Теперь Катька исподтишка толкнула локтем Молодцова.

— Ах, — мечтательно сказала Елизавета Аркадьевна, — мне надо побольше общаться с молодежью. Мой русский язык слишком устарел. «Клевый, торчу»… Прелестно, прелестно. В молодости я тоже любила щегольнуть модным словечком.

— Тетя Лиза, давайте я вам все-таки налью чаю, — вновь предложила Ирина Сергеевна.

— Нет, нет, Ирочка. Я уже убегаю, О'реву-ар, мадемуазель, — послала Горохова-Данилова воздушный поцелуй Катьке. — О'ревуар, месье, — послала она второй воздушный поцелуй мальчишкам. — Я была счастлива с вами познакомиться. Ну все, я улетаю.

И старушка, словно птичка, выпорхнула из комнаты.

— Кха-кха, — громко кашлянул Димка. Это означало, что Катька и Леша должны приступить к слежке. Толстый, который с наслаждением предвкушал, что сейчас он приступит не к слежке, а к пирожным, горестно вздохнул.

Но делать было нечего. Теперь они были не кто-нибудь, а оперативно-следственная группа. Орешкина и Толстиков встали из-за стола.

— Извините, — сказала Катька, — нам надо идти.

— Как «идти»? — растерялась Ирина Сергеевна. — А пирожные, а чай?..

— Придется в другой раз, — чуть ли не со слезами на глазах ответил Леша.

— Ничего не понимаю. Вы же только что пришли?!

— Им действительно надо идти, Ирина Сер-гевна, — сказал Молодцов. — У Леши маленький братик болеет. Ветрянкой.

— Маленький братик, — обалдело повторил Толстый, у которого отродясь не было никаких братьев: ни маленьких, ни больших. — Ветрянкой?..

— И еще свинкой, — прибавил Орешкин, дернув Лешу за штанину.

— Да, да, — сообразил Леша, — ветрянкой и свинкой… А можно мне одно пирожное взять? — вкрадчиво попросил он. — Для больного братика.

— Ну почему же одно? — Ирина Сергеевна упаковала в картонную коробочку три эклера и две корзиночки. — Угости братика. Пускай скорее выздоравливает.

Толстый, светясь от счастья, схватил коробку с пирожными, и они с Катькой пошли к выходу. И в дверях столкнулись с Виглян-ским.

— Вы что, молодежь, уже исчезаете? А я пришел знакомиться. Лика, познакомь меня со своими друзьями, пока они не убежали.

— Рома, Катя, Дима, Леша, — в третий раз протараторила Лика. — А это Георгий Александрович.

— Признавайтесь, кто из вас хотя бы раз ходил на яхте под парусом? — весело спросил Виглянский.

Оказалось, что никто не ходил.

— Лика, а не зачислить ли их в нашу пиратскую команду?

— Зачислить! — воскликнула Лика.

— Слово юнги — закон для капитана. Решено. В следующее воскресенье мы все вместе отправляемся на пиратском бриге бороздить бескрайние просторы Финского залива.

— Гоша, Гоша, — послышался из прихожей голос Елизаветы Аркадьевны, — не забудьте захватить с собой еще одну пиратку. То есть меня.

— Не забудем, тетя Лиза! — крикнул в ответ Виглянский. — Я назначаю вас главным коком!

— Благодарю, мой капитан! Во время нашего плавания я сооружу на камбузе отличное французское блюдо. Пальчики оближете.

— Надеюсь, это блюдо будет не из лягушек?

— Надейтесь, Гоша.

В прихожей стукнула дверь. Горохова-Данилова ушла. Через минуту дверь снова стукнула — ушли Катька с Лешей.

— Гоша, будешь с нами чай пить? — спросила Ирина Сергеевна.

— К сожалению, не могу, Ира. Мне надо срочно в яхт-клуб. Так что я пришел вам сказать, что ухожу.

И Виглянский вышел из комнаты. Димка и Ромка одновременно вскочили.

— Нам пора, — выпалил Димка.

— Да, пора, — выпалил Ромка.

И они ринулись за Виглянским в прихожую.

— Куда же вы, мальчики? — закричала им вслед Ирина Сергеевна. — А пирожные, а чай?..

В прихожей стукнула дверь. Виглянский ушел. Через минуту дверь снова стукнула — ушли Молодцов с Орешкиным.

— Странные у тебя одноклассники, — сказала Ирина Сергеевна дочери. — Очень странные.

— Ну что ты, мама. Нормальные ребята, — ответила Лика. — Давай пить чай. Смотри, сколько у нас пирожных.

И они стали пить чай.

А в это время за ничего не подозревающей Гороховой-Даниловой шли Катька и Леша; а за ничего не подозревающим Виглянским шли Димка и Ромка.

Слежка началась.

Итак, слежка началась. И сразу же закончилась. Во всяком случае, за Виглянским. Потому что он вышел на улицу, сел в свой «мерседес» и укатил.

Мальчишкам только и оставалось, что проводить иномарку прощальным взглядом.

Катьке и Леше повезло больше. Горохова-Данилова пошла на метро. Но поехала не в Эрмитаж, как она говорила, а в Александ-ро-Невскую лавру.

Здесь она отстояла всю службу, а затем подошла к старому священнику, чтобы поцеловать крест, который тот держал в руке. Целуя крест, Елизавета Аркадьевна украдкой сунула в руку священника записочку. Записка мгновенно исчезла в широких складках его церковного облачения.

— Смотри, смотри, — зашептала Орешки-на, — она ему записку дала.

— Ага, — зашептал в ответ Леша. Выйдя из храма, старушка направилась в небольшой скверик при лавре. Там она села на скамейку и, достав из сумки батон, начала кормить голубей.

Где-то через час к ней подошел священник, которому она передавала записку. Он уже был в обычном темном костюме и темной шляпе. Оживленно разговаривая, они пошли к метро. Но поехали не в Мариинский театр (как опять же говорила Елизавета Аркадьевна), а совсем в другую сторону. На Крестовский остров.

На острове они долго бродили по Приморскому парку; еще дольше стояли на берегу Финского залива… И все время о чем-то говорили, говорили, говорили…

Когда стемнело, они вышли из парка и священник проводил Горохову-Данилову до подъезда дома Соломатиных. А Катька с Лешей, закончив слежку, отправились на квартиру Орешкиных. Здесь их ждали Димка с Ромкой.

— Вот, значит, какая у нее «подруга», — сказал Димка, выслушав подробный отчет. — Ясненько. Скорее всего, этот поп — иностранный агент. Может, даже резидент шпионской сети в Питере. А старуха ему в церкви шифровку передала.

— Зачем шифровку в церкви передавать, если они после в парк пошли? — спросила Катька.

— Для конспирации, Катя, для конспирации… Эх, узнать бы, о чем они в парке разговаривали.

— А я теперь точно уверен, что Горохова-Данилова — Буратино! — воскликнул Леша. — Видали, какой у нее нос?!

— При чем тут нос? — не понял Димка.

— Ну, Буратино — это кто?

— Как — кто?

— Ну кто он на самом деле? Ты «Золотой ключик» в детстве читал?

— А-а, — дошло до Димки. — Я совсем и забыл, что Буратино — деревянная кукла с длинным носом.

— Вот именно, с длинным носом, — повторил Леша. — У Гоши нос какой? Картошкой. А у бабки нос длинный и острый. Значит, она — Буратино!

— Железная логика, — рассмеялся Ромка. Однако же дальнейшая слежка нарушила «железную логику» Толстикова. Потому что и Виглянский вел себя очень подозрительно.

Ребятам в конце концов удалось решить проблему с транспортом. За Гошиной тачкой им помогал следить сосед Орешкиных, восемнадцатилетний Вова по кличке Бампер. Вова считался крутым «байкером»; он носил черную кожаную куртку-«косуху», черный платок, повязанный на пиратский манер, и две серьги в одном ухе. Каждую ночь в компании таких же «ночных волков», как и он сам, Вова гонял на мотоцикле по городу.

Но, несмотря на все эти прибамбасы, Вова-Бампер был страстным сладкоежкой и за пять сникерсов в день согласился следить за «мерсом» Виглянского.

Теперь, куда бы Гоша ни ездил, за ним неотступно следовал мотоцикл Бампера, на заднем сиденье которого находились то Димка, то Ромка, то Леша, то Катька (в зависимости от того, чья была очередь следить за Виглян-ским).

И сразу же выяснилось, что Виглянский не всегда ездит в яхт-клуб, когда говорит, что едет в яхт-клуб. Пару раз он ездил в ОВИР1, еще пару раз он заезжал в визовый отдел американского консульства…

А возвращаясь в квартиру Соломатиных, Виглянский каждый раз говорил, что был в яхт-клубе.