— Теперь с вами, батюшка. Вы, надо полагать, человек неглупый и интеллигентный. По основной специальности вы не востребованы, ваш бог в другой метрике остался. Однако вполне можете послужить Родине на подсобных работах. Поступаете в распоряжение профессора. Слушаться его как меня, а меня слушаться как отца — а также сына и святого духа. Аминь.

Олег только головой покачал укоризненно, но пошел за профессором. Отыскал его в полуподвальном помещении, где тот безуспешно пытался запустить дизель-генератор. На лице его застыло выражение глубокой задумчивости, а стартер раз за разом прокручивал движок вхолостую. Олег подошёл и молча открыл топливный кран — не заметить красный рычажок и надпись Fuel Tank было трудно, но профессор был погружён в какие-то мысли. Дизель взревел, затрясся, но вскоре вышел на режим и замолотил ровнее.

— Спасибо… Как вас, забыл, простите?

— Олег.

— Александр Васильевич. Пойдёмте в аппаратную, поможете мне.

Цилиндрическая башня вокзала выглядела внутри, как рубка Галактического Крейсера из «Звёздных войн», — многочисленные пульты и экраны компьютеров, железные шкафы непонятного назначения, стеллажи с электронной аппаратурой. Всё это было тёмным и мёртвым, но профессор быстро щёлкал тумблерами, заставляя панели расцветать огоньками разноцветных индикаторов. Налились светом экраны компьютеров, побежали строчки загрузки, какие-то стрелочки заплясали по шкалам — профессор явно знал, что делал.

— Вы здесь, вижу, не в первый раз? — осторожно поинтересовался Олег.

— Не в первый? — удивился профессор. — Само собой. Да это, собственно, моя разработка… Ну, в значительной части.

— Тогда почему вы сидели в подвале с этими… военными, а не здесь?

— Оперативные силы поделили на несколько групп по числу локализаторов, — он кивнул на железный ящик, который они притащили с собой, — чтобы зафиксировать их в локальной метрике.

— Простите, Александр Васильевич, — сказал Олег, — но я действительно ничего не понимаю. Может быть, вы мне объясните?

— Всё в крайней степени секретно, — сообщил ему профессор, — и это, в целом, правильно. Хотя иногда раздражает.

— Я имею право знать, что происходит!

— Ну что за чушь вы несёте? — профессор грустно улыбнулся. — Вы сами-то себя слышите? Какое ещё «право»? Права личности — это продукт внутренней договорённости социума. И где этот социум? Нет социума — нет прав. Извините.

— Ладно, признаю, ерунду сказал. Но почему бы вам не рассказать хоть что-нибудь? Военная тайна? Но кому я могу её тут выдать?

— Олег, вы взрослый человек и, разумеется, должны понимать, что люди не всегда руководствуются в своём поведении логикой. Скорее даже, они руководствуются ей редко. Особенно, если у них есть какой-нибудь Приказ с большой буквы «П». И если в этом Приказе написано «не допускать распространения» — они будут не допускать, а не раздумывать, насколько это применимо к текущим обстоятельствам. Вам мало уже имеющихся неприятностей? Сидящие внизу люди показались вам недостаточно решительными?

— Вы их боитесь?

— Признаться — да. Опасаюсь. И вам советую.

— Хоть что-то вы можете мне сказать? Что-нибудь? Я же не отстану…

Профессор вздохнул, снял и медленно протёр очки, водрузил их обратно на нос и только после этого ответил:

— Ладно. Один вопрос. Не обещаю, что отвечу, но попытайтесь.

— Хорошо. Это вы устроили? Вот это все — что люди исчезли, что холод, что ночь…

— Да! — перебил его профессор. — Мой ответ — да. Это мы устроили. Тому есть веские причины.

— То есть, вы заранее знали, что так будет?

— Это уже второй вопрос. Но я отвечу: и да, и нет. Да — знали, что будет. Нет, не знали в точности, что так. Планировалось всё несколько иначе. Эксперименты на малых фрагментах оказались не показательны.

— Вы только ещё больше все запутали, — с горечью констатировал Олег.

Профессор пожал плечами:

— Некоторые явления слишком сложны, чтобы рассказать о них в двух словах, а времени у нас мало. Нужно закончить настройку системы, и на это всего несколько часов. Потом будет поздно.

— Поздно для чего?

— Вы не уймётесь? Ладно, давайте так — сейчас вы мне поможете, а потом я вам вкратце обрисую ситуацию. Без секретных подробностей. В общих чертах. Договорились?

— А что мне остаётся?

— Вот и отлично. А теперь вам следует сделать следующее…

Работа Олегу нашлась. Он бегал в подвал бывшего вокзала запускать какой-то совсем уже монструозный генератор, чуть ли ни ядерный реактор — хотя профессор заверил его, что это не так, но священник не уловил разницы, зато разглядел характерные «пропеллеры» знаков радиационной опасности. Следуя инструкциям, которые ему зачитывали по переносной рации, он подключал и отключал рубильники, разматывал кабели с больших катушек, добавляя их к паутине уже развешенных по стенам, перетаскивал и устанавливал в стойки какие-то железные блоки с ручками, которые профессор соединял с другими блоками… Когда прозвучало долгожданное «Всё, закончили!», Олег оглядел результаты их трудов — на его взгляд, помещение стало только больше напоминать лабораторию сбрендившего радиомеханика. Ещё несколько десятков кабелей и ящиков с лампочками. Однако профессор выглядел усталым, но довольным.

— Мы неплохо потрудились, — сказал он, — можно запускать вторую фазу.

— И что случится?

— О, довольно много всего… Полковник! — профессор нажал тангенту рации. — Мы готовы!

Рация затрещала и выдала ответ Карасова:

— Так начинайте уже, какого хрена!

— Полковник, как всегда, вежлив и тактичен, — вздохнул профессор, — но, и правда, пора…

Он что-то набрал на клавиатуре ноутбука и нажал ввод. Комбинация горящих и погасших лампочек на железных ящиках изменилась, где-то загудело, что-то засвистело, запахло озоном. Олег напрягся, ожидая сам не зная чего, но ничего не происходило. Профессор усмехнулся:

— Ждёте спецэффектов? Напрасно, система ещё будет набирать энергию.

— Для чего набирать? Что вообще происходит? — не выдержал Олег.

— Как вам объяснить… Видели когда-нибудь лава-лампу?

— Лава-лампу?

— Модный светильник, символ шестидесятых, сейчас его снова полюбили. Внутри масло и парафин, парафин нагревается от лампочки, от него отделяется такой шарик и медленно всплывает вверх… Довольно красиво.

— Да, понял, о чём вы. И причём тут лава-лампа?

— Вы же спрашивали, что происходит? Ну, вот примерно это. Шарик отделился и поплыл.

— И зачем вам этот… шарик?

— Нас интересует не сам «шарик», а то место, к которому он, поднявшись, прилипнет. Но это, пожалуй, действительно не те секреты, которые вам стоит знать. Шарик в этой аналогии — локальная метрика, в которой мы сейчас находимся. Если оставить её как есть, то энтропия в системе будет быстро расти, пока все процессы не остановятся, поэтому мы спешим начать следующий этап, частичную инклюзию фрагмента.

— А что с людьми, которые были в городе?

— Всё с ними в порядке, не переживайте. Скорее всего, они просто ничего не заметили, максимум ощутили непонятный дискомфорт и испытали лёгкое расстройство восприятия. На окраинах фрагмента — да, возможны некоторые эксцессы за счёт замедления свертки метрики, но это предусмотрено, о них есть, кому позаботиться.

— А почему остался я и… — Олег вовремя оборвал себя, вспомнив, что не хотел рассказывать про Артёма с Борухом, — Я почему тут, а не там?

— Флуктуация, — непонятно сказал ученый, — с высокой долей вероятности, вы имеете некие латентные способности. Находитесь, так сказать, в чуть более интимных отношениях с Мирозданием. Вы как бы на полшага в стороне, вы можете зацепиться там, где другие пройдут, не споткнувшись, да ещё и утащите с собой тех, кто вам близок.

— И что теперь? — спросил Олег, но в голове крутилась фраза «утащите с собой тех, кто вам близок». Неужели Анна погибла из-за того, что он слишком много о ней думал в последние дни?