Алюминиевая герметичная коробка с разъёмом 2РМГ, к ней кабелем в железной оплётке подключён блок приемника-декодера. Есть разъем под кодовую карту — но карта отсутствует. Штыревая антенна выведена к небольшому окошку под крышей. Аккумуляторный блок автономки с преобразователем. Вот, собственно, и всё. Никаких зловещих красных циферок обратного отсчета, как в кино. Ни единой красной лампочки, ничего не мигает и не пульсирует тревожно. Только зелёный индикатор питания светится неярко в полутьме. Трясущимися влажными руками, презирая себя за то, что они такие влажные и трясущиеся, открутил фиксирущую гайку с разъёма. Снизу что-то вопросительно кричали, но у меня от ужаса звенело в ушах, и я ничего не понимал. Вилка сидела плотно, разъём новенький, и мокрые от пота руки соскальзывали. Выдохнул, вытер их об штаны (всё еще сухие, я не совсем безнадёжен), взялся поплотнее — и выдернул. И ничего не случилось.

Ножки мои подкосились, и я сел аккумуляторный ящик.

— Ну что там, что там? — кричали снизу.

Звон в ушах затихал, картинка в глазах прояснялась, но я был мокрый как мышь и не мог набраться сил, чтобы слезть.

— Красный или синий? — крикнул я, не удержавшись.

Внизу воцарилась мёртвая тишина.

— Чего? — осторожно спросил майор секунды через три.

— Шучу, — признался я, — отключил уже. Держите лестницу, я спускаюсь.

— Просто кабель выдернул? — спросила меня Ольга, когда мы вышли из башни, и я присел на платформу, чтобы отдышаться, и с наслаждением закурил, позорно прикурив с третьей попытки.

На отходняке руки дрожали ещё сильнее.

— Да, — ответил я коротко, выпуская дым носом.

Мне было почти уже хорошо. Вот бы грамм сто сейчас…

— А если бы она на отключение сработала?

— А какие у меня были варианты?

Ольга промолчала.

— На самом деле, — объяснил я, — риск был минимальный.

То, что я это понял только сейчас, когда немного успокоился, я говорить не стал.

— Почему?

— Это же не сляпанная террористами бомба из голливудского сериала. Это типовое военное оборудование. Никто не будет делать срабатывание по отключению. Зачем? Чтобы пьяный дембель кирзачом кабель зацепил — и бабах?

— Ну, ты… — покачал головой обиженный за армию майор.

— Утрирую, — согласился я. — Но, в целом, так и есть.

— Всё равно молодец, — Ольга обняла меня и, наклонившись, чмокнула в щеку.

Я помнил, что на самом деле она старуха, как ведьма из сказки, но не отстранился, а обнял её. Поскольку я сидел, а она стояла, обнял удачно, за лучшие места. На ощупь они ничуть не хуже, чем на вид. Кстати, жарко тут как-то стало… И не скажешь, что ноябрь. О, у неё же день рождения скоро! Или такие древние бабки не отмечают? Черт те что в голову лезет, блин.

— Гром один, гром один, — зашипела у неё на ремне рация, — ответь наблюдателю-один.

— Наблюдатель-один, слышу вас, — сказала она в пластмассовую коробочку.

— Колонна встала, повторяю — колонна встала. Разворачивают КШМ, поднимают антенну.

— Вовремя мы, — прокомментировала Анна. Она присела рядом с Борухом, как бы ненароком прислонившись к его крепкому военному плечу. — Точно не смогут теперь взорвать?

— Точно, — заверил я, — исключено.

— Вот и прекрасненько. А поехали им вмажем? — неожиданно возбудилась брюнетка. — У меня три кумулятивных и два термобара остались. А то чего они?

Майор смотрел на неё влюбленными глазами. Ну, или прикидывал, как её ловчее оглушить, связать и сдать психиатру. Но я бы поставил на чувства.

— Гром один, наблюдатель — два.

— На связи.

— Тут что-то летает… — озадаченно сказал голос в рации. — Здоровая такая штука…

— Какая штука? Где летает? — закатила глаза Ольга. — Нормально доложи, второй!

— Звиняюся. Летающий э… Объект. Плоский, квадратный. Размер… не могу точно сказать, не с чем сравнить. Но здоровый, сука! Быстро летит, падла!

— Куда летит, бестолочь?

— К этому, самому, ну…

— По карте!

— В направлении от сектора три к сектору семь! — ответил наблюдатель после паузы. Наверное, в карту смотрел.

— Принято, — встревоженно ответила Ольга.

— Наблюдатель один, — снова сказала рация, — вижу среднюю боевую платформу Комспаса.

— Первый, это точно она?

— Оль, я в обороне маяка стоял, — неформально ответил наблюдатель, — ни с чем не спутаю. У нас прорыв. И по земле за ней движение, пока не вижу, что именно. Но точно не тележка с пряниками.

— Куда идут, Жень, куда они идут?

— Ко мне. Скорее всего, на колонну навелись.

— Принято, наблюдатель один. Оставайтесь на месте, будьте на связи. Только, Жень, не лезь никуда, ладно?

— Закопаюсь как морковка! — ответила рация.

Мы молча уставились на Ольгу. Она вздохнула и сказала:

— Ань, ты, вроде, повоевать хотела?

— Всегда! — радостно ответила Анна.

— Где твоя семья? — участливо спрашивал бородатый водитель, подсаживая меня в салон. — Да вот, сюда, сюда садись, на сиденье.

— Примерно три километра на юго-восток, — ответил я.

Я уже ничего не видел, глаза резало, из них потоком текли слёзы.

— Да нет тут твоего юго-востока, — непонятно ответил второй, — это уже не ваша метрика.

— Пеленг от заправки на магазин. Три румба… примерно тридцать градусов правее. Там увидите крыши посёлка, они над снегом. Возле нашей есть вешка. Ну и дым, наверное, из трубы идёт, теперь его видно будет.

— Моряк что ли? — спросил водитель.

— Бывший.

— Снимай куртку свою, спаришься. Тут тепло в автобусе. Давай я помогу…

В четыре руки меня быстро раздели до свитера, удивляясь моей причудливой подвесной системе с грелками. Потом кто-то наложил мне на глаза плотную повязку.

— Теперь тебе нельзя открывать, — сказал тот, который Степаныч, — а то ещё хуже будет. Ожог ультрафиолетом — поганая вещь.

— Может, ему из аптечки нашей накапать? — спросил водитель.

— Ты что, он же эспээл. Им нельзя до проверки, может, он потенциал. Ничего, походит пока с повязкой, это не смертельно.

Я ничего не понял, но принял ситуацию такой, какая она есть. Снежная слепота обычно проходит, даже если её совсем не лечить. Дня за три. Так что действительно, ничего фатального. Потерплю.

— Не волнуйся… Как там тебя зовут?

— Иван.

— Степаныч я, а это Вовка, наш руль. Ты, Иван, не волнуйся, — я заметил, что, как только мне замотали глаза, со мной стали разговаривать громче, как будто я не ослеп, а оглох, — сейчас заберём твою семью и на базу. Там вам помогут.

Машина зарычала мотором, дёрнулась и плавно поплыла, раскачиваясь, по сугробам. Двое сидели спереди и разговаривали, не обращая на меня внимания. Так и сыпали непонятными терминами, вроде «минимальная метрика», «кривизна локали» и «хронометрический парадокс», однако на учёных похожи не были. Больше на техников-лаборантов. В Заполярье у нас такие на метеостанции приезжали — очки, бороды, умные слова, но на самом деле могли только показания снять и ленту в самописце заменить.

— След видим, — заорал мне Степаныч, — на чём ты тут ехал-то?

— На снегоходе. И не обязательно так кричать, я всё слышу.

— Ну да, ну да, — сказал он потише, но потом заорал снова, — сколько у тебя тут локального времени прошло?

— Локального?

— А, неважно. Сколько дней с тех пор, как началось?

— Недели две. Я мог сбиться на день-другой.

— Понятно. Высокий коэффициент.

Мне ничего понятно не было, но я промолчал, уверенный, что рано или поздно всё разъяснится.

Машина встала, мотор забурчал вхолостую.

— Коричневая крыша из металла, при этом как будто черепичная, да?

— Да.

Он что, металлочерепицу впервые видит?

— Печка топится, значит, будем надеяться, твои в порядке. Вот и дыра вниз, сейчас мы спустимся…