

— Извини, — на моем лице появилась неестественная, искаженная улыбка. — Позже?

— Насколько позже? Потому что, откровенно говоря, ты очень сильно в этом нуждаешься.

Я не могла больше сдерживать слезы. Они сами начали капать из моих глаз, и, начав плакать, я больше не могла остановиться. Я бесполезно старалась остановить этот поток, вытирая глаза руками, но потом сдалась и закрыла лицо ладонями.

— Черт!

Лорен обняла меня:

— Выпусти это.

Я так и сделала.

Двадцать восемь дней спустя...

Посетительница бесконечно долго выбирала, что бы ей заказать. Она сидела напротив за барной стойкой, ее взгляд то и дело перемещался с меню на меня и обратно. Я прекрасно знала этот взгляд. Я ненавидела этот взгляд. Мне нравилось работать в кафе, наполненном ароматом кофейных зерен, тихой музыкой и болтовней посетителей. Мне нравились непринужденные и дружеские отношения, что существовали у меня с моими коллегами по эту сторону барной стойки, и то, что мои руки и мозг были заняты работой. Как это ни странно, но работа бариста расслабляла меня. У меня это очень хорошо получалось. Моя учеба была сродни постоянной борьбе, так что я наслаждалась работой в кафе.

Если когда-нибудь все полетит к чертям собачьим, у меня всегда будет отдушина в виде работы бариста. Эта профессия в нашем современном Портленде была эквивалентом профессии машинистки. Город развивался на кофейных зернах и кафешках. Кофе и пиво было у нас в крови.

Хотя в последнее время некоторые посетители стали настоящими занозами в заднице.

— Твое лицо мне знакомо, — начала она точно так же, как обычно начинали и все остальные. — Не твои ли фото были по всему интернету некоторое время назад? Что-то связанное с Дэвидом Феррисом?

Я хотя бы больше не вздрагиваю при упоминании его имени. И меня уже давно перестало тошнить. Я однозначно не беременна, просто, таким образом, переживаю наш разрыв.

Первые несколько дней я провалялась в постели, скрываясь от всего мира и рыдая в подушку. Затем я вернулась на работу и работала в несколько смен, чтобы быть хоть чем-то занятой. Нельзя было горевать по нему вечно. Жаль только, что мое сердце этого не понимало. Каждую ночь стоило мне сомкнуть глаза, как он являлся мне во снах. Мне приходилось тысячу раз на дню прогонять мысли о нем.

К тому времени как я влилась в привычный ритм жизни, те несколько задержавшихся в наших краях папарацци смылись обратно в ЛА. Похоже, Джимми начал проходить реабилитацию. Лорен постоянно переключала каналы, как только я входила в комнату, и как я ни старалась, новости долетали до моих ушей, и я была в курсе всего происходящего. Создавалось такое ощущение, что абсолютно все только и делали, что говорили о группе «Стейдж Дайв». Кто-то даже попросил меня поставить автограф на фотографии Дэвида, входившего в здание клиники — руки в карманах, голова опущена. Он выглядел таким одиноким. Несколько раз я даже порывалась набрать его номер. Просто спросить как у него дела. Просто услышать его голос. Ну не глупо ли? Что, если бы я позвонила и трубку сняла Марта?

В любом случае, нервный срыв Джимми для прессы стал более интересной темой, чем я. Моя персона едва удостаивалась упоминания в газетах.

Но окружающие люди, посетители кафе, они сводили меня с ума. Вне рабочего времени я превратилась в настоящую отшельницу. Что тоже имело свои недостатки в виде моего брата, который практически поселился в нашей с Лорен квартире. Чужая любовь вызывала тошноту. Это был доказанный медицинский факт. Клиенты кафе с ярко сияющим в их маленьких глазках любопытством были ничем не лучше.

— Вы ошиблись, — сказала я назойливой посетительнице.

Она окинула меня беглым взглядом.

— Я так не думаю.

Я готова была поспорить на десять баксов, что она клонила к тому, чтобы через меня получить его автограф. Это будет уже восьмая попытка за сегодня. Некоторые приглашали меня к себе домой для интимных отношений, потому что, ну, вы понимаете, я же бывшая подружка рок-звезды. Они наверно думали, что моя вагина теперь чем-то отличается от других. Иногда мне становится очень любопытно, не думали ли они, что у меня на внутренней стороне бедра есть табличка с надписью: «здесь был Дэвид Феррис».

Эта девушка, в отличии от других, не окидывала меня оценивающим взглядом. Нет, она просто хотела автограф.

— Послушай, — сказала она, любопытство превратилось в лесть. – Мне бы никогда и в голову не пришло просить тебя, но просто я очень преданная его поклонница.

— Я ничем не могу вам помочь, извините. Мы кстати закрываемся. Вы будете заказывать? — спросила я с вежливой улыбкой. Сэм гордился бы этой улыбкой, она была настолько фальшивой, насколько это было возможно. Но в моих глазах эта девушка могла прочесть всю правду. Что я была на исходе, и мне честно было на все наплевать. Особенно на все, что касалось Дэвида Ферриса.