— Вниз, Артём, вниз, ложись! — до меня только сейчас дошло, что мне некоторое время орёт майор.
Я посмотрел в его сторону, увидел вставшую на колено за низким ограждением стены Ольгу, тщательно выцеливающую что-то на площади, увидел его злые жесты рукой, и жёстко затупил. Нет, я бы отпустил пулемет и лёг, но руки отказывались разжиматься.
Время, казалось, растянулось, и в одну секунду вместилась куча событий.
Вот Борух, упав, накрывает голову руками…
Вот Ольга, застыв на долю секунды, выбирает слабину спускового крючка…
Вот из ствола «Вала» вылетает пламя, а из отдёрнувшегося назад затвора — кувыркающаяся гильза…
Вот Ольга, не выпуская из рук автомат, падает набок под защиту кирпичного ограждения стены…
Вот вздрогнула земля…
…В стену как будто ударил с разбегу великан — она покачнулась. Я не слетел во двор чудом, рухнув на самый край стены. Взрыв почувствовал всем телом, как будто ударили огромной, тяжёлой и мягкой кувалдой. В долю секунды окна внутреннего здания превратились в неровные пустые проёмы — стеклопакеты внесло внутрь вместе с рамами. Отделку как будто облизало невидимым шершавым языком, сглаживая углы и вышибая в воздух кирпичную крошку. Последнее, что я успел увидеть — заворачивающиеся вверх швеллера и улетающую с них в зенит новогодним серпантином спираль Бруно — потом взрывная волна сдула к чертям осветительную ракету, и наступила темнота.
Глава 19. Олег
К ночи деятельность в бывшем вокзале стала постепенно затухать. Мехводы заглушили, наконец, рычащие танки и теперь ужинали, сидя вдоль стола в импровизированной казарме. От них шёл крепкий запах соляры, пота и табака, но лёгкий ветерок развеял висящий над путями чад выхлопа, и дышать стало легче. Олег поинтересовался у танкового майора, как они собираются потом заводиться без электричества.
— Пневмопускачи, — пояснил тот, — заведём танки, ими дёрнем маталыги, маталыгами — грузовики… Так и поедем. Всё продумано, не волнуйтесь.
Олег не волновался. По крайней мере, на этот счёт.
Днём часовые докладывали о доносившихся из города выстрелах, но сейчас было тихо. Контрактники, натаскавшись ящиков и обустроив периметр, уже дрыхли, оглашая помещение заливистым храпом и благоухая сохнущими на берцах носками. Профессор периодически выглядывал со своей верхотуры и зачем-то внимательно рассматривал вращающееся в центре зала колесо — к его ноющему однотонному гулу Олег уже притерпелся и перестал замечать, хотя с утра казалось, что от него вибрируют даже зубы. Один раз учёный снизошёл поужинать, но вид при этом имел столь отрешённый, что беспокоить его вопросами священник постеснялся. Полковник Карасов сидел в одиночестве за маленьким столиком в углу и при свете газовой лампы изучал какие-то бумаги. Офицеры сгрудились на перроне перед входом и молча курили, пристально глядя на странное здешнее небо — чуть сероватое и без звезд. Олег буквально физически чувствовал их тревогу. Сам он на их фоне ощущал себя почти аборигеном — портал его пугал, пожалуй, больше. Одно то, что через него туда-сюда шастал непонятный серый человек, внушало желание как-то удалить это сооружение из картины мира. Серого тут называли просто «Куратор», и он вызывал у Олега не то чтобы страх, а оторопь, хотя сформулировать, чем же он так неприятен, священник бы, пожалуй, затруднился. Просто исходящие от него эманации делали невозможным нахождение с ним в одном пространстве. Когда портал выключили и Куратор остался с той стороны, все, кажется, испытали большое облегчение.
Олег собирался уже поискать себе свободную койку и поспать, когда прибежал солдат с внешнего периметра и громко, на весь зал доложил, что в городе слышны звуки боя. Полковник и ещё несколько офицеров поднялись на галерею купола и, с трудом раскрыв присохшие створки окна, стали тревожно всматриваться в ночь.
— Крупняк лупит, пара КПВ, не иначе, — со знанием дела пояснил, прислушавшись, знакомый Олегу танковый майор. — Кто это там воюет, интересно? И с кем?
— А ведь это, батюшка, по направлению судя, как бы не ваша бывшая крепость в осаде, — неожиданно заявил Карасов. — Ваши приятели веселятся?
Олег только плечами пожал. Про Боруха и Артёма он полковнику всё-таки рассказал, решив, что вреда от этого теперь не будет, зато под «дружеский огонь» военных они не попадут.
— Ого, «монки» захлопали, — перебил майор. — Слышите?
Олег не мог разобрать в отдалённом, искажённом зданиями рокоте огневого контакта таких подробностей, но увидел, как контуры крыш неожиданно подсветились ярким белым контражуром.
— Осветительная ракета повисла, — продолжал комментировать танкист. — Серьёзно воюют!
«Бумц», — вдалеке что-то взорвалось так, что стена дрогнула.
— Ничего себе фугас! — прокомментировал кто-то. — Это что, авиабомба рванула?
— Полковник! — закричали снизу. — Часовые фиксируют движение!
После этого всё понеслось так быстро, что потом эта ночь вспоминалась, словно серия сменяющих друг друга слайдов или, скорее, как видеоклип, снятый в модной манере короткой нарезки, когда всё мелькает и ничего не понять…
На улице послышались первые выстрелы. Солдаты только начали прыгать с коек и обуваться, сталкиваясь спросонья в узких проходах, когда одиночные хлопки сменились заполошным автоматным огнём. Его подхватили пулемёты с вышек, молотя длинными очередями. И все только кинулись к узким дверям на платформу, когда огневые точки начали одна за другой замолкать, и в ночи стал слышен чей-то истошный предсмертный крик. Дольше всего — лишнюю минуту, а то и две — продержался крупнокалиберный пулемёт на центральной вышке посреди путей, но вот смолк и он, и Олегу в память врезался стоп-кадр с бледными в свете фонарей лицами и раскрытыми в непонимании глазами растерянных военных.
— Назад, все назад! — заорал, срывая голос, Карасов. — Не открывать двери! Не открывать!
Однако было уже поздно — рвущиеся на помощь часовым солдаты, столпившиеся в узком тамбуре задних дверей, вылетели оттуда в фонтане крови и мяса, как будто попали в промышленную мясорубку. А на их место всунулось ужасное, блестящее от покрывающей её, как свежий лак, алой крови пучеглазое насекомое рыло. Руки-лезвия похожей на богомола твари непрерывно двигались, совершая будто бы случайные движения, и одним из них тварь без малейшего усилия отмахнула голову замешкавшемуся возле дверей танкисту.
,Олег в этот момент видел только оказавшегося в фокусе действия Карасова и потом не мог вспомнить, что же делали остальные. Возможно, так и стояли, застыв от неожиданности и абсурдности происходящего. Возможно, старались организовать оборону. Сам он пятился к стене, даже не пытаясь что-то предпринять хотя бы для спасения своей жизни. Полковник же, широко шагая навстречу твари, размеренно, быстро и метко стрелял в неё из большого чёрного пистолета. Он целился в глаза, но голова инсектоида дёргалась, и пули влеплялись вокруг больших фасеточных гляделок, выбивая фонтанчики чёрной крови, но не останавливали чудовище. Оглушительно грохотали выстрелы, летели на пол гильзы, со звяканьем отлетела пустая обойма. На её замену ушла доля секунды, но тварь успела опомниться и рванулась вперёд, крутя передними конечностями, как обоерукий фехтовальщик — клинками. Она бы снесла полковника, размолов его в фарш, но наперерез ей бросился Кирпич. Отчего-то он не стал стрелять, а со всего размаху врезал по голове инсектоиду деревянным прикладом ручного пулемета. Удар был такой силы, что приклад, отломившись, отлетел в сторону, а чудовище на секунду застыло. Кирпич с разгону врезался в него и, схватив за одно из лезвий-рук, крутанул на излом. Олег поразился его силе — неуязвимое, казалось, существо издало скрежещущий звук, а лапа его громко хрустнула в суставе, теряя подвижность. Однако реакция твари оказалась молниеносной — вторая лапа почти неуловимым движением дёрнулась, протыкая бронежилет Кирпича в районе солнечного сплетения так легко, будто он был из бумаги. Конечность отдёрнулась назад в фонтане алой крови. Кирпич, сложившийся пополам, как перочинный ножик, рухнул на пол, а тварь, шагнув вперёд, получила в глаз пулю от перезарядившегося Карасова, сбилась с шага, пошатнулась, и её новый взмах, вместо того чтобы снести полковнику голову, пришёлся в плечо. Полковник болезненно вскрикнул и отлетел назад. Из разодранного плеча хлынула кровь. Но опомнившиеся военные приняли чудовище сразу в десяток автоматов. Такого потока пуль тварь не выдержала и, дёргаясь, завалилась на пол, истекая чёрной кровью. Однако в сломанную дверь уже ломились новые инсектоиды и, несмотря на шквальный встречный огонь, теряя кровь и куски тел, вваливались внутрь. Казалось, самые страшные раны им нипочём — нашпигованные автоматными пулями, облитые чёрной кровью, они продолжали кидаться на скопившихся в вестибюле вокзала солдат, и каждое соприкосновение с ними было смертельно. Их передние конечности представляли собой идеальное орудие убийства — при тычковом ударе хватательная кисть складывалась в копейный наконечник, а при взмахе твёрдая кромка покрытого чем-то вроде прочного хитина предплечья легко рассекала кевларовую ткань бронежилетов.