— А где ты работаешь?
— В танцевальном клубе.
— Ну, нет, — сказал человек, который был родом из маленького городка. — Я не хочу платить женщине, чтобы она раздевалась.
Тем вечером он сидел в закутке у стены, и высокая чувственная женщина с рыжими волосами подошла и села напротив него. Когда она заговорила, ее голос оказался нежным, как у девочки, а когда он ответил ей, и она заговорила опять, у нее загорелись глаза: она поняла, что перед ней хороший парень. Но, если проявленный к нему интерес как-то и утешил его, он не подал виду и продолжал заказывать себе напитки за семь долларов.
— Вот этот за мой счет, если позволите, — сказала она и повернулась так, что ее груди поднялись параллельно столу. Человек не преминул это заметить.
— Ты бы хотела пойти сегодня ко мне? — спросил он.
Вдруг сделавшись подозрительной, она сказала:
— Я думала, ты не такой, мне так сказал Генри, а теперь ты задаешь мне тот же вопрос, что и все.
— Мне так стыдно, — искренне отозвался он. — Я вовсе не имел в виду ничего такого, просто я не люблю быть один, а ты, судя по всему, хорошая женщина, с которой было бы приятно провести время, даже если просто за разговором.
Ответ показался ей достаточно искренним, ее тронуло, что он был совершенно чужд животных инстинктов; возможно, Генри был прав, Даже ее так называемые «сестрички», с которыми она поспешно советовалась в задней комнате, одобрительно закивали, когда увидели его скромный взгляд, большую часть времени блуждавший по интерьеру клуба.
В квартире было душно из-за жары, и вскоре они уже лежали на его кровати в нижнем белье, и он рассказывал, как вышло, что он овдовел так рано, и это была ложь — он никогда не был женат, и у него только один раз были хоть сколько-нибудь серьезные отношения. Поскольку, когда она в клубе заходила в заднюю комнату, чтобы переодеться в обычную одежду, она заметила, что он совсем не смотрит на танцовщиц, она теперь верила тому, что он говорил, каждому его слову. У женщин есть свои незамысловатые способы отличить хорошего парня от плохого, и ее способ был так же глуп, как и любой другой.
Вскоре она уже делала ему минет; она старалась вовсю, потому что он, казалось, совершенно не получал от этого удовольствия. Когда он уложил ее, то сделал это очень заботливо, с тоскливым выражением лица, и это дало ей еще больше оснований верить ему.
Не прошло и трех недель, как они решили снять себе квартиру и жить вместе, что вызвало между человеком и его соседом некоторое напряжение, пока замена не была найдена.
Они жили тихой жизнью, полной учтивости и предупредительности, поскольку оба испытывали жалость к человеку, и к тому же тот факт, что присутствие этой женщины с рыжими волосами ничуть не смягчало его тоску, вызывал в нем смешанные и противоречивые чувства.
В душе они оба ожидали, что она рано или поздно забеременеет, и когда это, в конце концов, произошло, то не стало большой неожиданностью. Он только погладил ее по руке, когда она лежала возле кровати и плакала о том, что нет денег.
— Мне придется переехать к сестре, — сказала она ему. Она была далеко не в восторге от грядущей жизни: танцовщице с маленьким ребенком явно придется непросто. — Хочешь поехать со мной? — спросила она.
Его очень взволновало это предложение, и он вышел проветриться. Ее сестра жила в небольшом городке с мужем и тремя детьми, а человек, который сам был из провинции, уехал оттуда не от хорошей жизни и всего около года успел провести в городе. Теперь, когда он думал об этом, ему казалось, что не так уж и трудно было заполучить эту женщину с рыжими волосами; и не так сложно найти себе в мегаполисе девушку для приятного времяпрепровождения; он не понимал, почему ему раньше не приходило это в голову. Он ответил отказом, и она сбежала от него со своими чемоданами и слезами.
Но во второй раз найти хорошую девушку оказалось не так просто, и вскоре человеку стало одиноко. Через два месяца ему пришлось подыскать себе соседа, но единственным, кого он смог найти, оказался вонючий юнец со свисавшим во все стороны животом. Такое положение дел заставило человека почувствовать себя еще более одиноким, чем прежде, и однажды в час дня он решил навестить женщину с рыжими волосами. Проходя по пути на вокзал мимо фонтана, он заметил девушку лет восемнадцати, блондинку, которая, как ему показалось, была бы рада компании такого мужчины, как он. Пока тащил ее в парк, он выдрал две трети ее волос.
ПЫШНЫЕ ДАМЫ ПЛЫЛИ ПО НЕБУ, КАК ВОЗДУШНЫЕ ШАРЫ
Аманда Дэвис
Пышные дамы плыли по небу, как воздушные шары.
В тот год мы забывали наши сны и просыпались, растерянно бормоча. В ту весну они скользили на ветру, легко поворачиваясь то так, то эдак. Издали они казались очень милыми, но почему-то я понимала, что это не к добру. Это могло означать только одно: мой бывший дружок снова в городе.
А как же — с Фредом-Везунчиком я столкнулась в тот же день. Провозившись с собаками, шла домой — и вот он, тут как тут, на городской площади, расселся на скамейке и смотрит, как кувыркаются в безоблачном небе пышные дамы. Ты! закричал он вскакивая. С ним не соскучишься.
Сколько лет, сколько зим, ответила я. И не могла оторваться от его глаз. Я повторяла себе: не смей, не смей, но в глубине души понимала, что это только вопрос времени. Глаза у него, как лакрица — блестящие и горькие.
Элоиз! снова позвал Фред, хотя между нами было всего несколько дюймов. Я знал, что ты пойдешь этой дорогой!
Нельзя вот так за здорово живешь взять и влезть обратно в чужую жизнь, хотела сказать я, но выходило только: А. Да. Ну.
Мы постояли пару секунд, разглядывая друг друга и пряча за пазухой намерения. Мои вообще-то спрятать было трудно. Фред, когда он удосужился обратить на меня внимание, оказался невероятным любовником, и с тех пор я чувствовала себя несколько одиноко.
Фред, начала я.
Теперь Джек, сказал он, я поменял имя.
Джек-Везунчик? спросила я. На ушах у меня висела лапша. Из ушей у меня лился утиный соус и сыпался белый рис.
Он кивнул.
Я решил, что больше похож на Джека, чем на Фреда, сказал он и засунул руки поглубже в карманы.
Так оно и есть. Он отдавал должное имени Джек.
Хотя Фреду от тебя многое перепало, я покраснела. Как бы во искупление.
Спасибо, сказал он и улыбнулся.
В этой части все просто. Я привела его домой, зная, что там никого не будет, и приготовила ужин. По пути он говорил, что зря уехал и очень без меня скучал. Я знала, что это пустые слова, пустые крылышки давно разлетевшихся жуков, наперстки, в которые я всегда проигрывала. И все равно я позволила ему коснуться меня. Полегче, сказала я.
У него хватало забот. Бегство было не самой из них тяжелой, полет ни в чем не повинных пышных дам — тоже. Фред не мог себя контролировать. Он был, как говорила моя крестная Флоренс, тридцать три несчастья.
Он — стихийное бедствие, а ты — городок из фургонов, скрежетала Флоренс, прежде чем снова затянуться сигаретой.
Он — зудящая сыпь, прыщ под кожей. Он — зубная боль, а ты — просто онемевшая челюсть, деточка. Выдерни из себя это ничтожество и выбрось куда подальше.
Но я его люблю, сказала я настолько тихо, как только можно было произнести эти слова.
Ох, деточка, вздохнула Флоренс, это-то как раз и хуже всего.
Когда мы познакомились, я была доверчивее. Я только начинала ухаживать за собаками и, помнится, когда Фред заявился в магазин, чтобы меня встретить, подумала: как мило. Я повелась на такого красавца и даже слова не сказала, когда он запустил пуделя Апесонов на самую верхушку росшего перед библиотекой платана или умудрился поднять в воздух аффен-пинчера Хендерсонов да так и оставил его выписывать круги над крышей конуры. Я думала про себя: такой необычный парень, артистическая натура, от меня только и нужно, что сгладить углы. Затем он насадил кота Лорински на фонарный столб и уронил городской автобус на далматина Лоусонов.