— Как же они могут! Ведь это вы жертвы, а не крысы!
— Горожанам так думать неудобно. Они боятся крыс, поэтому предпочитают их жалеть и поддерживать.
— Они думают, что если предадут нас, то их самих крысы не тронут. Идиоты, — с горечью добавил вошедший в гостиную Теодор Башенька. В лапах он держал большой рюкзак.
— Но почему вы не боретесь? Почему не пытаетесь объяснить? — не успокаивалась Берта. — Пойдите к мэру, поговорите с ним!
В ответ Теодор Башенька мрачно усмехнулся.
— Мы ходили к мэру. Он нас не принял. А его заместитель прозрачно намекнул, что нам лучше убраться из города. А мы и без их советов здесь больше ни дня не останемся!
— Ну и правильно! — одобрил Константин. — Незачем вам жить в этой дебильной Вершине! Переезжайте к нам, в Градбург!
— Спасибо за приглашение. Но мы так думаем, хватит с нас звериного общества. Не доверяем мы ему теперь… Так что в горы подадимся, сами пока поживем, без соседей, — последнее слово Теодор произнес с нескрываемым отвращением.
— Не надо так, Теодор, — Ирина осуждающе посмотрела на брата. — Соседей можно понять, они напуганы. К тому же они глядят со стороны и видят, что у нас своя правда, а у крыс — своя.
Это заявление ужасно разозлило Теодора.
— Это ты сама так решила или соседи тебе внушили?
— Ну… Да, это их слова.
— Правда есть только одна! А то, что она у каждого своя, говорит тот, кто не желает вникать в ситуацию, хочет выглядеть чище, выше и мудрее: ах, смотрите, какой я тут, над схваткой, весь из себя справедливый и миролюбивый! А по сути — становится на сторону гадов!
— Но как же ваш дом? — спросила расстроенная лисичка.
— А что дом? Крысам достанется, вместе с погребом и всеми запасами. Пускай подавятся!
— Ну и дела… — покачал головой Константин.
С громким топотом поднялись из погреба остальные члены семейства Башенек. У всех — по рюкзаку, даже у маленького Аркадия.
Константин и Берта вызвались проводить Башенек в горы, и те с радостью согласились.
Когда они добрались до древнего дуба, Папа Башенька сказал:
— Все, друзья, дальше мы сами.
Все принялись суетливо прощаться, самки расплакались, а Аркадий, скинув рюкзачок, прыгал вокруг Константина. Тигренку происходящее казалось забавным приключением, и кот его всячески в этом мнении поддерживал.
Когда Башеньки исчезли из виду, Берта задумчиво произнесла:
— Так странно… С одной стороны, хорошо, что они уходят, ведь Вершина катится в пропасть. А с другой — они же не по своей воле, их вынудили, лишили веры в добрососедство. Вот и не знаю, радоваться или огорчаться.
— Я тоже не знаю, — ответил Константин. — Но знаю, что бы сказал на это Улисс.
— Ты смотри-ка! И что же?
— Ну, во-первых, разумеется, весь свой классический набор про судьбу, который тебе прекрасно известен, так что я его опущу. А во-вторых, он бы сказал, что радоваться или огорчаться — будет понятно только спустя время. О как!
— Да… — с чувством согласилась Берта. — Улисс умен.
— Что значит — Улисс умен? — возмутился Константин. — Это же я догадался, что он бы так сказал!
— Ну-у-у… Ты просто хорошо его знаешь, потому и догадался.
Кот упер лапы в бока и исподлобья поглядел на подругу.
— Твое счастье, Берта, что сейчас март и я в тебя влюблен, а то бы я тебе показал, кто здесь умен и кто кого хорошо знает!
Но лисичка в ответ только рассмеялась, взяла Константина под локоть, и они направились обратно в Вершину…
Глава двадцать четвертая
Величайший из пингвинов
Сыщик Проспер медленно вел смычком по струнам скрипки, глаза его были закрыты. Издаваемые звуки могли бы обратить в паническое бегство целое войско меломанов, но Проспера это не волновало. Обычно он брал в лапы скрипку, когда должен был что-то серьезно обдумать, а не для того, чтобы усладить чей-то слух.
Его помощница Антуанетта в музыкально-мыслительном процессе не участвовала, ее альт покоился в футляре на журнальном столике, а сама лисица нервно листала последний номер «Утренней правды».
Страдальческий вой скрипки оборвался, сыщик опустил смычок и открыл глаза. Помощница посмотрела на него с немым вопросом.
— Нет здесь сокровищ, — сказал Проспер, укладывая инструмент в футляр. — Лис Улисс обвел всех нас вокруг пальца. Отправил по ложному следу, а сам уехал куда-то в другое место. А мы купились как дети, ведь он казался таким честным.
— Но ведь его друзья — здесь, — заметила Антуанетта.
— Да, именно это и усыпило нашу бдительность. А на самом деле, либо он и их обманул, либо специально послал в Вершину, чтобы ни у кого не возникало подозрений.
— Убедительно, мэтр. Но что же теперь делать?
— Для начала — поедем в Градбург. А затем попробуем выйти на след мошенника. Хотя, боюсь, уже поздно. Что ж, если так, то смиримся с неудачей и вернемся домой, утешаясь философскими рассуждениями о бессмысленности и обременительности богатства.
— Я поняла, мэтр. — Антуанетта немедленно позвонила на станцию узнать расписание поездов на Градбург. — Есть только ночью, мэтр.
— Ночью так ночью, — смиренно развел лапы Проспер. — Хорошо хоть, что сегодня. А то эта вакханалия в прессе в честь моей персоны начинает здорово раздражать.
В этот момент раздался громкий стук в дверь. Так уверенно обычно стучат те, кому это положено по службе. Чему немедленно прозвучало подтверждение:
— Откройте, полиция!
Антуанетта послушалась, и в дом ввалились двое патрульных и… Пародия Фугас. За их спинами маячила домовладелица Анна, голосившая:
— Вот и правильно! Давно пора! А еще они задолжали мне квартплату за последние полгода. А лучше за год.
— Что это значит? — нахмурился лис.
— Сыщик Проспер, вам и вашей сообщнице придется пройти с нами! — объявил один из патрульных.
— С какой стати? Предъявите ордер на арест!
— Это не арест. Пока это только задержание — до выяснения обстоятельств.
— Каких еще обстоятельств?
— Которые требуют выяснения. И не пытайтесь сопротивляться!
Проспер повернулся к тигрице и гневно потребовал объяснений:
— Госпожа Фугас, что означает этот цирк?!
— Вы подозреваетесь в антивершинской деятельности, господин Проспер! Это очень тяжкая деятельность, за нее предусмотрены суровые наказания. Советую не усугублять свою вину и пройти с нами — с готовностью и благодарностью!
— А вы-то тут при чем? — удивилась Антуанетта. — Вы же не полицейский!
В ответ Пародия Фугас продемонстрировала удостоверение.
— Контрразведка!
Лисы ахнули.
— Вы? Контрразведка?
— Уведите задержанных! — приказала патрульным Пародия Фугас.
— Так их! — продолжала разоряться Анна. — Это же надо — задолжать квартплату за пять лет!
С разрешения патрульных лисы взяли свои вещи и вышли на улицу, где их ожидал полицейский фургон с решетками на окнах.
Когда они подъезжали к полицейскому участку, задержанные увидели толпу самок, скандирующих у входа в здание «Сво-бо-ду Му-ра-вей-че-ку!». Некоторые из митингующих размахивали самодельными плакатами: «Альфред, мы с тобой!», «Вершина любит тебя!», «Похить меня ради любви!» и «Прости за то, что не уберегли!». Мимо то и дело проносились Деревянные Звери, на которых никто не обращал внимания.
Дверь распахнулась и перед самками появился улыбающийся Альфред Муравейчек.
— Я свободен! — воскликнул он, и толпа восторженно взревела. Многие сразу же бросились к Похитителю за автографами.
— Разойдись! — командовали патрульные, с трудом протискивая задержанных через плотный слой митингующих. Поклонницы Муравейчека узнавали Проспера и считали своим долгом сию же секунду высказать ему все, что о нем думают.
— Оставьте его! — воскликнул с крыльца Похититель, окинув сыщика насмешливым взглядом. — Пускай ответит за свои злодеяния перед законом! А я, так и быть, его прощаю!
Этот широкий жест был по достоинству оценен поклонницами.